★34 глава★
В глазах Вани что-то блеснуло. Слёзы? Он схватил рюкзак и, со всей дури хлопнув дверью, выбежал из класса. Я спрятала лицо в ладони. Сердце сжалось. Да, всего этого он не заслужил. Но я тоже же не за служила ту боль, которая причинила мне его папа! Душа ныла, хотелось выбеливать. Я сорвалась с места, прихватила сумку и шуганула из школы. Снова проснулось то фиговое «плохое предчувствие»: он же говорил про «сигануть с крыши»... Это только глупые слова. Или нет?
Моё «Я» раскололось пополам: одна Т/и переживала за Ваню, любила его, а другая – ненавидела. Я вбежала в подъезд и пару секунд колебалась над тем, куда мне – домой или на крышу?
...Я сразу увидела его. Стоял спиной ко мне, на самом краю крыши, смотрел вниз.
— Ва-а-а-аня!!! — заорала без ума, хватаясь от страха за голову.
Вероятно, этот резкий оклик напугал его. Он встрепенулся, резко повернулся ко мне, подскользнулся, замахал руками, пытаясь удержать равновесие, зашатался и... сорвался вниз. Всё это продолжалось мгновение. Я бросилась за ним, но не успела. Ваня пропал. Я перестала дышать, побежала по лестнице вниз, забыв о лифте. Летела, падала, поднималась, пока не очутилась на первом. Выбежала из подъезда и сразу увидела его. Ваня лежал в огромной сугробе, полуприсыпанный снегом, около него уже было несколько человек. Рванула к нему, но кто-то схватил за рукав.
— Ты что, с ума сошла, не трогай. Нельзя трогать, потому что если поврежден позвоночник... Скорая уже едет.
Отчаяние не давало дышать. А дальше всё в тумане: сирена, люди в белых халатах, кто то держит меня за руку, не пускает к Ване, кто обнимает за плечи и ведет куда-то. Понимаю, что это дедушка, плачу, меня что-то спрашивают, а я не могу говорить – язык отнял. Мне пробуют дать какие-то таблетки, но истерика только усиливается. В конце концов мама вызвала скорую, мне сделали укол, и я заснула.
Не знаю, через какое время проснулась.
— Доченька, Т/ишечка, как ты? — мама увидела, что я открыла глаза.
— Ваня жив? — спросила, испугавшись, что ответ будет таким, какого не смогу выдержать.
— Жив, но в тяжелом состоянии. В реанимации. Повезло, что упал на провода. Ветки деревьев, кусты, снежные заносы немного смягчили падение.
— Ма... Это я виновата.
— Не говори так, — успокаивала она, поглаживая меня по голове.
— Ты не понимаешь. Он упал из-за меня...
На одном дыхании выдала ей всю правду о крыше, о Коле и Сергее, об обрезанных косах и лапанье моей груди, о том, как меня чуть не изнасиловали и как я полюбила Ваню, а потом подтолкнула его к тому, что случилось. Мама не могла поверить, плакала, хитая головой
— Боже мой, моя бедняжка, — обнимала. — Как не заметила всего этого. Была зациклена только на себе а ты.. Прости, прости меня. Мы всё поправим.
А я понимала, что ничего исправить не удастся. Лучше бы прыгнула за Ваней. Не хочу жить, не хотелось думать. Вот если бы вернуть всё назад. Но как?
***
В сети разлетелась новость о Ване, и вся школа в разных мессенджерах обсасывала эту траредию. Все осуждали меня. Что говорить... Я сама себя ненавидела. На этот раз каждое отвратительное слово было заслужено и точным.
На следующий день мы с мамой поехали в больницу к Ване. У входа в реанимальное отлеление сидел его отец. Он плакал. Горько, молча, по-мужскому. Я достигла своего: отплатила ему, сделала так, чтоб следак страдал, но всё это принесло пустоту. И горькое чувство вины.
— Добрый день. Скажите, пожалуйста, как Ваня?
Мужчина глотнул воздух, пытаясь успокоиться, посмотрел в нашу сторону невидящими глазами.
— В реанимации. Черепно-мозговая травма, внутреннее кровотечение, разорванная селезенка, поврежден хребет, — он говорил так, будто читал протокол: монотонно, отстраненно, только голос дрожал и срывался.
Кажется, он даже не видел или не на нас. Ярости к нему уже не было, робко проникла жалость. Когда в нашу квартиру ворвались какие то люди я арестовали папу, мне казалось, что ничего худшего быть не может. Как же я ошибалась!
Вернувшись домой, свернулась клубочкой на диване и пролежала весь день. Мама куда-то поехала, а возле меня сидел дедушка, пытаясь утешить.
— Не плачь... Всё наладится, вот увидишь. Пацан будет жить. Придёт в себя – поговорите.
— Он не простит меня. Такое нельзя простить.
— Всё можно простить, всё... Только нужно время.
Мама вернулась домой и сразу сообщила:
— Всё, с понедельника возвращаешься в лицей.
— Как? — мои глаза округлились.
— Продала обручальное кольцо с бриллиантом, взяла кредит и оплатила всё до конца года. Дальше разберёмся. Директор пошёл навстречу, так что в эту дурацкую школу ты никогда больше ни ногой.
— Мам, твоё кольцо...
— Не хочу ничего слышать — перебила. — Надо было это сделать сразу. Не знаю, чем я думала.
Я так долго мечтала о возвращении в лицей, а теперь было совсем безразлично. На следующий день опять поехала в больницу. Ваня пришёл в себя, но к нему не пускали. Хотела передать ему хотя бы записку, но нарвалась на сердитое врачево:
продолжение следует...