Сорочинская ярмарка. Часть IX
- Слышишь, Влас, - говорил, приподнявшись ночью, один из толпы спавшего на улице народа, - возле нас кто-то помянул черта!
- Мне какое дело! - проворчал, потягиваясь, лежавший возле него цыган, - хоть бы и всех своих родичей помянул.
- Но ведь так закричал, как будто давят его!
- Мало ли чего человек не соврет спросонья!
- Воля твоя, хоть посмотреть нужно; а выруби-ка огня!
Другой цыган, ворча про себя, поднялся на ноги, два раза осветил себя искрами, будто молниями, раздул губами трут и, с каганцом в руках, обыкновенною малороссийскою светильнею, состоящею из разбитого черепка, налитого бараньим жиром, отправился, освещая дорогу.
- Стой! здесь лежит что-то; свети сюда!
Тут пристало к ним еще несколько человек.
- Что лежит, Влас?
- Так, как будто бы два человека: один наверху, другой нанизу; который из них черт, уже и не распознаю!
- А кто наверху?
- Баба!
- Ну вот, это ж то и есть черт!
Всеобщий хохот разбудил почти всю улицу.
- Баба взлезла на человека; ну, верно, баба эта знает, как ездить! - говорил один из окружавшей толпы.
- Смотрите, братцы! - говорил другой, поднимая черепок из горшка, которого одна только уцелевшая половина держалась на голове Черевика, - какую шапку надел на себя этот добрый молодец!
Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопия и его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго глядели в ужасе неподвижными глазами на смуглые лица цыган: озаряясь светом, неверно и трепетно горевшим, они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи.