I
В глубокую ночь жители Ямоёти сладко спали. Лёгкий ветерок покачивал ветви деревьев, развевая в небе листья. Но воздух постепенно наполнялся тяжестью, навевая тревогу всему живому. Неожиданно из глубины лесов послышался грай птиц, а затем раздался гром со страшным толчком. Землетрясение пробудило всех жителей.
Испуганные ёкаи босиком выбегали из минков, хватая спящих детей и таща престарелых. Демоны не понимали, что происходит и куда им бежать. Всё кругом качалось. Земля то поднималась, то опускалась. Опорные столбы многих жилищ медленно проваливались. Ёкаи, не успевшие спастись из минков, кричали и молили о помощи. У многих из них были маленькие дети на руках. Мужчины, рискуя своими жизнями, мчались на помощь. Небольшая толпа придерживала настил, чтобы семьи успели выбраться. Первыми выбегали матери с детьми, а затем супруги или престарелые, если им везло.
Внезапно колебания как будто прекратились, благодаря чему многие смогли выбраться. Жёны, друзья и старшие стали звать обратно спасителей, но те не успели даже шагу сделать. В эту минуту появились расширяющиеся трещины, и все мужчины провалились в них вместе с жилищами. Раздались крики и плач. Женщины рефлекторно ринулись к месту гибели сыновей и супругов, но их останавливали другие ёкаи. Многие отказывались спасаться, бросали старшее поколение, детей, а некоторые даже добирались до трещин. У этих демонов больше не было шансов на спасение, ведь теперь падали и деревья. Со всех восьми островов раздавался душераздирающий вопль.
Выжившие быстро приняли решение бежать к берегам своего острова. Брошенных детей не все хватали — в основном поднимали самых маленьких. Немногие ребята поспевали за взрослыми: они спотыкались, падали, подворачивали ноги и, в конечном счёте, погибали. Взрослые ёкаи прекрасно слышали детский плач и даже последние крики.
Женщины горько рыдали, когда до них доходили мольбы о помощи, а затем — звук упавшего дерева. Ни одна из них не посмотрела назад.
Отовсюду неслись крики:
— Помогите! Помогите!.. Мама..!
Пока они бежали, раздался следующий удар. Со всех сторон рушились минки. Всё кругом наполнилось страшным грохотом падающих деревьев и подземным гулом. Всё больше ёкаев проваливалось в трещины. Но даже с большими потерями они смогли добраться до берегов, где теперь могли оплакивать погибших.
Наступило молчание.
Когда демоны подняли головы, их горе преумножилось. Луна больше не сияла серебряным светом — её окутал бордовый цвет, словно кровь Цукуёми пролилась на неё. Ёкаи сразу поняли, что скончался ками Ночи. Раздался вопль, хор демонических криков, воя и плача.
***
Цукуёми переместил сына в хижину Мрака. Он надеялся, что только Идзанаги сможет направить Райто на верный путь и защитить его от гнева Аматэрасу.
Мир богов оставался равнодушен к судьбе Идзанаги — никто даже не думал искать его, тем более ступать на проклятый остров Ахадзи. Идзанаги, отрёкшийся от детей и отвергнутый ими, окончательно сдался. Закрыв за собой дверь хижины, он выпустил всю тьму, накопившуюся в его сердце, словно разъярённый вулкан, извергающий лаву.
Постепенно мрак начал проступать наружу, проникая через крошечные щели в ветхой минке. Он сгущался, как чёрные клубы дыма, медленно растекаясь по острову, пока не поглотил его полностью. Казалось, сама природа замерла под тяжестью этой тьмы. Идзанаги больше не видел ни яркого солнца, принадлежавшего дочери, ни прелестного сияния луны, рожденного его сыном.
Ахадзи превратился в отражение израненной души божества. Здесь не осталось ни звука, ни жизни. Только сам ками влачил своё существование, окружённый собственным одиночеством и безумием. Его душа чернела с каждой секундой, будто по ней расползался яд. Лишь спустя сотни лет эта тьма обрела форму: из ауры Идзанаги родились тени. Они могли принимать облик любых существ, но, боясь своего создателя, прятались, замирая в мраке.
***
Райто лежал на старом футоне рядом с Идзанаги. Его плач звучал как безнадёжный зов к свету, которого на этом острове не существовало. Крохотные ручки младенца цеплялись за всё подряд, словно пытались ухватиться за жизнь, но судьба уже расставила свои сети.
Могущественная тёмная аура Идзанаги, словно плотоядный хищник, окутала ребёнка. Она медленно проникала в его крошечное тело, сдавливая внутренние органы. Лёгкие малыша сокращались в мучительных спазмах, лишая его кислорода. Беспомощный ребёнок кричал так пронзительно, что казалось, его крик способен пробить саму тьму. Но даже тени Цукуёми, наблюдающие за ним из укрытия, не решались вмешаться. От боли Райто дрыгал ручками и ножками, его маленькое тело издавало хриплые звуки, булькающие звуки, предвестники неминуемой гибели.
Идзанаги, привыкший к бессоннице, услышал этот крик сразу. С тех пор, как он потерял любимую жену, сон покинул его, уступив место изнуряющей бдительности и нестерпимой, грызущей тоске. Чуткий слух не позволял ему игнорировать плач ребёнка. Бог долго сидел, сжав руки в кулаки, морщась от каждого звука. Его сердце, закованное в цепи тьмы, сопротивлялось, но терпение подходило к концу.
Идзанаги вскочил, как хищник, сорвавшийся с цепи. Его лицо исказилось от ярости, а глаза вспыхнули зловещим светом, отражением тьмы, поглотившей его душу. Он схватил малыша за крошечную ногу и со всей силы швырнул его в стену. Глухой удар отозвался эхом в мраке. Райто ударился затылком и спиной, а потом упал лицом вниз на татами. Его крик оборвался, , словно перерезанная струна.
Прекрасное одеяние Ночи, в которое был завёрнут младенец, постепенно пропиталось кровью. Блестящие серебряные камни, украшавшие ткань, стали багровыми. На полу растекалась огромная лужа крови, словно сама жизнь ускользала из ребёнка. Из складок одежды выпал перстень, которым Цукуёми пытался защитить сына, но Идзанаги не заметил его.
Бог метался по хижине, срывая с полок всё, что попадалось под руку. Он искал катану, разбрасывая вазы, утварь и одежду. Об пол с глухим звоном разбилось уже десяток керамических сосудов, но Идзанаги, охваченный яростью, этого не замечал.
Тем временем тени Цукуёми, выбравшиеся из одеяния, приняли облик змей и заскользили к упавшему перстню. Их движения были быстрыми и изящными, словно они танцевали на грани света и тьмы. Существа почти достигли украшения, готовясь слиться с ним и вернуть голос и облик усопшего хозяина.
Но одна из змей не успела. Тяжёлый сапог Идзанаги обрушился на неё, раздавив. Бог ощутил зловещую силу, исходившую от существа. Его глаза вспыхнули дикой ненавистью. Он схватил несколько крупных осколков разбитой вазы и пронзил ими змею, прибив её к полу.
Чёрная кровь змеи смешалась с кровью бога, но это лишь усилило разложение тёмной сущности. Существо извивалось, корчась в агонии, и с ужасным визгом рассыпалось в чёрную пыль.
Его безумный взгляд впился в неподвижные останки тени. Словно очарованный, он вытащил осколки из собственной ноги, не обратив внимания на хлещущую кровь, которая тонкими струйками стекала по коже. Тень испустила слабый, почти жалобный звук, прежде чем её остатки с влажным хлопком разлетелись в чёрные ошмётки.
Когда его лицо исказила жуткая улыбка, бог зашелся громким и хриплым смехом, который, словно острые иглы, пронзил тишину. Этот звук был невыносим для Райто. Громкий резкий хохот будто стрелы пронзал уши младенца, заставляя его дёргаться от боли. Из маленьких ушек ребёнка тонкими ручейками стекала кровь, смешиваясь с грязью и мраком, который окружал их.
Все тени, притаившиеся в перстне, дрожали от страха, чувствуя невыразимую боль Райто. Они боялись не за свою судьбу, а за судьбу младенца. Одна из них хотела рискнуть собственной жизнью, чтобы хоть немного исцелить его. Было неизвестно, погиб ли Второй Лун или всё ещё находился без сознания.
Тень быстро ринулась выйти из перстня, но её конечности и шею тут же окутали соратники. Они придушивали её, закрывали рот и медленно затаскивали на дно убежища. Тень сопротивлялась, пытаясь вырваться наружу, но тщетно. Для остальных важнее было дождаться нужного момента для атаки на Идзанаги, чем бессмысленно погибнуть от его руки. Дух этой тени был сломлен и раздавлен.. Она обмякла, погружаясь на самое дно мрака. Остальные аккуратно уложили её и вернулись наблюдать за действиями бога.
Безумие окончательно окутало разум Идзанаги. Окутанный тьмой, он встал на четвереньки и принялся обнюхивать остатки тёмной силы, оставшиеся на полу. С каждым вдохом зрачки его увеличивались в размерах, а мрак, распространявшийся по венам, всё сильнее дурманил и поглощал его сознание. Организм требовал всё больше этой силы. Одержимый жаждой, бог склонился ниже и стал облизывать с пола остатки тени. Его язык медленно скользил по холодной поверхности, занося множество заноз.
Пальцы бога, дрожа, блуждали по полу в поисках новой добычи. Это не заняло у него много времени: мизинцем правой руки он нащупал единственный уцелевший глаз тени. Обезумевший Идзанаги решил поиграться. Он положил ладонь на глазное яблоко, чуть надавил на него и начал катать по полу. Упругий глаз забавлял бога, и он окончательно увлёкся игрой. Безумец катал глаз туда-сюда, словно мяч, подкидывал его, как котёнок, и заливался истерическим хохотом.
Наконец, час теней настал.
Разъярённые тени сплели свои конечности воедино, их гнев перехлестнул страх. С гулким воем они покинули своё укрытие. Из маленького перстня вырвался поток тёмной магии, разрушительной волной пронесшийся по ветхой крыше минки. Тёмные силуэты, объединившись в водоворот, начали формировать нечто большее. Из глубин мрака медленно, но неотвратимо поднимался образ Цукуёми - угрожающий, как ночное безлунное небо, жуткий, как сама смерть.
Первым делом из водоворота показались длинные, словно струящиеся реки полуночной тьмы, пряди его волос. За ними медленно и зловеще проступило лицо тени. Хоть её кожа и не обрела белоснежный оттенок, присущий падшему хозяину, остальные черты были воссозданы с пугающей точностью: вытянутое лицо с высокими скулами, прямой, словно выточенный из мрамора, нос, острые брови, как крылья хищной птицы, тонкие губы, которые будто бы могли легко превратиться в лезвия, и огромные глаза с густыми, зловещими ресницами, которые обрамляли тёмную бездну взгляда, поглощающую любой свет.
Огромные руки «ками» с громовым рёвом вырвались из вихря, их движения сопровождались зловещим гулом, похожим на вой урагана. Одним стремительным движением тень разорвала крышу минки, словно тонкий лист рисовой бумаги, раздвинув обломки в стороны с пугающей легкостью. Куски дерева с треском разлетелись, а пыль и мелкие щепки осыпались на пол, как мрачный дождь. Наклонившись над обезумившим Идзанаги, тень заполнила собой всё пространство, нависая, словно сама смерть.
Её брови были нахмурены, образуя глубокую складку, которая напоминала трещину на поверхности земли. Стиснутые зубы скрежетали так, будто готовились обрушить громкое проклятие. Голова медленно склонилась набок, открывая округлившиеся глаза, из которых сквозь прищур бровей сверкала невыразимая ярость. Казалось, сам воздух вокруг начал дрожать от напряжения, исходившего от её взгляда.
Тень потянулась левой рукой к Идзанаги, её пальцы медленно растопырились, словно хищные лапы, готовые сомкнуться на добыче. Но внезапно движение остановилось. Внутри теней зародились сомнения: жажда мести сталкивалась с невидимой преградой. Они хотели уничтожить убийцу своего товарища, но что-то удерживало их от убийства отца хозяина.
Тень, дрожа от внутреннего конфликта, стиснула кулак. Затем, сделав выбор, она резко прижала Идзанаги к полу одним огромным указательным пальцем. Земля вокруг затрещала, а воздух наполнился гулом. В тот же миг тьма, проникавшая в его тело, начала стремительно уходить.
Идзанаги застонал. Его тело выгнулось дугой, а конечности дёргались в конвульсиях. Боль, подобно тысяче раскалённых игл, пробегала по его венам, начиная с кончиков пальцев и заканчивая макушкой. Грудь резко вздымалась, будто он задыхался. Тёмная сила рвалась наружу, поднимаясь вверх по венам, как разъярённая река, прорывающая плотину. Глаза бога закатились, губы дрожали, и изо рта вырывался сдавленный хрип.
Тень поглотила остатки его мрака, будто утоляя древний голод. Идзанаги лежал неподвижно, словно марионетка, у которой внезапно обрезали нити. Его взгляд был пустым и неподвижным, как у безжизненного манекена. Казалось, из него высосали не только тьму, но и саму душу.
— Очнись и простись с сыном, – монотонно приказала тень.
«Цукуёми» аккуратно положил на ладонь еле живого Райто и одним лишь взмахом руки временно развеял мрак отца. Идзанаги смог увидеть закат жизненного пути сына. Кровавая луна Цукуёми медленно уходила за горизонт. Зрачки бога расширились, и он сделал глубокий вдох. Отец стал звать его:
— Цукуёми! Цукуёми!
Но сын так и не отозвался.. Идзанаги уже забыл про младенца. Он потянул руку к луне и продолжал звать ками Луны в надежде, что тот спустится к нему с небес, но этого не случилось.
Мрак начал сгущаться, закрывая небо. Тем временем тени уже положили Райто на футон и приняли свои облики. Ками продолжал звать сына:
— Цукуёми! Цукуёми, спустись ко мне! Я приказываю! Цукуёми!
Его сердце разрывалось на части, а дыхание сбивалось до такой степени, что он начинал задыхаться. Горе накрыло его, как цунами. Идзанаги резко бросился к сёдзи, и тени с трудом успели отбежать и скрыться с глаз.
Бог босиком бросился бежать к озеру. Его ноги были покрыты многочисленными ранами от острых камней и веток. Идзанаги мчался сквозь мрак, словно бушующий ветер перед штормом. Он врезался в каждое дерево, будто намеренно, но не останавливался.
Он продолжал кричать:
— Покажите! Покажите мне сына!
Ему оставалось всего несколько метров до водоёма, но силы мужчины уже подходили к концу. В глазах всё помутилось и поплыло, а ноги подкашивались. Идзанаги не выдержал – он рухнул на землю и взвыл от горя.
Мужчина начал безжалостно колотить свои ноги. Он изо всех сил упирался в землю, пытаясь встать, но всё было тщетно. Тогда он решил ползти. Идзанаги впивался ногтями в сырую почву и медленно подтягивал туловище вперёд, оставляя за собой длинные борозды.
Неожиданно вокруг послышался шорох.
Бог замер от страха, а его зрачки забегали в разные стороны. Он затаил дыхание – было слышно лишь биение его сердца.
Всё это время за ним следили тени Цуёти.
На этот раз они приняли облик безликих людей – у них не было ни глаз, ни рта, лишь смутные очертания лиц. Тени обняли несчастного ками сзади, вытирая его слёзы невидимыми ладонями. Они мягко, но настойчиво схватили мужчину за руки и помогли ему подняться. Идзанаги вцепился в их призрачные руки из последних сил, словно они были его единственной опорой, и, хромая, сделал несколько неуверенных шагов.
Казалось, он учился ходить заново. Каждый раз, когда он спотыкался или терял равновесие, тени тут же подхватывали его, удерживая от падения.
Наконец, наступила тяжёлая минута для ками. Идзанаги зашёл в воду, опустив глаза. Его губы и кожа мгновенно побледнели, словно с него слетела последняя капля жизни. Ноги затряслись с новой силой, а тело начало покрываться гусиной кожей. Мужчина снова заплакал – он всхлипывал как ребёнок, у которого отняли всё.
Тени перехватили его за руки, а затем, разбежавшись, со всей силы швырнули его в озеро.
Идзанаги не смог пошевелиться. Одна из теней вселилась в него и сковала всё тело, оставив лишь глаза подвижными. Ками погружался всё глубже, словно его самого никогда не существовало.
Вокруг него проплывало множество нинге – странных существ с телами рыб и лицами женщин. Одна из них заметила божество. Её глаза сузились, а губы искривились в голодной улыбке. Облизнувшись, она молниеносно поплыла к нему.
Идзанаги пытался пошевелиться, но тщетно – единственное, что ему оставалось, это беспомощно двигать глазами.
Когда его взгляд снова устремился вперёд, нинге уже была перед ним. Она пронзительно закричала, от чего вода будто зазвенела, и схватила его за лицо. Её липкие, скользкие пальцы медленно скользили от его скул к шее.
Ёкай пристально смотрела в его глаза, облизывая тонкие губы, а затем надавила на его глотку. Хриплый шёпот проник в его ухо:
- Смотри. Внимательно смотри.
После этих слов она исчезла, растворившись в воде, как будто её и не было.
Божество осталось в полном одиночестве, хотя это краткое время показалось ему целой вечностью.
И вдруг перед его глазами возникли силуэты – теневые Аматэрасу и Цукуёми. Тени начали своё представление, используя древнее искусство теневого театра, чтобы раскрыть перед ним истинную сущность богини.
В тёмную, глубокую ночь Аматэрасу пала к ногам супруга. Слёзы струились по её лицу, а голос дрожал от отчаяния:
- Умоляю, уничтожай ёкаев ради блага людей!
Ответ Цукуёми был твёрд и неизменен:
- Нет.
Гнев и боль вспыхнули в глазах богини. Она выхватила из саи катану супруга и поднесла лезвие к своему горлу.
- Умоляю, убей их!
Бог молниеносно схватился за клинок, удерживая его от движения. Его голос был холоден, но твёрд:
- Мы не ками смерти и жизни. Мы не имеем права нарушать закон отца.
- Мы первые дети родителей! - возразила Аматэрасу, её голос сорвался на крик. - Что ты так вцепился в эти законы, как в этот клинок?! Если не хочешь мне помогать, отпусти его!
Она положила свою ладонь поверх руки супруга, крепко державшей клинок, и потянула его ближе к своему горлу. Однако Цукуёми сопротивлялся, ещё крепче сжав рукоять.
- Не отпущу! - крикнул он.
Глаза богини блеснули решимостью:
- Тогда я лишу тебя пальцев!
С этими словами она резко дёрнула клинок в свою сторону. В этот момент Цукуёми отпустил его, и лезвие выпало из её рук. Аматэрасу испуганно отступила, поняв, как близко была к беде, и уронила катану на землю.
Цукуёми посмотрел на неё с огорчением и разочарованием:
- Как ты легко угрожаешь и просишь убивать других, но сама боишься смерти.
Он отвернулся от неё, печально качая головой, и сделал шаг прочь.
- Цукуёми! - взмолилась богиня. Она подползла к нему, обхватив его руку, и взгляд её был полон отчаяния. - Дорогой, если я умру, ты нарушишь закон?
Он замер, но ответил всё так же твёрдо:
- Нет. Я не сделаю этого.
На мгновение Аматэрасу закатила глаза, скрывая в них бурю эмоций, а затем, приблизившись к супругу, прижалась щекой к порезу на его руке.
- А если… если я изменю своё отношение? - её голос стал мягче, почти шёпотом. - Если я буду любить тебя.
Сердце Цукуёми дрогнуло. Его тело невольно вздрогнуло вместе с ним. Он медленно повернул голову к жене, его взгляд был полон смятения.
- Ты правда будешь любить меня ? - спросил он. неуверенность скользнула в его голосе.
- Да. – Уверенно ответила богиня.
С громким смехом Цукуёми упал на пол рядом с супругой. Он смотрел на любимую влажным, немного рассеянным, странным и тёплым взглядом. Кончики пальцев блуждали по её золотистым прядям. Бог Луны растаял в любви.
Аматэрасу подсела к нему поближе. В её взгляде не было ни капли любви, ни теплоты. Она с холодом смотрела на супруга и постоянно убирала со своих волос его пальцы.
— Я сделаю это, — прошептал Цукуёми.
— Что? — спросила Аматэрасу.
Богиня наклонилась к мужу, чтобы расслышать его слова. Её лицо было совсем близко к Цукуёми, а длинные пряди упали на его лицо.
И прежде чем повторить, Цукуёми аккуратно обхватил пальцами прядь жены и поцеловал её. После чего его руки обвились вокруг шеи Аматэрасу — уверенно и нежно.
Богиня не успела среагировать. Цукуёми почувствовал, как пол уходит из-под него, а что-то тёплое обволакивает его душу. Бесстрастное, холодное лицо супруги расплывалось и тонуло в пустоте.
Цукуёми трепетно коснулся губ супруги — таких мягких и соблазнительных. Это был первый и последний краткий поцелуй.
Смуглая кожа Аматэрасу покрылась тусклой бледностью, изобличавшей душевное волнение. Брови были высоко подняты, а глаза широко открыты. Удивлению богини не было предела.
Цукуёми открыл глаза и, отвернувшись от богини, издал приглушённый, подавленный смех. Его рассмешило удивлённое лицо супруги. Аматэрасу рефлекторно ударила кулаком по его груди, продолжая сидеть с таким же выражением лица.
- Если будешь и дальше сидеть с таким лицом, то станешь богиней пожилых людей, а не Солнца, - сказал Цукуёми, нежно разглаживая большим пальцем лоб жены.
В этот момент казалось, что они вовсе не боги, а юные бессмертные.
- Ничего подобного! Я буду единственной ками Солнца! - в этот раз Аматэрасу попыталась ударить его в область живота, но бог успел вскочить и поймать её руку. - Повтори, что ты до этого говорил.
Цукуёми встал в полный рост. Выражение его лица потеряло нежность и тёплый взгляд. Бог осознавал последствия своего выбора, но желание любимой стояло для него на первом месте.
Ками в последний раз подарил Аматэрасу лёгкую, нежную улыбку и ответил, глядя куда-то вдаль:
- Я согласен убивать ёкаев.
Цукуёми погладил супругу по голове, забрал катану и спешно покинул покои.
Стоило супругу только скрыться из виду, как с Аматэрасу слетела её лживая маска. Богиня поднялась, сложила руки на груди и с ехидной ухмылкой произнесла:
- Скоро наш ками Луны падёт, и вся власть будет принадлежать мне.
Богиня покинула покои мужа со звонким, жутким смехом.
Поступок Цукуёми и Аматэрасу разозлил Идзанаги. Он пытался потребовать объяснений, но в его теле продолжала сидеть тень.
Неожиданно перед его глазами появилась ужасная тварь. У неё было телосложение и лицо, как у человека, но отсутствовали глазницы. С макушки и изо рта вытекала густая тёмная сила, словно древесная смола.
Глаза Идзанаги сузились и забегали - лишь бы не видеть эту отвратительную тень. Существо приблизилось к его лицу и пресекло попытки бога скрыть свой взгляд.
- Не пытайся скрыть свой взор от меня, иначе я вырву твои глаза. Хи-хи, - тень грубо схватила Идзанаги за волосы и наклонила его голову вниз.
Божество не верило своим глазам. Из его тела вылезла эта тень. Теперь он чувствовал, как тёмная сила сжимала каждый сантиметр его тела, и, когда он пытался пошевелиться, ему казалось, что тварь натягивает его вены.
- Ты так торопишься в страну Еми? Хи-хи… - тень захихикала, её голос был мерзким, липким, словно сотканным из тьмы и гнили. Она всё сильнее натягивала вены Идзанаги, как искусный палач, играющий со своей жертвой. Но в какой-то момент её пальцы, похожие на иссохшие корни, проникли глубже и сжали его сердце ледяным захватом.
Часть чудовищного тела вновь растворилась в божественном сосуде, и теперь тень снова заглядывала Идзанаги прямо в глаза. В её взгляде пульсировало нечто нечеловеческое - первозданный ужас, способный свести с ума.
Тварь резко выдохнула ему в лицо. Волна отвратительного смрада ударила в нос - густая, тягучая вонь крови, гнили и разлагающейся плоти. Мир вокруг словно на миг потемнел.
- Смотри… Смотри, что Аматэрасу сотворила с ками Луны. Смотри!
От невыносимого зловония голова Идзанаги закружилась, слабость окутала его тело липким саваном. Тьма нарастала, размывая реальность, пока он не потерял сознание. Его голова безжизненно повисла.
Тень довольно зашипела.
- Ха… И этот жалкий бог смог выбраться из страны Ёми? Не верю!
Её пальцы снова сжали сердце Идзанаги, и резкая боль, будто тысячи колючих нитей, вспыхнула в его груди. Где-то раздался зловещий гул - голоса теней наполнили воздух протяжным, нечеловеческим хором.
- Смотри дальше!
Существо окончательно впиталось в его тело, а его руки, словно марионеточные, безвольные, поднялись, подчиняясь чужой воле. Голова Идзанаги дёрнулась вверх.
Представление началось.
Аматэрасу сидела за котацу, напротив неё расположился Амэ-но Вака-хико - бог земли. В комнате царило обманчивое спокойствие, пахло древесным углём и свежезаваренным саке.
Богиня медленно наливала напиток в чашу Амэ-но, её движения были плавными, изящными. Но в уголках губ таилась тень улыбки - не тёплая, а коварная, как у хищника, выжидающего момент для прыжка.
- Вас что-то беспокоит, Аматэрасу-о-миками? - голос бога земли звучал сдержанно, но в глубине его глаз читалось напряжение.
- Да, беспокоит, - её голос был мягок, но внутри сквозила сталь. - Скажи мне… существует ли ками, могущественнее меня?
Амэ-но почувствовал, как внутри похолодело. Он знал, что среди детей Идзанаги первым по силе всегда был Цукуёми, но ответ на этот вопрос был ловушкой. Стоило сказать хоть слово неправды - и за ней последует нечто ужасное.
Он приоткрыл рот, но, словно осознав всю опасность, тут же захлопнул его, настолько резко, что прикусил язык. Солоноватый вкус крови заполнил рот, но страх перед богиней был сильнее.
Выражение её лица исказилось. Зрачки сузились до тонких щёлочек, а мягкая улыбка растянулась в устрашающую ухмылку. Казалось, будто в её глазах вспыхнули огни - не солнечные, тёплые, а жгучие, уничтожающие всё живое.
Амэ-но сглотнул. Капля пота скатилась по виску, зацепилась за бровь и скользнула дальше, прямо в чашу саке. Он поднял её, стараясь не выдать дрожи в руке, но чем дольше смотрел в глаза богини, тем глубже страх сжимал его грудь ледяными когтями.
- Конечно же… это вы, Аматэрасу-о-миками, - наконец выдавил он, тут же опрокинув чашу и опустив голову.
Но ответа было недостаточно.
- Я чувствую ложь в твоих словах, дорогой Амэ-но… - богиня неспешно накрыла своими ладонями его руки.
Поначалу её прикосновение было прохладным, почти успокаивающим. Но через мгновение в её пальцах вспыхнуло пламя, жар становился всё сильнее.
Амэ-но резко вдохнул, но голос застрял в горле. Казалось, что его кисти прижали к раскалённому металлу, боль пронзила кость, обжигая до самых нервов.
Богиня лишь наблюдала за этим, её улыбка становилась шире. Ей нравилось играть с огнём. В воздухе запахло обгоревшим мясом. Бог зажмурил глаза, плотно сжал губы и наклонился к рукам. Его смуглая кожа за короткий промежуток времени приобрела землисто-серый оттенок.
Время застыло. Казалось, мир теперь состоит лишь из нестерпимого жара и неестественной боли.
Бог постепенно начал терять сознание. В глазах всё расплывалось, а веки становились тяжёлыми. Амэ-но из последних сил поднял взгляд на Аматэрасу и дрожащими губами прошептал:
- Простите…
После этих слов его веки полностью закрылись.
Аматэрасу разжала пальцы, выпуская его руки, но тут же ловко подхватила Амэ-но за лицо, не давая ему удариться о котацу. Жар на её ладонях исчез вместе с ожогами собеседника, будто ничего и не было. Богиня нежно пригладила волосы бога, словно перед ней сидел её возлюбленный.
Тело Амэ-но вздрогнуло, как будто ками схватила его за душу.
Она наклонилась ближе и прижалась губами к его лбу. В этот миг её глаза вспыхнули золотым сиянием.
- Отныне ты мой слуга. Твоё место
- на земле, где ты будешь лишать Цукуёми человеческой поддержки. Ты убьёшь ками Луны! А если ослушаешься, то сгоришь дотла. – Она снова поцеловала Амэ-но в лоб, и на его груди появился огромный символ солнца. Лучи напоминали кривые клинки, а один из них тянулся вверх по горлу, словно угроза казни.
Аматэрасу резко оттолкнула бога, и тот, не успев вскрикнуть, провалился сквозь её дворец. Ками Солнца навсегда лишила его права жить среди богов. Теперь он был всего лишь её посланником.
Богиня равнодушно посмотрела вниз, наблюдая за его падением, и лишь когда убедилась, что он окончательно покинул Небеса, развернулась и неспешно пошла в свои покои.
Пока она двигалась по коридорам, её взгляд то и дело опускался на округлившийся живот. Остановившись перед ближайшим зеркалом, она вгляделась в своё отражение. На её лице не было ни капли радости - лишь отвращение.
Аматэрасу снова посмотрела на живот и холодно прошептала:
- Я убью твоего отца… а затем и тебя.
Она медленно растворялась в воздухе, а в этот момент над её головой возник Цукуёми. Божество спешно завернул своего ребёнка в Одеяние Ночи, вместе с перстнем, пока оголодавшие ёкаи внизу сражались за куски его плоти.
Цукуёми в последний раз прижался губами ко лбу сына. Он не мог оторваться… и, оставаясь в этом положении, телепортировал дитя. Он чувствовал, как Райто исчезает из его рук.
Идзанаги ощутил, как что-то сжало его сердце, будто он разделял всю боль и горечь сына. Но прежде чем он успел осознать эти чувства, перед его глазами внезапно появился огромный Оонамадзу.
Бога снова охватил ужас. Кончики его пальцев нервно дёргались, а по лицу медленно стекали капли холодного пота, смешиваясь со слезами.
Гигантский сом взметнулся из воды, раскрывая пасть, чтобы проглотить Цукуёми. Но тот, из последних сил, сумел увернуться.
Бог Луны выбрал смерть вместо того, чтобы позволить жалкому ёкаю забрать остатки его божественной силы. В одно мгновение он прекратил парение и камнем рухнул вниз. Из глубин вынырнули оголодавшие нинге, протягивая к нему руки. Их глаза сияли от жадности, а с уголков губ стекали слюни.
Но стоило лишь кончикам волос Цукуёми коснуться священной воды, как его плоть и душа разлетелись на тысячи осколков.
Водоём окрасился кровавым сиянием, став ядовитым для всех чужаков. Екаи взвыли от нестерпимой боли - их тела и органы начинали плавиться, разъедаемые проклятой водой.
Очень долго в ночи раздавались их предсмертные крики.
Только одна луна освещала этот кошмар, паря над владениями Ночи.
В глазах отца не было ни надежды, ни света. В них была лишь глубокая пустота. Слезы продолжали литься из глаз, иногда стекая по трясущимся засохшим губам. Идзанаги чувствовал весь жар своего тела, бешеное биение сердца и как до боли пульсировали вены. Казалось, что тело медленно и как можно глубже пронизывают длинными иглами. Бог даже не почувствовал как существо покинуло его тело. Обмякшее тело, словно камень быстро погружалось на дно озера. Испуганная тень поплыла за ками, протягивая к нему руку, но сородичи резко оттолкнули ее и сами бросились ловить божество. Одна из них остановилась перед виноватой тенью. Она мимолетно посмотрела на лица сородича, положила руку на плечо тени, медленно покачала головой и поплыла за остальными.
Идзанаги больше не было дела до таинственных существ, когда перед глазами он видел лишь свои руки и лицо Цукуёми. Белоснежная кожа сына так и сияла в этом грязном озере, а черные глаза сверкали ярче звезд на небе, будто и не был он никаким убийцей. На лице божества появилась мимолетная улыбка и надежда. Он тянулся кончиками пальцев к иллюзии, но как только он дотронулся указательным пальцем до Цукуёми, тот исчез.
Бог сомкнул глаза и еле-еле прошептал:
- Убейте…- Идзанаги не успел договорить и потерял сознание.
***
Придя в себя, Идзанаги с трудом разомкнул глаза. Он медленно провел рукой по татами. После чего резко поднялся, и его тело сковала острая ноющая боль. Идзанаги согнулся, прижавшись лбом к коленям, но его внимание привлек силуэт, и он поднял глаза. Бог сидел некоторое время как каменный и смотрел мутными глазами на напротив стоящую высокую тень. Идзанаги молчал, мучительно вспоминая, что произошло прошлой ночью.
Как только к нему возвращались хоть малейшие воспоминания, в его виски выстреливала давящая и пульсирующая боль. Идзанаги сразу же рефлекторно прижимал указательный и средний палец к вискам. Он зажмурил глаза, сведя брови, и закусив нижнюю губу.
В это время к нему подошла тень. Эта была та самая, что захватила тело бога в озере. У неё все также не было лица, но телосложение, рост и длина волос принадлежало Цукуёми. Она нагнулась к мужчине, сильно приблизившись к его лицу. Передние пряди свисали перед лицом и немного щекотали руку бога. Тень долго всматривалась в глаза, но никакой реакции не было. Идзанаги продолжал сидеть как камень, тяжело дыша. По лбу ками стекал холодный пот, который существо легонько смахнула и сказала:
- Простите меня. – Тень начала выпрямляться, но неожиданно Идзанаги очнулся и схватил рукой ее прядь, что та снова согнулась.
- Мой сын… он же…жив? Жив?! – Охрипшим голосом произнес Идзанаги. От помутневшего взгляда не осталось ни следа. Только страх и надежда. Его глаза снова были полны слез, а руки дрожали. Он смотрел на тень, ни отводя взгляда, ни моргая, боясь, что она исчезнет, не дав ответа.
Тень молча погладила руку божества и убрала ее с прядей волос. Она снова выпрямилась и, смотря на Идзанаги, достала из содэ младенца, завернутого в Одеяние Ночи. Существо аккуратно прижало к себе ребенка как в последний раз, и протянула его в руки мужчины. Тот с недоуменным взглядом машинально взял малыша. Тень немного раскрыла одеяние, чтобы ками мог увидеть внука.
Райто крепко спал и держал обеими руками перстень Цукуёми. Но Идзанаги больше привлек цвет волос ребенка. У малыша за столь короткий промежуток времени уже уже выросли короткие серебряные волоски. Мужчина побоялся разбудить младенца, поэтому просто прижал его к груди, как родного сына. Его руки продолжали дрожать.
- Это…Цукуёми? – спросил он, смотря на тень.
- Это Райто. – Наотрез ответила ему, добавив, - Ты знаешь что делать. Скоро Второй Лун совершит возмездие. – После чего она развеялась.
Идзанаги с ужасом бросил взгляд на ребёнка. Бог аккуртно развернул малыша и забрал перстень. Мужчина бегал по комнате в поисках укромного места, чтобы Райто не смог эти вещи найти. Он не нашел место лучше, как глиняная ваза.
Он упал на колени, держась за эту вазу и тихо прошептал:
- Что же ты наделал…Что же ты наделал, сын мой.