Глава шестая.
Клод вышел из паланкина и слегка прищурился от яркого солнечного света. Кинув взгляд на слегка запыхавшуюся рабыню, что до этого быстро шла рядом с мужчинами, несущими средство передвижения, он вошёл в ворота. Идя за слугой, встретившим его, римлянин рассматривал светлый сад. Чистые аккуратные дорожки, выложенные плиткой, благоухание нежных цветов, достойные восхищения скульптуры, еле слышное журчание воды в мраморном фонтане и множество трудящихся рабов — всё говорило, нет, кричало о высоком статусе и богатстве владельца. В доме его встретил хозяин этого места — как обычно приветливо, но натянуто улыбающийся, неотразимый, раздражающий и ненавистный.
— Здравствуй, Михаэлис.
— Извини, пожелать тебе того же не могу.
Клод раздраженно поджал губы. Его сюда позвали, чтобы обмениваться дешёвыми колкостями?
— Что ж, пойдём в библиотеку. Все документы там.
Мужчина холодно кивнул и направился за ехидным аристократом.
— Присаживайся, — Себастьян кивнул на кресло, стоящее напротив того, в которое сел сам. — Будешь вино?
Получив кивок в ответ, Михаэлис налил в чашу гостя напиток из кувшина.
— Итак, что ты хотел обсудить со мной? — спросил Фауст, пригубив тёмнокрасную жидкость.
— Это касается поставок песка из Египта.
— А что, с ними что-то не так?
— Дело в том, что они хотят разорвать с нами контракт.
Мужчина удивленно выгнул бровь.
Разговаривая, деловые партнёры, составляющие, собственно, всё акционерное общество торговой кампании, на какое-то время почти забыли о том яростном, но скрытом для окружающих пламени ненависти, что горит в них друг к другу. Сейчас куда важнее не дать египетским поставщикам себя обдурить и оставить ни с чем.
Сиэль позволял себе мирно бездельничать, сидя в углу кухни. Повар где-то бродил, обед был уже готов, а рабы разбрелись по дому, и саду, выполняя свою работу. В помещение вошла Мейлин, кое-как неся угрожающе покачивающуюся стопку медных тарелок. Мальчик, нахмурившись, с опаской наблюдал за этой, балансирующей на тонких руках, башней. Чудом поставив целую посуду на стол, девушка выдохнула.
— А я уж думала, снова упадёт... О, Сиэль! Не знаешь, где Ба... — не дав жене договорить, германец быстро вошёл в комнату.
— Так! Сиэль, чисти блюда, чтобы выложить на них те шедевры, что я сейчас приготовлю!
Хатт бегал по кухне, доставая посуду и продукты. Мальчик, в недоумении выгнув бровь, наблюдал за ним. Мученически вздохнув, он встал и, бросив тоскливый взгляд на огромную стопку блюд, взял щётку. Мейлин удивленно наблюдала за перевозбуждённым мужем.
— Что ты делаешь?..
— Работаю! — Бард уже быстро нарезал мясо.
— Тогда я тоже помогу! — решительно сказала служанка и принялась неумело чистить овощи.
"Как же шумно..." — пронеслось в голове у подростка.
На кухне творилось что-то суетливо-странное. Повар вместе с Мейлин носились как назойливые мухи по кухне, а мысленные крики о тишине Сиэля, казалось, можно было услышать.
Но тут...
— Та-даам! Смотрите, что у меня есть! — хвастливо подняв руку с чем-то сжатым в ней вверх, воскликнул германец. Увидев вопросительно-усталый взгляд мальчика и живой заинтересованный —жены, мужчина разжал ладонь и представил зрителям небольшой тканевый мешочек.
— Что там?
— Там, дорогая моя Мей, заговоренный каменный порошок. Стоит его зажечь, как появятся духи огня и будут служить нам!
— Бред... — пробормотал синеволосый.
— Нет, это чистая правда! Я месяц копил на него. И собираюсь использовать.
— Зачем? — почти испуганно спросила девушка.
— Хех... Чтобы быстро приготовить самый восхитительный обед для господина Себастьяна и его гостя!
Развернувшись, Бардрой подошёл к зажённой печи и высыпал немного серого, имеющего странный запах, порошка на ладонь. Внимательно осмотрев и понюхав диковину, хатт кинул взгляд на созрецателей. Мейлин, волнуясь, также разглядывала эту странную штуку, насыпанную на его ладонь. А вот на равнодушном лице мальчика сквозило явное раздражение. Предвкушающе улыбнувшись, мужчина кинул горстку в огонь.
Резкий хлопок, вспышка — и из помещения валит чёрный дым, оседая налётом сажи на светлых стенах. Лёгкий запах гари достигает обоняния Танаки, укладывающего какие-то свитки на небольшой стол, когда дверь в светлую библиотеку открывается и подросток, тихо кашляя в чёрный кулачок, заглядывет в помещение. Хозяин дома удивленно выгибает бровь и, слегка вытянув шею, смотрит за спину управляющего. Мальчик, слегка пошатываясь, подошёл к высокому старику и, попросив его наклониться, что-то прошептал на ухо. Пожилой мужчина замер и, вздохнув, просяще посмотрел на господина. Тот, каким-то образом поняв, что нужно слуге, кивнул:
— Да, можешь идти.
— Что случилось? — спросил Клод, смотря вслед поспешно вышедшему за дверь старику. Михаэлис устало потер переносицу и ответил:
"Словами это описать сложно".
Заметив, что покрытый сажей подросток всё ещё стоит, уставившись пустым взглядом куда-то в сторону, мужчина взмахом руки велел ему уйти. Получив покорный кивок и лёгкие удаляющиеся шаги в ответ, Себастьян уставился на ненавистного партнёра.
— Продолжим?
Сиэль сидел на мраморной скамье в саду. Уже давным-давно отыграл свою величественную песню алый закат, и на тёмно-синем небе сверкала россыпь мерцающих жемчужин-звёзд. По-ночному свежий воздух, источающий прохладный аромат каких-то ночных цветов, лёгким ветерком шевелил пряди тёмно-голубых, как полотно рассветающих небес, волос. Мальчик передёрнул плечами. Лёгкая коричневая туника не спасала от холода. У него, как у помощника повара (который от помощи в приготовлении всегда отказывался), дел было не так уж и много. И теперь, пережидая бессоницу, паренёк одиноко сидел под серебряным светом тонкого месяца. В этот раз гость хозяина предпочёл остаться переночевать, ведь дела затянулись до позднего вечера, и слугам — и, что было неожиданно, Сиэлю — пришлось готовить комнату и постель. В голове раба из Греции беспорядочно прокручивались картинки событий сегодняшнего дня: постель—кусок хлеба—работа—ухмылка Барда—блюда—рассвет—Мейлин—червяк—обед—колючка—солнце—Финни—пол—щётка—дым—боги—стопка—стол—книги—бровь—вода—раб—ткань—взгляд... Стоп. Мысль подростка зацепилась за запечатлённый в памяти момент: синеволосый стелет постель гостю господина Себастьяна и, выпрямившись, краем глаза улавливает на себе пристальный взгляд. Повернувшись, он увидел, что в проёме стоит, опершись на дверной косяк, тот самый гость хозяина. Его глаза... Слегка прищурившись, мужчина словно вцепился ими в мальчишку. И в этих зеркалах души блестело что-то очень пронзительное, опасное, что-то, что заставляет внутренне сжаться и насторожиться. Словно его хотят... съесть? Докатились. Взгляд, конечно, нечеловеческий, но нельзя же трястись от страха перед каждой высокопоставленной, имеющей права римского гражданина, богатой, имеющей власть, авторитет... В общем, шавкой. Встряхнув головой, Сиэль вдохнул-выдохнул. И тут же замер, прислушиваясь — по тёмной дорожке, ведущей к дому, кто-то неспешно шёл.
Попытавшись успокоить внезапно участившееся сердцебиение, подросток уверял себя, что это кто-то из слуг. Неторопливая, спокойная, но не тяжёлая поступь. Каждый тихий шаг эхом отдаётся в опустевшем — или же переполненном? — сознании и оседает тревожно пульсировать в висках. Капелька пота скатилась к потрескавшимся губам, заставляя судорожно их облизнуть. Дышать стало безумно тяжело — грудь словно сдавило. Вдруг мальчик понял, что мерный стук сандалий о землю прекратился, а в ночи выступил чей-то силуэт. Всё замерло. Единственный здоровый глаз мальчика в ужасе расширился. С губ сорвался судорожный выдох.
— Кто здесь? — донеслось до помутневшего разума подростка, но осознать смысл фразы он не успел — мир погрузился во тьму.
Мужчина стоял и, слегка склонив на бок голову , смотрел на хрупкого парнишку — совсем ещё ребёнка — что лежал на белой скамье. Оценивающим взглядом скользнув по лицу, брюнет нахмурился: где-то он уже видел его... Клод вздрогнул, когда на его плечо легла рука.
— И что же вы тут делаете? — протянул Себастьян, — Мальчиком любуетесь? Я думал, что ты их продавать предпочитаешь, а не...
Римлянин не договорил, неприятно ухмыльнувшись. Фауст брезгливо скинул чужую руку с плеча. Кинув взгляд на пребывающего в обмороке мальчишку, он хмыкнул.
— Продай мне его.
________________________
Да, я всё ещё жив. Есть такая хрень, как творческий кризис. Кароч извиняйте, на очапетки проверять лень, потому что я ленивая задница.