3 глава
Нам Нёнсик стоял, лениво опершись о парту, и наблюдал за нами с насмешкой.
Затем он громко, демонстративно вздохнул:
- Боже… как же с вами скучно.
Т/И, я думал, ты хотя бы окажешься интересной. А ты такая же, как и этот Кан Юн-Ки, - он со смехом махнул рукой, направляя слова будто в пустоту.
После этого он небрежно уселся на своё место и повернулся в сторону Юн-Ки:
- Выскочка. В следующий раз ты будешь на месте Ы-Гёма.
Сказал это с той же лёгкой, почти невинной улыбкой -
будто пригласил кого-то на обед.
Кан Юн-Ки, вместо того чтобы испугаться, только ответил с весёлой ухмылкой:
- Жду не дождусь.
В его голосе не было ни грамма страха -
только холодная насмешка, скрытая под маской равнодушия.
Я же опустила взгляд на Ы-Гёма.
Он всё ещё лежал, глаза были закрыты. Сердце кольнуло от тревоги.
- Ы-Гём… - позвала я, склонившись к нему и осторожно касаясь его плеча.
- Эй, ты слышишь меня? Очнись…
Пальцы дрожали, но голос был твёрдым.
Он чуть поморщился, веки дрогнули.
Я заметила рядом его наушники -
одна из дуг треснута, провод вывернут. Повреждены, но не уничтожены.
Я аккуратно подняла их и сжала в руке.
- Их можно починить, - тихо сказала я, словно самой себе, но и для него тоже.
Ы-Гём смотрел на меня с лёгким, почти незаметным удивлением.
Будто не ожидал, что кто-то может подойти, помочь… остаться рядом.
Он чуть кивнул - это было его "спасибо". Тихое, сдержанное. Без слов.
Затем медленно поднялся. Его движения были тяжёлыми. Из носа тонкой струйкой текла кровь,
на скуле уже начал проступать синий след удара.
Он стоял молча, затем перевёл взгляд на Нам Нёнсика.
Глаза Ы-Гёма стали ледяными. Не гнев. Даже не ярость.
А пустая, отстранённая холодность, как будто он смотрел не на человека, а на пустое место.
Он вырвал наушники из моей руки - резко, но не грубо - и задержал взгляд на них.
Корпус был треснут, провод надорван. Они почти не издавали звука, но это было всё, что у него осталось от прошлого.
В его глазах вдруг отразилось что-то...
Глубокая, застывшая боль. Та, что носишь внутри годами, не показывая никому.
Он не сказал ни слова. Просто отвернулся и медленно пошёл к своей парте,
сжав в руке наушники так, будто боялся снова потерять.
В классе повисла напряжённая тишина.
Даже Нёнсик не говорил ничего - просто лениво откинулся на спинку стула,
всё ещё с той самой улыбкой, но в глазах - короткая тень раздражения.
Он ждал реакции. Ждал, что Ы-Гём сорвётся.
Но тот молчал.
И это, почему-то, злило ещё больше.
Этот день, если честно, был ужасным.
Всё внутри было сжато - от напряжения, от злости, от бессилия.
Когда прозвенел последний звонок, мы с Юн-Ки и Ы-Гёмом как будто молча договорились пойти вместе.
Но не успели даже дойти до ворот школы, как Ы-Гём вдруг ускорил шаг и ушёл вперёд, не оборачиваясь.
Я посмотрела на Юн-Ки - он, как всегда, спокойно улыбался.
- Просто идём за ним, - сказал он, будто это самое естественное решение.
Мы пошли. Шли молча, немного в стороне.
Перед нами - Ы-Гём, в своих сломанных наушниках.
Я не понимала: зачем он их носит? Там нет звука… только тишина.
Вдруг он резко остановился и обернулся.
Лицо было закрыто тенью, но в голосе звучал раздражённый холод:
- Зачем вы за мной идёте?
Я уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Юн-Ки опередил меня:
- А нам по той же дороге, - сказал он просто и мягко, с той же лёгкой улыбкой.
- Мы не преследуем тебя, если ты об этом.
Ы-Гём взглянул на него, будто хотел что-то сказать, но передумал.
Потом посмотрел на меня - совсем недолго, но достаточно, чтобы я почувствовала напряжение в его взгляде.
Он отвернулся.
- Делайте что хотите. - Его голос стал тише, уставший. - Только не пытайтесь меня "спасать".
Он снова пошёл вперёд, чуть медленнее.
Юн-Ки тихо фыркнул, усмехнувшись:
- По-моему, он нас уже почти принял, - шепнул он мне, наклонившись ближе.
Я покачала головой и чуть улыбнулась.
А внутри было странное чувство…
Как будто что-то в этот день началось. Что-то большее, чем просто неприятности в классе.
Прошло около десяти минут. Мы уже разошлись по домам.
Я зашла в квартиру, где меня, как обычно, встречала теплая, родная атмосфера. В прихожей пахло ужином, а из гостиной доносился весёлый голос моей младшей сестры.
- Т/И! - радостно закричала она и подбежала ко мне, обняв. - Ну как в новой школе?
- Всё нормально, - улыбнулась я и сняла обувь.
Родители тоже были дома - мама вышла с кухни, вытирая руки о фартук, а отец смотрел новости, полусидя, полулёжа на диване.
- Проходи, милая, - сказала мама. — Ужин готов.
Я села за стол, и мы начали есть. Всё было как всегда, но меня не покидала одна мысль:
Что значат для Ы-Гёма его наушники?.. Почему он всё ещё носит их, даже сломанные?..
В это время, в другом доме.
Дверь открылась.
- Я дома, - спокойно произнёс Ы-Гём, снимая обувь в прихожей.
- Сынок, наконец-то пришёл, - послышался мамин голос из гостиной.
Он прошёл дальше. Мать сидела на диване, обмотанная пледом, в руках - пульт от телевизора. Отец - за столом, уткнувшись в ноутбук, только краем глаза взглянул на сына.
- Какие сегодня оценки? Как новая школа? Не ухудшились оценки? - строго и без приветствия задал он вопросы.
Ы-Гём посмотрел на него с равнодушием. Никакой улыбки, ни раздражения - просто пустота.
- Всё нормально. Сегодня получил высший балл.
Мама повернула голову к ним:
- Ну почему ты сразу про оценки? Может, сначала спросить, как у него дела? Или устал ли он?
Отец бросил на неё раздражённый взгляд.
- Не начинай.
Она тут же замолчала, опустив глаза.
- Я пошёл в комнату, - тихо сказал Ы-Гём и повернулся к лестнице.
- За уроки садись. Я сейчас подойду - проверю, - добавил отец, не отрываясь от экрана.
Ы-Гём ничего не ответил. Поднялся наверх, прошёл в свою комнату и закрыл дверь.
Он подошёл к столу, положил на него изуродованные наушники и просто долго смотрел на них.
Пальцы сжались в кулак. Он отвернулся, но потом снова посмотрел.
И, будто забывшись, аккуратно провёл пальцем по проводу.
- Ы-Джун... - шепнул он еле слышно.
На секунду в его глазах мелькнула боль, но он тут же отогнал это чувство, сжал челюсть и выпрямился.
В комнате стало тихо. Только слабое шуршание улицы за окном.
Он надел наушники. Пусть в них не было звука - тишина в них была особенной. Той, что принадлежала только ему и... ему.
Он переоделся в домашнюю одежду, прошёл к своему столу и молча сел. Разложив тетради и учебники, взял ручку в руку и начал решать задания. Через несколько минут в комнату зашёл отец. Без слов взял учебник с краю стола и стал по одному задавать вопросы.
Ы-Гём отвечал, но ошибки следовали одна за другой. Отец поморщился, устало выдохнул и опустил книгу.
- Ты не стараешься, - произнёс он, глядя на сына холодно. - Сконцентрируйся. Подумай ещё раз.
Ы-Гём кивнул и снова посмотрел на задачу, переписал её решение, медленно, аккуратно. Но снова ошибка.
Отец подошёл ближе, молча закрыл тетрадь, и тогда его голос стал ниже, тяжелее:
- Ты знаешь, что бывает, когда ты подводишь меня.
Ы-Гём посмотрел на него, не дрогнув. В следующее мгновение его голова дёрнулась в сторону - пощёчина прозвучала глухо, будто уже привычная. Он не проронил ни слова.
- Старайся, Ы-Гём. Не позорь меня, - сказал отец и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Ы-Гём остался сидеть один. Он медленно опустил взгляд на исписанную страницу, потом - на свои наушники, лежавшие рядом. Его пальцы дрожали, но выражение лица оставалось всё таким же спокойным, холодным. Только в глазах читалось что-то большее. Глубокая, почти беззвучная боль.
Он потянулся к наушникам, взял их в руки, провёл пальцами по трещине на корпусе. На секунду закрыл глаза - будто слыша голос брата.
- Прости, Ы-Джун...
Тишина в комнате давила, но он продолжал сидеть так же ровно, с той же сдержанностью, словно ничего не случилось.