VII
*10 лет назад*
— Иногда я жалуюсь на свою боль. Иногда я кричу от боли. А иногда мне так больно, что у меня нет сил ни жаловаться, ни ненавидеть, ни кричать. А со стороны говорят: «Посмотрите, как невозмутим и равнодушен этот человек».
— А теперь, мой хороший, пойми такую очень важную вещь. Никто не видит твоей боли, твоих страданий, но все видят твои ошибки. Людям всегда будет плевать на твою душу, они будут определять тебя по цвету кожи, по одежде, по ориентации, по цвету волос и наличию татуировок. Людям всегда будет всё равно на твои действительно сложные проблемы. Я ведь знаю, как тебе сложно. Но они будут считать, что с тобой всё хорошо и ты просто хочешь, чтобы тебя пожалели. Люди будут говорить, что ты можешь им доверять, но не ведись на это. Они подведут. Я знаю точно. Они не умеют хранить тайны и держать свои болтливые языки за зубами. Каждый раз, когда ты попытаешься помочь кому-то, он оттолкнёт твою помощь, он не станет слушать тебя, несмотря на то, что он сам попросил помочь. Людям будет всё равно, если ты будешь идти по улице в слезах или же разбитый в кровь. Каждый сделает вид, что не заметил тебя. Они брезгуют подойти и спросить, что произошло. Но в этом правиле есть исключения. Семья и самые близкие друзья, пережившие с тобой все сложности этого мира. Они будут рядом. Не обращай внимание на посторонних, второстепенных персонажей. Эти люди не достойны твоего внимания.
— А у вас что случилось? — спросил Юнги, дрожащей рукой держа стакан с соджу.
— На моих глазах моя дочь совершила самоубийство. — незнакомый мужчина сделал большой глоток и глянул на парня, в ожидании его рассказа.
— А у меня... Мой любимый человек... умер у меня на глазах... Акх... Мы ругались с ним в машине, и он случайно съехал на обочину. Как жаль, что смерть забрала его, а не меня.
— Слушай, ты должен быть счастлив, что судьба разрешила тебе пожить ещё немного. Ты ещё слишком молод, чтобы думать о смерти. Сколько тебе? 15? 16? — мужчина улыбнулся и его глаза стали похожи на маленькие щёлочки.
— 19.
— Ты много страдал, но такова жизнь. После чёрной полосы всегда последует белая. Ты должен помнить, что в этом мире ты не один. Ну, а если ты так будешь думать, то помни, что в баре на главной улице ты встретил доброго дядюшку, который молится за твою жизнь и за упокоение души его дочери. Ты никогда не будешь один.
— Спасибо. — Юнги грустно улыбнулся, и положив опустошённый бокал на барную стойку, вышел из бара с улыбкой на лице. Может, этот мужчина зажёг маленький огонёк в его сердце. На улице холодная осень. Шаловливый ветер пробирается под его простую футболку, заставляя тело покрываться сотнями тысяч мурашек. Мин дошёл до моста и встал на самом краю. Пьяное тело пытается держать равновесие, но ветер пытается столкнуть его. Но неожиданно зазвонил его телефон и Юнги, не став даже смотреть на экран, сбросил вызов. Секунда, и прыжок... Нет, Юнги не может. Не может заставить себя. Звонки стали настойчивее и Юнги не выдержал.
— Чего?
— Юнги, дорогой, мы ждём тебя на ужин. — сказал ласково Сокджин. — На улице очень холодно, почему ты не захватил с собой куртку? Я и Джун волнуемся за тебя... Давай скорее домой, я утку приготовил.
А у Юнги слёзы скатываются. Вот, что до него хотел донести тот мужчина в баре. Юнги не одинок. У него есть верные друзья, семья в конце-то концов. Вот только Юнги не звонит своей маме совсем, а она, наверное, волнуется за сына.
— Алё, мам... — выдавил из себя эти слова Мин.
— Сыночек, как ты поживаешь? Это что, ветер так в трубку бьёт? Господи, сынок, беги домой, заболеешь ещё. Твой дядюшка скоро приедет в Сеул. Я отправлю с ним много-много контейнеров с едой для тебя. Ты так усердно учишься, совсем времени у моего сыночка нет.
— Мам, не стоит... — Юнги прикрывает рот, чтобы сдержать всхлипы.
— Стоит, сынок. И помни, я всегда буду любить тебя.
Он слез оттуда и поднял голову к небу. Он кажется себе таким жалким, что слезы скапливаются в уголках глаз, а грудную клетку сдавливает болью. Юнги выключает телефон и смеётся сквозь слёзы. Смеётся над своей глупостью.
Он так облажался.
Юнги поднимает лицо к тяжелому небу, позволяя каплям дождя заливать его лицо, как в каких-то дешевых мелодрамах. И смеется, смеется так громко и безнадежно, что в какой-то момент, вдруг, замолкает и пялится на машины справа, которые отчаянно сигналят ему, требуя уйти с дороги. Юнги извиняется и идет к собственной машине, плюхается мокрой задницей на сидение и смотрит в боковое зеркало, замечая у себя на лице дебильную счастливую улыбку.
Жизнь на этом не заканчивается. Он идёт домой. К друзьям. К родным.
***
— Хён, давай сходим на свидание? — сказал Хосок, поедая свой завтрак. — Сегодня отличная погода, я хочу погулять с тобой.
— Да, давай сходим. Куда ты хочешь? — спросил Юнги, не отрываясь от своего телефона.
— Я хочу сходить на футбол с тобой. Сегодня будет матч «Зенит — ЦСКА». Я выиграл два билета.
— Зенит? — переспросил Юнги. — Конечно да! Это же «Зенит»!
— Иногда мне кажется, что ты любишь свой «Зенит» больше, чем меня...
— Нет, ты что, есть же ещё «Спартак»... — Юнги смеётся, а Хосок дуется. — Ну я же пошутил. Ты намного важней этого футбола. Честно...
Хосок продолжает активно набирать за обе щеки, а Юнги переписывается по телефону, иногда отвлекаясь на еду.
— Кто пишет? — спросил Хосок, отпивая свой чай.
— Мама. Ты только послушай! — Мин включает голосовое сообщение и по всей кухне раздаётся голос матери Юнги.
— «Сынок, ты хорошо питаешься? Нет, значит буду отправлять тебе еду в два раза больше! Ты ушёл из школы? А я тебе уже второй год твердила, что школа — это Ад. И не только для учеников, но и для учителей! Кстати, сынок, когда ты познакомишь меня со своим парнем?! Надеюсь, он будет такой же милашкой, как и тот тот прошлый... Эххх, жалко было паренька... Но не суть! Короче, сладкий, я могу погостить у тебя пару денёчков? Я хочу поглядеть, как ты живёшь! Сын-а, не забывай про мать! Я всегда волнуюсь за тебя! И деньги, которые ты мне отправил... Я их отослала обратно! Ты, что, думаешь, что я не могу обеспечить себя? Совсем совесть потерял? Ладно, сыночек, я побежала готовить пирог... Твой любимый кстати — мясной. И его я тоже отправлю тебе по дяде-почте. Я люблю тебя.»
— Фига у тебя мама активная... — проговорил Хосок, вытирая слёзы смеха.
— И не говори. Вы поладите, я уверен. — Юнги выключил телефон, и принялся уже нормально поедать свою немного остывшую еду. — Моя мама — нечто.
— Почему ты не говорил мне, что любишь мясной пирог?! — возмутился Хосок, скрестив руки у себя на груди, и приняв злое выражение лица. — Я бы мог приготовить его. Почему ты мне не сказал?
— Хосок, пожалуйста... — Юнги не может пить свой кофе сквозь смех. — Скоро 14 августа. Я решил, что мы пойдём на пикник, и я хочу, чтобы ты украсил этот день не только своим присутствием, но и пирогом.
— Если он тебе не понравится, говори сразу. Я выброшу его в мусорное ведро.
— Ну, во-первых, мясной пирог — святое, поэтому ты его не выбросишь. Во-вторых твои руки не смогут приготовить ничего отвратительного. И в-третьих, когда моя мама приедет, она обязательно даст тебе наш семейный рецепт и поможет тебе в готовке.
— Жду не дождусь. — мило улыбнулся Хоби, допивая свой остывший чай.
Хосок не может спросить про бывшего Юнги, но хочется-то как. Он сгорает от любопытства. Каким он был? Красивым? Скорее всего. Высоким? Возможно... Но он не узнает наверняка, если не спросит напрямую. Хосок хотел бы спросить, насколько сильно тот его любил. Может их отношения...это для того, чтобы забыть его?.. Нет, Хоби отказывается думать об этом.
— Юнги, а каким был твой бывший парень. — неожиданно для обоих спросил Хосок. Мин выронил пустую чашку из рук, и благо, что она не разбилась. Хосок моментально пожалел о своих словах, но назад их не вернуть.
— Что ты хочешь знать...
— Каким он был?.. Что с ним произошло?..
— Он... был замечательным. — сказал Юнги и опустил глаза. — Он был старше меня на 6 лет, когда мы начали встречаться. Я заканчивал школу, а он колледж. Он был тем ещё алкоголиком. — Юнги усмехнулся. — Но он погиб в аварии. В машине нас было двое... Мы с ним ругались, и он не смотрел на дорогу. ДТП унесло его жизнь, и он бросил меня.
— Прости... — Хосок не знал, что сказать.
— Ничего. В каждом из нас есть неугомонное детское любопытство. Теперь твоя очередь. Расскажи о своей семье. Я ведь почти ничего не знаю. Ты ничего не рассказываешь, если тебя не спросить.
— Ну... мои родители бросили меня, когда я был совсем маленьким, и опеку надо мной взяли мои дядя с тётей. — Хосок заметно помрачнел.
— Ясно. — Юнги убирает со стола. — Don't cry-y-y-y mersy-y-y-y, — неожиданно громко прокряхтел-заорал-завизжал, но никак не запел Юнги. И грусть как рукой сняло. Хосок угорает, потому что это его любимая песня. И ещё он угорает, потому что старший совсем не умеет петь и фальшивит безумно. И Юнги смеётся, потому что смеётся Хосок. Потому что он сделал всё, что хотел. Он поднял настроение Хоби, и тот больше не грустит. А-а-а-а-а-... — беря высокую ноту закричал Юнги, а у Хосока истерика. — Don't cry-y mersy-y...
