Fifth chapter : truth
Хосок налил два полных стакана алкоголя, один из них он протянул своему собеседнику, а потом сел на диван.
— Что ты хочешь услышать? — сделав глоток, спрашивает Чон.
— Правду.
— Какую правду? Она у каждого своя. Нет правды, которую бы принял каждый без исключения в этом мире.
— Я хочу услышать, — Юнги тоже делает глоток алкоголя, такого приятного цвета, который его немного расслабляет, — что же нас связывает.
— Хм… — грустная улыбка появляется на лице Чона. Он не знает, что нужно ответить на такой вопрос. Ему сложно. Какие же узы их связывают сейчас? Даже сам Хосок не знает ответа на этот вопрос. — Это сложно… Когда-то ты спас меня, потом я был твоим, потом я вытащил тебя из этого мира, дал тебе то, о чем ты так мечтал. Ты всегда мне говорил, что хочешь заниматься музыкой, и если бы не вся эта жизнь, в этом прогнившем мире криминала и махинаций, ты бы хотел быть музыкантом… — Хосок опустошает стакан и наливает ещё. — Знаешь, несколько лет назад ты попал в серьезную передрягу, в которой чуть не умер, а я отвез тебя в больницу, мне просто повезло успеть вовремя. Вот так ты и стал тем Мином Юнги, которым ты являешься сейчас. Ты забыл всё и всех. Ты оказался в мире музыки, оставив меня на произвол судьбы, на выживание в этом мире. Я защищал тебя, я наблюдал за тобой, мне было больно только от одной мысли о нашем прошлом, — на глаза Хосока навернулись слезы. — На меня вышли те ребята, которые тогда чуть не убили тебя, поэтому я покинул страну, вот так я и ездил по миру несколько лет, пока не вернулся сюда и не встретил тебя на нашей крыше.
— Этого не может быть, я не мог быть таким, — Юнги неприятно слышать такое.
— Каким? Криминальным авторитетом или парнем с нетрадиционной ориентацией? Не можешь поверить, что я действительно был твоим во всех смыслах этого слова? Не можешь поверить в то, что когда-то мы были счастливы до того инцидента? — Хосок повысил голос. Он уже во всю кричал, а по его щекам стекали слезы. В трезвом состоянии парень бы ни за что не начал говорить такие вещи, но его разум уже давно отключен, за него говорит сердце. — Ты думаешь мне было легко все эти годы?! Помнить все то, что мы делали вместе. Помнить, как ты кричал на меня, а потом старался извиниться, помнишь, как ты обижался на меня и долго со мной не разговаривал?! Думаешь мне было легко всё это время?! Даже то письмо мне было непросто написать. Ты знаешь, как я всё это хотел сказать тебе лично? Как хотел обнять в последний раз перед отъездом?! Но я не мог! Ты ничего обо мне не помнил! У тебя была новая жизнь, и я принял это! Наконец-то мне становилось не так тяжело без тебя, но ты снова явился передо мной, ты снова втянул нас в неприятности…
Хосок больше не мог говорить, им полностью овладели чувства.
Юнги же просто стоял и смотрел на Хосока. Он пытался принять и осмыслить всё то, что только что услышал. И в это время опустошается очередной стакан с алкоголем и прикуривается одна сигарета.
— Как я стал таким? Как я стал таким авторитетным?
— Этого я не знаю. Ты мне никогда об этом не рассказывал… Когда я тебя встретил, ты уже был довольно-таки влиятельным, хён. Ты помнишь, как учил меня обращаться с оружием?
— Нет… Я ничего не помню…
— Прости меня, за мои воспоминания…Прости меня за все, что произошло и, возможно, ещё произойдет. Ведь те парни, они у знали тебя. Теперь охота официально открыта на нас с тобой.
— Что? Охота?
— Да… Тебе бы лучше больше не появляться в клубах и непроверенных местах, а ещё сменить телефон.
×××
Юнги привык к жизни, в которой он должен скрываться и убегать. Он привык к тому, что за ним постоянно следят, он привык ко всему, кроме одного: отсутствие нормального общения с Хоупом. Парни иногда пересекались, но они никогда не проводили достаточно много времени вместе, никогда не перекидывались больше чем парой слов во время встречи.
Хосок тоже привык. Ему было достаточно тех пары слов, которыми они обменивались при редких встречах. Он привык к одиночеству в теневом мире, он редко выходил в светлый, но ему было достаточно того, что он делал, ему это не было необходимо. Он наблюдал, защищал Юнги. И не один раз он уже избавился от парней, которые практически убили Мина. Но Юнги об этом не знал.
Мин Юнги не знал, сколько крови на руках Чона Хосока, с которым ему так нравилось разговаривать.
Но были дни, когда их общение было достаточно долгим. В эти дни Юнги задерживался в студии с работой над новым альбомом для Чона Чонука — парня, который вышел на новую ступень популярности и теперь известен в большей части мира.
Юнги работал над заглавной песней для альбома своего младшего, и тут без предупреждения приходит Хосок.
— Привет, — заваливается в студию Хосок и садится на кожаный диван, который был прямо за креслом Юнги.
Но брюнет не замечает присутствия кого-то чужого в своей крепости. Он продолжает работать над песней. А Чон в это время просто наблюдает за своим Юнги и улыбается. С одной стороны он рад, что дал Мину такую возможность, как работать над музыкой, создавать её и доносить сложные мотивы до людей. Но с другой стороны ему было обидно. Хоть сейчас они снова вместе, снова могут общаться, но это уже не то. Нет тех общих эмоций, подпитанных адреналином, больше нет тех долгих ночей, которые они проводили вдвоем, нет того похмелья, которое Юнги тяжело переносит, и Хосок всегда о нем заботился в этот момент. Больше нет тех эмоций. Все это осталось в воспоминаниях.
Сейчас Хосок пытается написать новую совместную историю жизни с Юнги, но это уже не то. Не будет больше тех безбашенных счастливых моментов, не будет больше того бешенного секса, который остался лишь у него в воспоминаниях, не будет больше того грубого и властного Черного льва, о котором уже легенды ходят. Больше этого не будет. Они поменялись ролями…
Юнги тяжело вздыхает и снимает наушники.
— Уже закончил? — достаточно тихо и нежно спрашивает Хосок, слегка улыбаясь.
— Бл*ть. Ты напугал меня, — Юнги схватился за грудь в области сердца и начал смеяться. — Ты давно тут? — немного придя в себя, спросил Юнги.
— Где-то два часа, а что? — убрав челку, своими длинными и изящными пальцами, которая спадала на глаза, ответил Хосок.
— Почему ты мне не дал знать, а? Какого черта ты меня пугаешь?!
— Прости, — Чон начал строить глазки Юнги. Парень знал, что это всегда на него срабатывает. Против его милых глазок никто не может устоять, даже этот «холодный» парень. — Я не хотел отвлекать тебя от работы над музыкой. Ты был так этим увлечен, что даже не заметил, как я с тобой поздоровался, когда пришёл. Так что это твои проблемы в некой степени.
— Ты чего это сюда пришёл? — Юнги пытался сказать это как можно равнодушнее, но у него это плохо получалось. Он не мог скрыть той радости, которая была такой же внезапной, как и гроза среди жаркого дня.
— А ты не рад меня видеть? — с наигранным разочарованием, как у щеночка, спрашивает Хосок.
— Рад, — Юнги улыбнулся.
Теперь эта улыбка не разбивала сердце Хосока, но было в ней что-то такое, что сеяло грусть.
В комнате на несколько минут повисла тишина. Это было не неловкое молчание, они наслаждались этим.
— Улыбайся чаще, — внезапно произносит Хосок.
— Что? — Юнги это шокировало.
— Ты не помнишь, но ты редко улыбался. Твоя улыбка, была таким подарком для меня, это было чудом, по-другому это сложно назвать. Но сейчас… Сейчас так приятно смотреть на то, что любая мелочь может сделать тебя счастливым, может заставить тебя искренне улыбнуться. Теперь ты принадлежишь тому миру, где не должен быть тем страшным «Черным львом», парнем, который сеял страх…
— Теперь я должен жить в страхе, — резко выдал Юнги. — Я не могу больше так. Мне надоело прятаться и шугаться от каждого звука из темной подворотни. Когда это всё закончится? Всё за*бало. Ты просто не представляешь насколько. Давай уедем…
— Я не могу… Ты же знаешь. Может ты и не помнишь, но я занял место, которое когда-то принадлежало тебе. Теперь я сею страх в мире, где обитают те, кого стоит бояться. Ты, может, и не помнишь, скольких ты обрек на страдания, но я-то помню. А как бы мне хотелось об этом забыть. Думаешь меня это не за*бало? Я страдаю так же, как и ты. Только у тебя есть то, чего нет у меня…
— И что же это? — с некой толикой грусти спросил Юнги. У него было плохое предчувствие по поводу последней фразы своего собеседника.
— Будущее. Оно у тебя есть. Мне же стоит задуматься о том, что произойдет со мной.
Юнги не стал больше развивать тему этого разговора. Ему было это неприятно.
— Давай уедем.Туда, где нас никто не знает, туда, где и у тебя будет будущее. Я брошу всё и ты тоже. Мы начнем кардинально новую жизнь. Хватит страдать.
— Кто будет хранить воспоминания о нас, если я тоже всё забуду? — резко спрашивает Хосок.
— Не говори так. Я даже не уверен в том, что мы с тобой действительно были знакомы, может, ты дурачишь меня.
— В один день, ты сможешь всё вспомнить, так мне сказали врачи. Но они сказали, что этому должен будет поспособствовать очень сильный стресс, но сможешь ли ты выдержать всё то, что вспомнишь? Ты же не знаешь, сколько боли там хранится, сколько страданий остались там, в прошлом, которое ты не помнишь.
— Но я хочу…
— Ты не понимаешь. Знаешь, ты никогда не говорил о своём детстве, что было тогда? Я уверен, что причина того, что ты стал тем, кем ты был, именно там, в твоём детстве.
— Я не помню, ты же знаешь. Зачем задаешь такие вопросы?
— Идём. Я расскажу тебе кое-что, но сначала, я хочу выпить.
— Тогда… Поехали ко мне? — немного прерывисто и покраснев, предложил Юнги.
To be continued...