Призрак из Тайнинского тупика

- Север! Север, с тобой все в порядке?

- Это с какой стороны посмотреть... Хотя я ничего не вижу ни с какой стороны, мрак такой – почему так темно?

- Да, прости! Забыл совсем.

Темнота щелкает пальцами.

- Ну как, видно?

- Нет.

Темнота грустно вздыхает и щелкает пальцами еще раз. Мир загорается ослепительно белым. Я зажмуриваю глаза.

- Блин! Яркость сделай чуть поменьше!

- Прости! Так лучше?

Осторожно приоткрываю один глаз. И правда, так лучше – теперь хотя бы понятно, где я.

Лежу на полу в комнате. Хотя больше это похоже на распотрошенный магазин диковинных вещиц: по сторонам валяются вперемешку пыльные книжки, одинокий глобус, чебурашки с торчащей ватой по швам, старинные блюдца с голубой каемочкой, стулья без спинок и ножек, полуоткрытые саквояжи с чем-то непонятным внутри и всякий другой подобный хлам.

У окна на тумбочке стоят крохотный черно-белый телевизор с антенной и лампа с зеленым абажуром – до чего только техника дошла! Со стен сползают пятисантиметровые бутерброды полосатых обоев. Над тахтой с тремя откидными подушками на фоне красно-коричневого ковра с огромным ромбом зависает Господин Жмур. В его золотистых глазах поблескивают искорки – отражения огоньков, блуждающих по углам комнаты.

- Нравится моя светомузыка? – говорит и лыбится как Чеширский кот да Винчи. – Сам оттенок подбирал!

- И все-таки, – спрашиваю, – что ты такое?

- И правда, что я такое? – повторяет этот Господин Оформитель Заброшенных Домов и закрывает правый глаз ладонью. Опять эта лыба его – ну просто кошмар Рэя Бредбери! – А какие у тебя предположения? – вворачивает мне в мозг свои сомкнутые негой взоры. – Расскажи мне!

- Ну, – говорю, – у меня только одно предположение. Ты очень много-много лет мечтаешь съесть свой ветхий старый дом! Черт!

Вскакиваю.

- Постой, ты же меня не сожрешь тут? Ты случайно не этот, маньяк-людоед?

Чел меняет руку, закрывает ладонью левый глаз, открывает рот, показывает свои птерозавровые зубы.

- Да, это я! Берегись, укушу тебя!

- А. Ну тогда пока.

Поворачиваюсь к дверному проему.

- Стой!

Господин Жор возникает прямо у меня перед носом. В глазах паника, по волосам бегают крошечные электрические жучки.

- Подожди! Это неправда! – голосит и пальцы заламывает. – Не уходи, пожалуйста!

- Стопэ-стопэ-стопэ, – говорю, – я же просто шучу. Выглядишь, как будто сейчас загоришься. Узбагойся!

Господин Жар-Птиц сбивает с пижамы огонечки.

- Прости!

- Да за что ты извиняешься все время – прости то, прости се... Ничего ты плохого не сделал, это я все...

Шарю по карманам, достаю сиги.

- Слушай, друг, а можно от тебя прикурить? А то курить хочется, а где зажигалка – не знаю.

- Друг?

Чел снова начинает светиться.

- Конечно, друг! Держи, – и двумя пальцами касается сигареты. Та вспыхивает.

- Кайф!

Затягиваюсь, плюхаюсь на пыльное креслице у окна, протягиваю ножки.

- Конечно, тут у тебя просто рай... Кури себе сколько хочешь прямо в доме, читай столько угодно, и никто тебе ничего не скажет, – поддеваю ногой какую-то книжку на полу. Та переворачивается обложкой вверх:

«Монстры. Привидения. НЛО».

Привидения...

И тут у меня в голове щелкает!

– Слышь! – говорю. - А может, ты и правда привидение? Вот прямо по-взаправдашнему? Без шуток?

- А похож?

Смотрю внимательно на чела. Чел ввинчивает в меня штопоры зрачков.

- Вообще, похож. Ты, вроде как, по классике – сквозь стены проходишь, в воздухе летаешь, на Битлджуса отзываешься. Но можно проверить.

Подтягиваю к себе книжку мыском кроссовка.

- Так-так-так, ну и что здесь пишут...

Мистер Призрак-Под-Вопросом смазывается в воздухе и спустя секунду материализуется на подлокотнике кресла. Пялится в страницу через мое плечо:

- Что там?

Интересно, он вообще умеет читать или ему по приколу просто сидеть и глазеть?

Листаю.

Страницы все в желтых пятнах, из переплета сыпется труха, на углах вмятины – как будто книжку бросали в стену со злости. Но зато картиночки прикольные.

«Порка кладбищенского призрака».

Стоп.

Смотрю в страничку. Моргаю. Мне казалось, это книжка для детей?

- Ты чего ржешь? – спрашивает голос над ухом.

- Да тут пишут, что один священник в XVII веке в Англии прославился как яростный гонитель призраков. «Он без устали бегал вдоль дорог с хлыстом в руке и с громкими криками стегал направо и налево невидимых духов». Угар! Вот это жизнь у человека была интересная... Но это не совсем то, что нам нужно.

- Нам это не подойдет?

Я смотрю на Господина Любителя Порки. Тот невинно хлопает глазами. Слишком невинно...

- Нет, ну если ты хочешь... Всегда можно это устроить! – подмигиваю. – Но сначала было бы неплохо узнать друг друга поближе. Вот, например, тут говорится, по каким признакам можно опознать привидение... «Привидение часто облачено в странные или старомодные одежды». Ты облачен в странные одежды?

Поднимаю голову, созерцаю эту Жертву Модного Приговора. Птеродактиль у пижамного кармашка таращится на меня в ответ.

- Так, ты облачен в странные одежды, с тобой все ясно... «Привидение может растворяться в воздухе, проходить сквозь стены или отрываться от земли», – ну здесь, по-моему, полное попадание. «Привидение может материализоваться в закрытом помещении». Хм... Что это значит?

- Может быть, так?

Чел растворяется в воздухе. Хмыкаю – насчет второго пункта можно даже не сомневаться! Из-за двери в дальней части комнаты раздается глухой стук. Осторожно слезаю с кресла, ковыляю через минное поле из разбросанных книг. Дергаю за ручку.

Заперто.

- Я взаперти, – говорит дверь.

- Тогда этот пункт тоже сходится.

- Ура!

Я чуть не падаю – из двери высовывается рука и показывает знак «пис». За рукой из двери вылезает улыбающаяся лохматая голова.

- А что там? – спрашиваю.

- Да так. Чулан.

- А что в чулане? Мальчик-который-выжил?

- Да никого там нет, просто метлы. Швабры. Один веник.

- Только один?

- Только один.

- Надеюсь, реактивный? – смотрю на Господина Порри Гаттера. Тот снова хлопает глазами. Ну почему никто никогда не понимает мои отсылки?! – Точно никаких черепов нет? Даже самого маленького? Даже бедного Йорика?

- Нет... А нужно?

- А ты можешь достать?

- Нет... А что?

- Да просто спрашиваю. Проехали.

Эх, не быть мне Гамлетом! А ведь мне так всегда хотелось сыграть на флейте водосточных труб – хотя нет, это вроде что-то другое... За окнами шуршит дождь. Сажусь на пол – он, кстати, деревянный и неожиданно теплый, приятно. Листаю книжку дальше:

- Еще тут говорится, что бывают разные типы привидений... Бывают те, которые, мол, просто шляются по комнате в саване и цепях, смотрят на тебя и молчат... Но тебе это не подходит.

- Почему это?

- Угадай.

- Потому что у меня нет цепей?

- Это тоже, хотя это не главное, главное – то, что ты болтливый ужасно, тебе не подходит имидж молчаливого мрачного привидения! А еще вот – бывают так называемые полтергейсты. От немецкого «полтергейст» – буквально «шумный дух». Вот это, по-моему, про тебя... Написано, что полтергейсты способны передвигать предметы, причем эти предметы очень сильно нагреваются – так, что к ним невозможно прикоснуться... О! Еще тут говорится, что полтергейсты обычно появляются в присутствии подростков 12-16 лет. Это подходит. «По одной из теорий именно в этом возрасте мозг вырабатывает некую таинственную энергию, являющуюся источником полтегрейста», – какую еще энергию, слизь, что ли? Нет, ну это бред, какое-то полтергейство...

Переворачиваю страницу. Фыркаю.

- Зацени! «Отнюдь не каждый может видеть привидений. Считается, что люди, способные видеть привидений, обладают особым психическим даром...» Прикинь, книжка говорит, раз я тебя вижу, значит, у меня супер-способности! Да я же просто это, Король Шаманов! Взгляни вокруг, оглянись назад, духи с тобою связаться хотят, верь в свою судьбу... и будь шаманов королееем, всех шаманов королееееем! Шаманов королем.

- Я в этом даже не сомневаюсь, – шелестит голос откуда-то сверху. – Потому что только ты меня и видишь. Ну, я так думаю. Основано на личном опыте.

Я поднимаю голову.

Мистер Полтергейст-Под-Вопросом сидит на подоконнике. Смотрит в окно, поджав колени к подбородку, водит призрачным пальцем по стеклу.

- Знаешь, я вот часто так сижу и думаю – как же там снаружи?

Отсюда я вижу только его спину – сутулую как коряга. Странно это, думаю, – разве у привидений бывает сколиоз? Наверное, у этого бывает. Господин Вопросительный Знак вздыхает:

- Вот так сижу и сижу, смотрю на них, жду, когда же кто-нибудь придет, а они все идут мимо и не задерживаются...

- Кто идет?

- Они. Люди. Прохожие. И падает снег, и начинается дождь, и тьма наступает, и утром розовым разгорается небо, а они все идут. А я остаюсь. Все уходят, а я остаюсь. Вечно – под солнцем, под снегом, под звездами, под облаками...

- Ого, вот это ты красиво завернул, – говорю, – тебе надо со мной на дополнительную литру ходить! У тебя бы точно получилось классно писать сочинения, с такими поэтическими выражениями...

Господин Жерар де Нерваль молчит и только сильнее вжимает голову в плечи. Наверное, надо что-то другое сказать...

- Ты совсем не можешь отсюда выйти?

- Нет.

- Почему?

- Не получается. Могу только во двор, да и то не всегда. Иногда как будто что-то не пускает за стены – или не хватает сил. Но это все равно бессмысленно, выходить – все равно меня там никто не заметит. Однажды во двор залез какой-то дяденька – искал здесь что-то, выкопал кучу ям у веранды. Я ему говорю: «Дяденька, а дяденька, а что это вы тут ищете? Тут нет ничего, поищите у соседнего дома, там под полом в гостиной зарыт клад золотых монет». И что ты думашь? Он так и ушел. Ничего не услышал и не понял.

- Наверное, это все потому, что люди редко замечают важные вещи.

- А ты?

- Я?

- Ты замечаешь важные вещи?

Надо же, не в бровь, а в глаз попал – аж все зачесалось. Тру правое веко. Соринка какая-то попала, наверное. Или ресничка. Или осколок зеркала Снежной королевы.

- Знаешь, – говорю, – хочу верить, что замечаю. Это моя обязанность, все замечать – я же хочу...

Стоп. Зачем я все это ему говорю? И тут этот Вскормленный в Неволе Орел Молодой поворачивает голову и смотрит прямо на меня.

- Чего ты хочешь?

- Я хочу...

Нет, ну это слишком. Как же глаз чешется, невозможно это терпеть. Смотрю на палец. В центре завитка на подушечке лежит ресница. Маленькая, черная, похожая на усик жука. Так вот, в чем дело! Торжественно поднимаю палец вверх.

- Я хочу пожелать, чтобы люди не проходили мимо и чаще заходили к моему другу в гости! За твое здоровьице, бон аппетит!

Кладу ресницу на язык, глотаю.

Дружочек БиЖу округляет глаза.

- Зачем ты ешь воздух?

Фыркаю.

- Это не воздух! Это примета такая: если у тебя выпала ресничка, нужно загадать желание и съесть ее. Тогда желание исполнится.

- Ты и правда так можешь? Ты волшебник?

- Ага. Я делаю особую уличную магию. В рот мне ноги, Дэвид Блейн, фак мой мозг!

Тишина. Точно, думаю, у него же наверняка ни компа, ни мобилы нет, и в инетике он не сидит, вряд ли он знает про Дэвида Блейна... Обидно, когда твои шутки не доходят до адресата!

- Север, – говорит вдруг эта Птичка Наивняк, пропадает с подоконника и снова возникает перед моим носом.

- Что?

- Тебе ведь не это хотелось сказать.

Опять эти глаза его ужасные.

- Почему это?

- Просто мне так кажется.

- Казаться может все, что угодно. Мне вот кажется, что у тебя слишком длинный нос.

- А мне кажется, у меня вполне адекватный нос.

- А мне кажется, он становится все длиннее.

- Тогда так – пауза между твоими «хочу» была слишком длинная. Мне кажется, ты хочешь казаться кем-то другим.

- А один мой знакомый как-то сказал, что мы как раз то, чем мы хотим казаться. Такие дела.

- Тогда тебе нужно быть осторожнее с твоими желаниями.

Блин.

- Слушай, а тебе не все ли равно, чего я там хочу?

- Мне – нет.

- Тогда ты – единственный в своем роде.

- Почему – потому что мне интересно, о чем ты думаешь?

- Да потому, что людям обычно плевать на меня! Ну и мне наплевать на них! Посрать!

«Монстры. Привидения. НЛО.» с грохотом падает на пол. Она что, до сих пор у меня в руках была? Не помню. Ну и ладно, уголки все равно мятые были.

- Это неправда.

Смотрю на Господина Дознавателя. Тот виновато улыбается за лохматой челкой.

- Ты прости за это, просто это тоже неправда. Тебе не наплевать.

- А ты-то откуда знаешь? Все вы такие, вечно думаете, что лучше всех все про меня знаете! Ты прямо как маман! «Сева, Сева, это так на тебя не похоже!» Да откуда она вообще знает, что на меня похоже, а что – нет?! Ничего она про меня не знает!

Перевожу дыхание. Так и просится что-нибудь кинуть в кого-то!

- Знаешь, – говорю и легонько пинаю ногой книжку, – может быть, мне вообще не хочется, чтобы кто-то что-то знал про меня? Может быть, это только мое дело – решать, кому и что рассказывать? Эта тоже, психологичка из клиники, вся такая умная и понимающая, мол, «вы всегда можете со мной поделиться!» А что, если мне не хочется ни с кем делиться? Кто они такие, чтобы с ними делились? Они что, и правда поймут что-то про меня, если с ними поделиться? Они что, сделали что-то такое хорошее, чтобы им все рассказали? Чем они это заслужили, интересно? Не смешите мои подковы! Да пошли они в жопу, ничего я им не скажу! Одни кричат – тебе нужно делать то, се! Другие – не делай ни того, ни другого, ни пятого-десятого! Как же мне все это надоело! Меня так это злит! Меня тошнит от них всех! Да я просто хочу свалить отсюда навсегда и подальше, чтобы обо мне никто не знал, чтобы про меня все забыли! Невозможно так жить! Здесь все неправильно! Типа, понимаешь, а в небе ангелочки летают на цветочках, а на земле везде одно говно, сплошная грязь, все плохо, все дерьмо, все гады, полная жопа, все свиньи, сволочи, грязные вонючие негодяи!!! Не могу больше жить, какая кругом грязь, нет никакого смысла!!! ААААААА!!!!!

Книжка летит в стену.

Блин.

Ну вот зачем все это? Она же не виновата, что моей ноге захотелось поиграть во всяких там Дэвидов Бекхэмов! Я ведь даже не люблю футбол! Все как всегда! Тащусь за книжкой, осторожно поднимаю с пола, счищаю с нее грязь рукавом. Какой же стыд... Хотя подождите-подождите – а кого мне стыдиться-то? Не привидений же!

- И вообще, чтобы ты знал, – шмыгаю носом, – вот у меня в школе ребята есть. Просто ребята, нормальные ребята, ничего они плохого не сделали, а мир кричит на них – вы отстой, вы нам не нужны, не мозольте нам тут глаза, мы не хотим, чтобы вы существовали. Буквально кричит. Все барабанные перепонки тебе рвут своими воплями – хуже, чем старый добрый Людвиг ван, у того хотя бы музыка была, а тут вопли! Вызывают к директору просто за то, что кто-то написал что-то на стене. Какая разница, кто там и что написал, разве это – самое важное на свете? Разве это – преступление? Там вообще цитата была из Керуака, красивая цитата! Неужели пустые стены лучше?

- Я с тобой согласен, цитата лучше, конечно, – отвечает воздух из-за спины.

- Вот и я о том же! Цитата намного лучше! Так ведь нет же, нужно вызывать меня в первый же день к этому гаду директору, нужно звонить маман. Та прибегает, бледнеет, начинает глотать валидол. Как же так! И в этой школе все не в порядке! А ведь казалось, что здесь все будет иначе! Ой-ой-ой! Что же это такое, почему ты снова занимаешься этими глупостями? Ты что, специально так делаешь, чтобы люди подумали, что мы ненормальные? Почему ты нас позоришь? Ты что, хочешь, чтобы я загремела в больницу из-за тебя? Ты что, хочешь расстроить папу? Он и так устает на работе, батрачит там с утра до ночи, отдает семье все гроши, ничего себе не оставляет, а ты тут с жиру бесишься! Возьмись за ум! Перестань так делать! Перестань! Перестань! И этот козел такой, на своем пузатом кресле за этим гадским столом с кучей грамот: не обижайте маму, она желает вам только добра! Уверяю вас, в нашей школе мы создаем лучшие условия для комфортной и продуктивной учебы! Обещаю вам, наш чуткий педагогический подход исправит поведение вашего ребенка! И кофеек потягивает из своей золотой чашечки! Золотая чаша, золотая, наполняет ароматом чая! Ненавижу! Добра они мне желают! Хотят меня исправить! Как же! Да меня злит все это семь дней в неделю, 24 часа в сутки! Каждый день, каждую неделю, круглый год – как же меня все это злит! Да меня просто бесят они, все эти взрослые – говорят, что они твои друзья, что помогут тебе, а на самом деле врут и все время делают тебе больно! Да они все похерили! Все на свете! Где все эти взрослые, когда тебя окунают башкой в бачок унитаза? Где они, когда твой друг говорит тебе: я не хочу жить, я иду на крышу? Их нет! Им наплевать! Плевали они на все наши мечты и желания! Плевали они – им бы только заставить всех чувствовать себя виноватыми за то, что мы просто существуем! И самое худшее, самое худшее – есть вероятность, что когда-нибудь ты станешь такими же, как они. И будет у тебя работа с девяти до шести, и будешь ты ходить весь насквозь уставший, несчастный и гадкий, и будешь ты пачками глотать валидол! И ничего в тебе не останется святого! И будешь ты орать на своих детей и бить их ремнем и запирать их в чулане – просто потому что они не такие! Просто потому, что ты устал на работе! Я так не хочу! Я не могу с этим мириться – потому что мне не все равно. Я хочу кричать об этом на весь мир. Я хочу создать панк группу, я хочу писать стихи. Я хочу угнать тачку, убежать отсюда, из этого мерзкого города, свалить куда-нибудь в глушь, переплыть океан, добежать до конца света. И будем мы там жить – только я, мой Бродяга, гитара, блокнот и ручка. Ну, может быть, еще парочка книг. И я буду путешествовать по дороге в старом фургоне, и я буду петь песни, и я напишу про нас всех гениальный роман – про людей, которым не все равно. Потому что я хочу все изменить! Я не хочу, чтобы следующие поколения смотрели на меня и тоже меня ненавидели, чтобы они думали про меня, что я – враг, что я вот-вот сделаю им больно! Потому что взрослые заставляют нас друг друга ненавидеть! Потому что взрослые не учат нас любить! Кто же научит меня любить? Я обещаю – я никогда не забуду то, что они сделали с нами! Я им всем отомщу – самой изысканной местью. Я не стану их слушать! Я не стану никого ненавидеть! Я стану всех на свете любить, да я прикончу всех этой любовью, потому что у меня ее так много – меня просто разрывает от любви, посмотри, как у меня кровоточит сердце! Я хочу сделать что-то хорошее! Я хочу сделать что-то великое! Я не хочу умирать просто так! Я не хочу забывать!

- Я тоже.

- Что?

Выдыхаю.

Сердце нервно стучит в груди.

Где я? Сколько сейчас времени? Что происходит?

- Я тоже хочу все изменить. Я хочу выйти из дома. Я не хочу исчезать.

Оборачиваюсь.

Все-таки я действительно вижу мертвых людей. Напротив меня в воздухе висит привидение – настоящее привидение – и смотрит на меня глазами цвета опавшей листвы.

- Но вместо этого, – говорит этот Господин Жовтень и хмурится, – я просто сижу здесь взаперти. И ничего не делаю. И ничего не помню.

- Не помнишь?

- Не помню. Просто знаю, что я есть, и все. Знаю, что пребываю здесь какое-то неопределенное время. Знаю про голубей. Знаю, что окно на втором этаже не закрывается. Знаю, что мне нравится с тобой разговаривать. Только о том, что было до этого – если оно было, конечно, – вспомнить не могу. Но мне хотелось бы.

По пыльным окнам снаружи хлещет вода – а ведь кое-кто обещал, что дождь скоро закончится!

- Слушай, – говорю и снова книжку листаю, – а, может быть, есть какой-то способ сделать так, чтобы ты все вспомнил? Что-то сказать, может быть, надо? Что-то найти? Какую-то хрень, связанную с твоей прошлой жизнью? Какую-нибудь непонятную старинную вещицу? Какой-то мистический артефакт? Раскопать место убийства? Найти твои завернутые в саван кости? Я найду! Обещаю! Я все выясню и помогу! Я же гениальный сыщик, я ноль-ноль икс суперагент! Знаешь, как сильно я люблю совать нос в чужие дела? Да я просто эта, Евлампия Романова, Эразм этот, знаешь, как его, Фандорин... А про то, что ты не можешь выйти из дома – ты себя не вини за это. Ты же не виноват, что с тобой такое случилось! Наверное, все мы чувствуем себя так, время от времени. Я вот иногда тоже так себя чувствую – как будто я за решеткой сижу, ну, или валяюсь в смирительной рубашке где-нибудь в Кащенко, это бывает...

- Да, – вздыхает этот Граф Монте-Кристо, – но здесь-то совсем другое... Знаешь, недавно мимо дома по улице шла тетенька и вела на поводке собачку. Собачка упиралась и не хотела идти, и за это тетенька била ее по спине. Кричала на нее и била, а собачка скулила и прижималась к земле. Мне было так грустно... Как же мне хотелось выйти отсюда и сказать этой подлой тетеньке: прекрати, так нельзя! Спасти собачку. Взять ее к себе. Она была такая красивая – белая, с добрыми голубыми глазами... И ничего у меня не получилось. Не получилось выйти, не получилось даже кинуть в тетеньку люстру, хотя мне казалось, у меня вот-вот все внутри разорвется. Все, что ты говоришь – про людей, про взрослых, про этот мир. Я очень тебя понимаю. И мне жаль, что люди так поступают... И мне жаль твоих друзей. Но я не знаю, как помочь. Я не знаю, что делать. Я не знаю...

Господин Сен-Жюст вцепляется в волосы. Между пальцами бегают искры, воздух жужжит как под высоковольтными линиями проводов. Кажется, и у меня сейчас что-то внутри загорится. Надо, наверное, что-то сказать, как-то его утешить – только вот, какие слова подобрать? Со словами у меня всегда как-то туго получается.

- Послушай! – говорю. – Послушай, ты не печалься. Ведь, если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно? Я считаю, что совсем не обязательно – знать, что делать. Самое главное – то, что ты есть, что и правда нашелся в этом мире кто-то еще, кому не все равно. Ты понимаешь, о чем я? В жизни иногда случаются безумные вещи, но не все безумные вещи – плохие. Например, разве это не безумие, что мы сейчас тут стоим с тобой и разговариваем? Обещаю тебе...

Подхватываю с пола какую-то тухлую тряпку, вдохновенно размахиваю ей, как флагом. Пускай все видят – даже те, кто не видит!

– Обещаю – я тебя отсюда вытащу! Я выясню, в чем твой смысл, я пойму, как тебе помочь! И ты выйдешь наружу, и люди тебя увидят и скажут – вот это да, вот это история, прямо как из какой-нибудь фантастической книжки! И мы отправимся вместе с тобой на поиски приключений и сделаем что-то ультра-мега-гипер-классное! Типа, изменим этот гадкий мир к лучшему, сотворим что-то великое и незабываемое, с твоими-то способностями! А потом о нас напишут в книгах, напишут вот о том, как мы стоим здесь сейчас с тобой и разговариваем, а люди все это прочитают и скажут – вот так началась великая революция! Потому что революция в каждом из нас. Я в это искренне верю. Хотя, может быть, мне просто четырнадцать. Иными словами, я тебя тут подстрекаю отправиться в путь со мной, и неистово упорствую в этом желанье, хотя и не знаю, зачем и куда мы идем!

Вскакиваю на кресло, пытаюсь обнять руками весь мир. Какая обалденная трибуна, лучше, чем у Марата! Хотя разве у Марата была трибуна? Или это был кто-то другой?

А, пофиг.

Ору во весь голос:

- Камерадо, я даю тебе руку!
Я даю тебе мою любовь, она драгоценнее золота,
Я даю тебе себя самого раньше всяких наставлений и заповедей;
Ну, а ты отдаешь ли мне себя? Пойдешь ли вместе со мною
в дорогу?

Предательская нога соскальзывает с гнили на подлокотнике.

- ОЙ, БЛЯ....

И вот я лечу кувырком прямо на пыльный пол. Как-то чересчур много падений за последние сутки.

Какое же я клише!

- Север? С тобой все в порядке?

Поднимаю голову.

Лучшее в Мире Привидение с Мотором зависает прямо напротив дверного проема. Сквозь него просвечивает небо. Розовым.

Дождь закончился.

- Вот!

- Чего?

- Вот об этом я и говорю!

Показываю на небо.

- Ты посмотри! Небо розовое. Не может же постоянно идти дождь. Короче, я тут пытаюсь сказать, но, наверное, безуспешно, что все пройдет, все образуется, когда-нибудь тучки над нашими головами перестанут лить слезки, бла-бла-бла. И глаза наши будут полны заката, а сердца – рассвета. Все такое. Не знаю, понятно ли получилось.

- Понятно, – шелестит голос. – И очень красиво. Север!

- Что?

Оглядываюсь. Ну и где же мой друг Патрик Суэйзи? Куда он подевался? Нет никого.

- Север, – звенит над ухом. – Мне нужно уйти. На время. Связь пропадает. А ты возвращайся. Потом. Хорошо? Ты вернешься? Завтра. Вернешься?

Он еще спрашивает. Что лучше – мрачные взгляды маман или приятное времяпрепровождение с другом? Думаю, я с вероятностью 99,9% выберу второй вариант.

- Вернусь! – кричу. Подбираю с пола сумку. Отряхиваю пальто. – Ну, до встречи. Адьос!