Ебучая математика!

/в данной главе присутствуют сцены жестокости/

Зимнее солнце светит в голубые глаза, заставляя жмуриться. Декабрьский ветер дует в спину, принуждая натянуть капюшон куртки. Снег хрустит под обувью, небо тёмно-синее, полвосьмого, к первому уроку.
— А тебя тоже в детстве пиздили? — Коломиец начинает разговор. Максим кивает, всё так же не поднимая взгляд.
— А чем самым больным? Ну всмысле… Чем больнее всего?
— Не помню уже, блять. Вроде, проводом от зарядки, — уже подходя к школе, говорит он.
— Ебааать! А по чему? — удивленно вскрикивает Денис.
— По ногам. Я, короче, в тринадцать пацана отпиздил на рамсе, и мне уголовку хотели впаять. Ну, родителям. И вот за это, — Шабанов открыл дверь в школу, пропуская блондина.
— Нихуя! Это рамс, который с драным? — Коломиец сразу вспоминает парня с параллели.
— Ага, — хмыкает он, — Я тебя ещё тогда звал же, помнишь?
— Даа… Бля, так ахуенно было в седьмом классе. Одна халява была, а сейчас зубрить надо, — уже сняв верхнюю одежду, он прошел на второй этаж, усаживаясь на пол рядом с кабинетом.
— Мне что в седьмом, что сейчас похуй, — усмехнулся Макс.
— Тебя-то понятно. Тебя не шманают за то, что ты говоришь так при родителях?
— Как? — понимающе посмотрел Шабанов.
— Ну… Блять, я не знаю, как объяснить.
***
Складной ножик разложен пару секунд назад и уже прижат к шее Шабанова. Тот лишь усмехается, в глазах шатена мелькает злость, стоит чуть сильнее нажать, как нож впивается в кожу, течёт маленькая струйка крови. Тот всё так же нахально улыбается, даже не пытаясь выбраться или хотя бы отдёрнуть руку Ильи, в которой нож.
— Даже ссаться меня перестал? — говорит он всё так же с ухмылкой.
— Я и не ссался. Или тебе напомнить, кто вытаскивал тебя из того говна, в которое ты вляпался два года назад? — шипит Коряков.
— Фильтруй базар, это в прошлом, — усмешка резко пропадает с его лица.
— Для меня нет. Или напомнить декабрь восьмого класса? — он смотрит мутно, с прищуром, перед глазами размыто.
— Мне напомнить, кто тебя не раз из пизделовок за твой кривой базар спасал? Харе выёбываться, придурок. У меня, так-то, тоже дохуя на тебя компромата, — зубы проскрипели от злости.
— Не ебёт, — Светловолосый вынул из кармана ножик и пихнул в руки Илье, а спустя пару секунд и вовсе вышел из туалета и пошел на второй урок, а Илья так и остался стоять в растерянности с ножом в руке.
***
— Блять, мне так в пизду идти на биологию. Ты бы знал просто, — вздыхает Илья.
— Пиздец. Может, пойдёшь всё-таки? — Кашин дописывает что-то в журнале и закрывает его.
— Да нахуй надо.
— Кстати, — рыжеволосый пишет что-то на уже и так исписанном листе А4, — откуда у тебя нож?
— Тебе Макс настучал, да? — Коряков нервно поджал губы, Данила ничего не отвечает, лишь смотрит, чуть улыбаясь.
— Ссыкло ебанное, — усмехается Илья.
— Может, ответишь, откуда у тебя ножик? — поправляя волосы, говорит Кашин.
— Не-а. И вообще, он сам виноват, пускай скажет ещё спасибо, что я ему горло не перерезал! — воскликнул шатен.
— Что? Это не он сказал. Харе хуйнёй всякой маяться, допиздишься ведь, как и тогда, — напоминает он о случае месяц назад.
— Да всё равно мне уже. Всё равно последний год учусь и съебу от этих недоумков, — недовольно закатывает он глаза.
— А ты у нас дохуя умный, — усмехается старший.
— Вот, да! Я один умный, а они все умственно отста… — подхватывает Коряков, но Данила резко встаёт.
— Самооценка, как я вижу, у тебя не страдает.
Тот ещё раз так же недовольно закатывает глаза:
— Ой, всё. Отстань, — Илья берёт портфель и накидывает на плечо.
— Так ты же проебать хотел? — вопросительно смотрит Кашин ему вслед.
— Уже не хочу! — доносится крик из коридора.
***
Пятнадцатое декабря, ёбанная пятница. "Какой долбоёб делает две контрольных в один день?" — по русскому и физике.
— Ты же дашь ответы? — стоял Илья над Кашиным уже пару минут, вглядываясь в его писанину в журнале.
— Нет. Сам решай, — прошипел он, скидывая со своей шеи руки Корякова.
— Эй! Ну почему?.. Пожалуйста! — младший и вправду расстроился. В его планы не входило выпрашивать ответы всю перемену и узнавать, почему Данила их просто так, как обычно, не даёт.
— Даже не знаю… — произнес он с сарказмом.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста! — хныкал он, проебать было никак нельзя, отец был дома, навешал бы пиздюлей.
— Я сказал нет, ты не понимаешь, или что? — проворчал старший и вновь уткнулся в бумаги.
— А… Ну ладно, — Илья знал, что спишет.
***
В помещении пахнет алкоголем, чем-то явно не очень приятным и ещё чем-то… Химозным? Да, наверно. Пара сообщений от Шабанова пришла минут пятнадцать назад, но за такое время вся лестничная клетка успела знатно пропахнуть этой хуйнёй.
— Эй, блять? — Илья аккуратно проходит к Максиму, тряся уже за плечи.
— Вставай! Тебе нужно домой! — но тот всё так же не просыпался, "чё за хуйня?" — мелькает в его мыслях, и он понимает, что не уйдёт оттуда, пока одноклассник не проснётся.
***
Двадцатое декабря. Совсем скоро новый год, но Илье как-то почему-то… Всё равно? Прошлые года он радовался этому, но сейчас почему-то стало слишком уж похуй.
Коридор был заполнен семиклассниками и шестиклассниками, всего 2-3 класса. В коридоре стоял шум, но Корякову было совсем не до этого. Очередное сообщение непонятно от кого в телефоне, но краем уха слышны разговоры семиклассников, что гораздо интереснее гаджета. Он аккуратно убирает в карман телефон и поворачивается к семикласснику, зажимающему к стенке коридора какую-то девочку.
Рядом с Ильёй стоял Кашин, в какой раз его назначили дежурным. Шатен чуть придвинулся к паре, начиная подслушивать разговор. Но из-за шума целиком и не слышно, единственное, что ему удалось услышать, это лишь слова, проскальзывающие в разговоре: "малыш, солнышко" — "фу, блять!" — думает он, морщась, и сразу отходит к Кашину.
— Ты слышал? Хуйнёй страдают, вот пидорасы! — возмутился младший.
— Да пиздец, милый, — тот наклонился к Илье.
— Хули вот на людях… В туалете бы хотя бы! — продолжал возмущаться он.
— Почему тебе-то не всё равно? — усмехнулся старший.
— Потому что… Не прилично!
— А целоваться прямо у моего кабинета прилично было?
— Это другое! И вообще… Отстань! — Илья быстро уходит, в смущении.
***
Двадцатое декабря. Одиннадцать дней до нового года, но сейчас кажется Корякову совсем не до этого. За окном кружится снег, видно лишь белые хлопья, тёмное небо, свет фонарей и из окон дома напротив.
— Ты красивый, — улыбнулся старший, поглаживая шатена по спине. Тот сидит у него прямо на паху, не обращая внимания.
— Я знаю, — усмехается Илья.
— Блять, я такой ахуенный… Реально, — он мечтательно закатил глаза.
— Я уже понял, что у тебя всё более чем хорошо с самооценкой.
— А что ещё-то делать, если все вокруг тупее тубаретки? — возмутился он.
— Конечно, ты один и умный и красивый, — улыбается рыжеволосый, отворачиваясь, пытаясь не показывать смех.
— Ой, всё… Заткнись.
Младший ведёт указательным пальцем по торсу Данилы, через футболку, закусывая нижнюю губу. Он аккуратно берёт его за запястье и отодвигает руку Ильи и берет за бедра, сдвигая чуть ниже.
— Да ну, блять! — восклицает он возмущённо и слезает, надувая губы и отворачиваясь на другой бок, спиной к Кашину.
— Когда ты уже угомонишься… — рыжеволосый обнял со спины.
— Отвали!
***
— Блять, это такой пиздец… У меня четыре троайбана в четверти выходит! — жаловался Илья.
— Что мне сделать? — вздохнул Кашин, перелистывая что-то в блокноте.
— Нуу… Может, ты это… Биологичку попросишь, чтоб она мне оценку вывела… Ну, хотя бы четыре! Пожалуйста, пожалуйста! — выпрашивал он, зная, что старший откажет.
— Ты совсем? Что мне, по-твоему, сказать? "Поставьте Ильюшеньке четыре за красивые глазки"? — Данила поднял взгляд на Корякова.
— Ну… Да, блять! — вскрикивает он, понимая, что, если папа увидит, когда приедет, то запрет дома на все каникулы.
— Самому не надоело на уроках хуйнёй-то страдать? — усмехнулся старший.
— Неа, — довольно начал давить лыбу Илья.
— Вообще похуй. Только надо, чтоб тройбанов не было, и вообще всё ништяк будет, — после слов в голове сразу же всплыл образ Шабанова, ведь именно он всегда был со своим "ништяк, фильтруй базар, рамс в шесть, ссыкло, терпила, попущенный" ну и куча других "понятий".
— Я вот чё думаю… У меня родня, может, к бабушке уедет. А я не горю желанием туда ехать, ты ведь один живёшь? Или ты с родителями будешь новый год отмечать? — спрашивает он, всё ещё думая, поехать или нет с родителями.
— А… Э… Да… Один.
— О! Погнали вместе? Мне скучно будет одному сидеть дома, — он и вправду обрадовался, что будет не один.
— Хорошо, хорошо, не кричи, услышать могут.
***
Тридцать первое декабря, одиннадцать вечера. На столе тарелка с заебавшим уже и так всех оливье и ещё одна с мандаринами. По телевизору идёт какой-то сериал, на первом попавшемся канале, в углу стоит ёлка, украшенная мамой Ильи, среднего размера, примерно… метр двадцать или около того.
— Блять, пиздец, что за параша по телевизору идёт, — Коряков недовольно закатывает глаза.
— Ладно, что ты любишь смотришь? Какие фильмы или сериалы? — вздыхает старший.
— Нуу… Я не смотрю их. Только мультики, — он смущённо отвернулся.
— Мультики? — усмехнулся Кашин и добавил, — Например? Какие?
— Разные. Ты не поймешь, — шатен откинулся на спинку дивана.
— А может, и пойму. Хоть название скажи, — ему и вправду было интересно.
— Не скажу! Отстань!
***
На часах уже 00:08, по телевизору идёт что-то другое, на первом канале, кажется совсем недавно, но сейчас далеко не до этого. Илью бросают на мягкую кровать, жадно целуя. Телефон на прикроватной тумбочке резко завибрировал, младший отрывает от губ Кашина и всё-таки смотрит на экран телефона, вверху надпись "мама".
— Секунду, — он берет трубку, и сразу слышится голос с другого конца.
— Да, поел… Ага… Да, тебя тоже… — рука старшего ведёт по ноге, задирая шорты. Коряков легонько бьёт по его руке свободной рукой и поправляет шорты, но не тут-то было, рука ведёт дальше, к талии и тут же благополучно отбрасывается Ильёй.
— Ага… Да, да, хорошо… Скоро лягу… — он чувствует, как на шее наливается кровью красная отметина, отчего оттягивает голову Данилы за волосы.
— Аргх… Да… Всё, пока, — шатен резко нажимает кнопку "сбросить" и отбрасывает телефон.
— Какой же ты ахуевший.
____________________________
Тгк: Rtytniigradycnik42