XIV
Обещания рушатся, как карточный домик.
Ведь это ты обещал быть честным? Обещал не плакать, когда темнота охватывает твою комнату?
Зачем ты врешь себе? Зачем пытаешься отказаться от своих чувств и эмоций?
Ты знаешь, что это ложь. Самообман. Наглое враньё. И ведь ни кому-то, а самому себе.
Проснись, умоляю. Плачь, смейся и грусти. Никогда не обманывай себя.
Сокджин пропадает. Исчезает без объяснений, даже предупреждений, перестаёт появляться резко совершенно, вызывать улыбку одним своим присутствием. Каждое намджуново «Джин?» остаётся без ответа, уже полюбившегося Кимом охрененного смеха и красивого баса, под которым можно точно плавиться. Шатен не строил надежд, не мечтал, тем более о какой-то там счастливой жизни с парнем, который слишком быстро появился в намджуновой жизни и заставил привязаться. У Намджуна перепады настроения постоянные, вечные мысли себе вред причинить и попытка сделать совершенно что угодно, лишь бы розововолосого увидеть еще раз, успокоиться, что с ним всё хорошо, услышать наконец-то, придёт он ещё или нет и жить.
Жить плохо, совершенно без желания на то, терпеть каждый день, проходящий без привычных «Джун-а, завари мне рамёна», но знал бы по крайней мере, есть ли смысл ждать этого маленького чуда в своей комнате с холодными стенами ещё раз, или нет.
Намджун точно голоса слышит, жаль, шатен хватается руками за голову, накрывает ладонями уши, поджимает к себе коленки и губу кусает нижнюю. Голоса громче, тон выше, ощущение того, что прямо сейчас ворвётся в комнату кто-нибудь и убьет попросту, вот только никого нет.
Из глаз слёзы невольно идти начинают.
Намджун не знает, как назвать это всё, у него нет вообще попросту слов, сил, да и в целом чего-либо, чтобы прекратить это всё. Каждый день становится невыносимым, терпеть невозможно, жить от одной вот этой истерики к другой становится бесящим жутко. Шатен и сам не знает совершенно, что с ним происходит, и как всё это назвать, но предпочитает говорить об этом, как об истериках. А всему виной его недо-друг, который пропал бесследно, и, кажется, что не вернётся никогда.
Проходят года, Намджун всё больше уверяется в том, что его просто кинули, воспользовались и бросили, как ненужную вещь, как сломанную куклу, напрочь забыв всё пережитое вместе. Сколько ночей они не спали, вместе придумывая новую песню для следующего микстейпа Намджуна. Сколько слёз было пролито обоими, когда Намджун победил в своём первом баттле. Сколько хороших воспоминаний, и столько же плохих... Джун этого не забудет. Никогда.
Он просто грустный мальчик, шагающий по улице в поисках своей первой любви. Он просто неудачник, потерявший её так же легко, как и обрёл.
Та встреча на улице заставила сердце Намджуна впервые ёркнуть, за последние 2 года. Он был так потерян, что совершенно не мог понять, как же поступать дальше. Перед ним тупик, но обратного пути для него не существует.
Сокджин — это сладкая боль, разговоры ночью о звёздах и планетах, что до сих пор неизвестны.
«Я натурал», — звучал голос Джина в голове у Намджуна, заставляя его вернуться из своего мира, где он счастлив, обратно. Он постарался выглядеть уверенно, и рассмеявшись, нахально сказал, что тоже, но это была самая большая ложь в его жизни. Намджун давно не натурал, и это он во всём виноват. Джин сделал ему больно, заставил долгое время его искать, страдать, но... Намджун не хочет обрушивать на его тело всю тяжесть своих серьёзных вопросов, ковыряясь в своих незажитых ранах. Он оставит это на потом, теперь Сокджин от него точно никуда не убежит.
Намджун не наступает на одни и те же грабли дважды.
Поздно вечером Намджун возвращается домой и, встав у плиты, варит для себя лапшу быстрого приготовления. От усталости он чувствует всю тяжесть миски, мозг отключён, делает всё на автомате.
Эта тишина давит на Намджуна, хотя, он уже давно привык к этим пустым стенам. Ну, хотя, не такие они уж и пустые. Две картины на одной стене в гостиной, что-то типа пейзажа, Ким слабо в этом разбирается, и ещё один натюрморт на кухне, висящий прямо за Намджуном. Вода начала булькать, и мужчина, разломав сухую лапшу, бросил её в воду. Неожиданно раздался телефонный звонок, и Намджун быстро поднял трубку, ставя телефон между ухом и плечом, вытирая мокрые руки о полотенце.
— Намджун... Юонг... Юнги... Авария... Больница Седжон... Приезжай... — раздался дрожащий голос Сокджина в трубке. А Намджун знает этот голос, Джин на грани того, чтобы разрыдаться.
***
— Вам сюда нельзя! — Медсестра преградила путь Джину и выставила вперёд руки, пытаясь задержать его.
— Отойди! — Рычит Ким, и грубо схватив запястье девушки, отшвырнул в сторону. И если бы не подоспевший медбрат, то медсестра бы стукнулась головой о стол.
— Успокойся! От того, что ты ворвешься туда, это ничем не поможет! Ты только усугубишь ситуацию, мешая врачам! Если ты начнешь отвлекать их своими соплями, то операция пойдет под откос и тогда уже точно никто не сможет помочь! Ты чуть девушку не убил! — медбрат встряхнул Кима за плечи, но тот скинул небрежно чужие руки и поморщился.
— Ты меня никогда не поймешь! Я... Виноват перед ними обоими! Я должен их увидеть!
— Ведешь себя отвратительно, ты должен прижать свой зад у этой двери, не жрать, не спать, но ждать, А ты ничего не видишь на своем пути, даже чуть человека не убил! Если тебе они дороги, то сука, сядь и жди! Ты ничего не сможешь сделать сейчас! — медбрат выплюнул эти слова, и схватив Джина за плечо, с силой усадил на стул.
- ...Я просто напуган... — дрожащим голосом произнес Ким.
— Знаю... — сказал более спокойно мужчина и сел рядом. — Я тоже потерял дорогого мне человека, и я понимаю твои чувства... Но сейчас ты им ничем не поможешь, поэтому твоя задача — просто ждать.
Намджун увидел вдали Джина и направился к нему. Зная его мягкую натуру, младший Ким ожидал слёз и истерики, но ничего такого не наблюдалось. Джин просто сидел, опустив голову, изредка всхлипывал. Только потом мужчина заметил сидящего рядом с розововолосым собеседника в лице какого-то медбрата, а ещё медсестра сидела неподалёку и пила кофе.
— Пиздец, а не работа... — бормотала она, бросая косые взгляды на старшего Кима.
Намджун хочет напасть на Джина и врачей с расспросами, хотел попросить, чтобы ему всё объяснили, но он боялся нарушить эту гробовую тишину с тихим бормотанием медсестры. Он просто сел рядом с Джином и обнял его. Крепко, так, как всегда мечтал, с жаром, показывая ему всю свою любовь, обнажая перед ним душу. А Джин обнимает в ответ также крепко, хватаясь за его плечи и сжимая их, слушая сердцебиение младшего, и изредка вытирая накатившиеся слёзы о его рубашку.
— Я всегда буду рядом. — шепчет на ушко Намджун, и чувствует, как все тело хёна напряглось.
— Я тоже.
Неожиданно вышел один врач, держа в руках пару бумаг, встал перед массивной дверью, ища глазами близких друзей и родственников пострадавших.
— Как они, доктор? — первый вскочил с места Джин, увидя врача.
— К сожалению... — Намджун и Джин перестали дышать. Время тянулось непозволительно долго, казалось, что все как в замедленной съемке.
Наверное, над Намджуном и Джином подшутили высшие силы — заставили проходить раз за разом все круги Ада, осыпаться и вновь собираться, чтобы вот так шагать в сторону очередного испытания, или может, уже и погибели. — Мы спасли только одного. Мин Юнги восстанавливается после операции, он будет лежать в 103 палате.
Секунда... Две... Три... Джин срывается, плачет: громко, навзрыд, заливается слезами, скулит, как побитый щенок. Сознание простреливает болью. И только Намджун, крепко обнимающий, может его сейчас понять. Он сам вытирает слёзы, скопившиеся на уголках глаз, старается успокоить старшего. Намджуну нисколечко не легче. Он готов хоть сейчас разрыдаться у всех на глазах, вот только не может позволить себе этого. Он должен быть опорой для Джина, успокаивать его, а не наоборот.
Из операционной вывезли двух людей: один мёртв, другой остался жив, но сердце у живого разбито вдребезги. Тело Юонга холодное, а у Юнги через чур бледное. Глаза у обоих закрыты, и лишь тихое дыхание Мина доказывает то, что он жив. Одного увезли в другое крыло больницы, а другого в палату на втором этаже. Один будет жить на Земле, а другой будет следить за всеми с Небес.
— Тщ-щ, тихо, хён, тихо... — поворачивая его лицом к себе, шепчет Намджун, стирая бешеный поток слёз с лица старшего. — прошу тебя, не плачь.
— Хотите мы дадим ему успокоительное, а то он больно у вас нервный. — спросила медсестра, как на зло, вспоминая недавний инцидент.
— Нет, спасибо. — Намджун продолжил успокаивать своего хёна, поглаживая по спине и шепча какие-то слова, которые он уже сам толком разобрать не может. Просто несёт бред.
— Я люблю тебя, хён... Всегда любил... Прошу тебя, ради всего святого, не плачь.
Джин потихоньку начинает успокаиваться, бросает свою голову на плечо старшего. Держит его за руку крепко, переплетает его пальцы со своими и больше не плачет. Слёзы больше не текут градом из его прекрасных глаз.
— Это правда?.. — тихо задал вопрос Сокджин. Сердце его бьётся бешено, сильнее сжимает его руку.
— Что именно?..
— Что ты любишь меня.
Намджун громко вздыхает и кивает головой. А у Джина и так был ураган чувств внутри, так и продолжается.
Он кладёт свою голову на плечо Намджуна и еле заметно улыбается.
Они решили создать историю, в которой будут жить вечно. Чтобы плакали не от боли, а от счастья. Решили создать повесть со счастливым концом. Они будут все вместе. Втроём. И больше никто не умрёт. Разведут вокруг пальца саму судьбу, запасутся удачей и будут шагать по дороге, получая благословение Солнца и Луны.
— Мин Юнги очнулся. Вы можете его навестить. Только недолго. — сказал тот самый медбрат, держа в руках планшет.
— Спасибо. — Джин встал с места, и взяв под руку Намджуна, направился в палату под номером «103».
Джин исполнит последнее желание Юонга: он всегда будет для Юнги опорой, всегда будет рядом.
«Ты говорил, чтобы я пробовал всё начать снова, твои руки меня так крепко обнимают, и я не говорю тебе ни слова, ты же и так знаешь,
что мёртвые птицы никогда не взлетают.»