Повседневка

Cogito ergo sum», - сделал вывод Декарт и вечность оценила его труд.

«Я пишу, значит я существую», - успокоила я себя, когда вышла из дома и серое небо бетонными плитами придавило мое мягкое тело. По мокрому асфальту в сторону метро ползли такие же придавленные люди похожие на тараканов. Они променяли сон в бетонных норках на добычу денег и теперь раздраженно кишели у турникетов. Не хотелось бы упасть им под ноги. Не съедят, так затопчут.

«Я пишу, значит я существую». Но не здесь – среди сотни шаркающих тараканьих лапок, и не сейчас – в раскаленной подземке. Когда мне плохо, я существую в тексте. На изнанке жизни, где реальность сталкивается с вымышленным миром, словно воды двух океанов.

На этой границе есть я, и есть другие авторы. Как океанские волны разбиваются о друг о друга соленой пеной, так и мы разбиваемся в ежедневной рутине. Уплываем все дальше и дальше из вод настоящей жизни в глубины фантазии.

Двери поезда с шумом открылись. Волна потного жара хлынула из вагона, вернув мой разум в момент. Сопротивление было бесполезным. Толпа подхватила мое тело в зеленом платье и нырнула в вагон. Состав с адским грохотом направился в черное нутро туннеля. Я облокотилась на поручень и оглянулась по сторонам: женщина похожая на щуку и парень с чебуреком и блестящими от жира пальцами. Помноженный на копии одинаковый день с одними и теми же попутчиками в одно и тоже время. Всегда свободное третье место в пятом вагоне. От этого зрелища меня спасает океан в голове.

Я открыла заметки и слово за словом набросала портрет пассажира напротив. Ногти коротко стрижены. В руках дипломат. Одежда чистая, на голове плешь. Через жилетку округлился животик. Современные air pods в его закостеневшем образе смеялись случайной оплошностью. Мужчина поднял голову и впился стеклянным взглядом в кольца на моих пальцах. Я убрала руки в карманы и придумала ему имя. Образ внутри созрел, словно бутон и распустился историей.

Я почувствовала, как внутри зарождается нечто прекрасное, призрачное и неуловимое. Оно зарождалось не каждый день, но часто, и искало выход наружу в музыке и рисовании, но обретало смысл только в словах. Нечто помогало пережить эту жару, зеленое платье, общественный транспорт и не превратиться в таракана.

«В моем океане вы будете счастливее, чем здесь и сейчас. Я напишу вам жизнь, в которой морщин на лице будет меньше», – сказала я остекленевшему мужчине и вышла на станции.

Прочь от реальности. Выпадаю в середине работы, когда давно забытые герои подают голос и живут своей жизнью внутри моей нелепой и мещанской, желающей вредной еды, секса и сплетен. Они часто говорят о высоком: искусстве и литературе, науке и духовности, мечтают о мирной жизни и бесконечном счастье, но иногда меняются и становятся настоящими: говорят о таком же нелепом и мещанском, но только вымышленном.

Я задумалась, а что, если я существую в голове персонажа, так же как он в моей?

Я дошла до этой мысли в 14.30, когда раздраженная официантка вынесла меня на поверхность из океанских глубин. Она переминалась с ноги на ногу в ожидании ответа на заданный вопрос. Мои коллеги уже заказали обед и теперь обсуждали неблагопристойность Толика из соседнего отдела. Толик бесстыже приставал к Насте, которая хотела найти мужчину, а Толик чувствовал это, но мужского в нем было мало.

«Я пишу, значит я существую» - в реальной жизни в виде серой тени в зеленом платье и буквами на бумаге. Я пишу текст, а текст пишет меня.

– Попробуй говяжьи щечки – советует мне коллега. – Кстати, ты чего не поедешь на корпоратив в Турцию?

Мои герои учатся говорить правду, и я вместе с ними. Сначала воображение нарисовало, как я отвечаю, что не люблю отдыхать с коллегами, а потом непонимание на их лицах. Правда горька и неприятна на вкус, в отличии от говяжьих щечек, поэтому я бормочу, что просрочен паспорт и все грустно вздыхают.

От чего так тоскливо? От работы по таймеру и начальников, что холодным механическим голосом твердят: больше, больше, больше. Быстрее, эффективнее. Словно вместе с должностью им вживляют сердце робота.

- Он идеальный сотрудник. Всегда на связи и готов работать в выходные, – с радостью поделилась коллега. После чего я потеряла аппетит. Теперь успех измеряется не качеством работы, а ее количеством, а трекер рабочего времени - новая форма крепостного рабства.

Но у меня есть океан. Я закрываю глаза и слышу в ушах шум ракушек. Перекатываюсь с волны на волну и выгляжу в глазах коллег заплутавшим корабликом, но в душе знаю - это единственно верный курс.