Хранитель ордена Юншэн

В нижнем мире царил покой: за половину дня погода столь резко переменилась будто бы уже через несколько недель наступит лето. Птичьи песни разносились на всю округу, оповещая каждого о начале весны.

Солнце, близящееся к закату, окрашивало всё в багряные цвета, а небо тонуло в красном и, смешиваясь с вечерней синевой, создавало удивительные оттенки. Буйный слегка тёплый ветер вздымал струящиеся одежды главы, заставляя колыхаться чёрно-алые ткани подобно пламенным крыльям. Тёмная фигура, идущая по каменным ступеням выглядела утончённой и возвышенной. Волосы вились по ветру подобно растекающейся ряби на воде, а выбившиеся тёмные пряди сверкали медью в лучах.

Спустившись с Небес, Илин невольно залюбовался окружением, уже и не так сильно спеша домой. В землях ордена царил покой и умиротворение, а продолжающийся праздник оставлял на душе горячее и согревающее, подобно пиале чая в морозы, чувство.

Разобраться с просьбой необходимо было как можно скорее, но в тоже время никто и не торопил. Если пройдёт несколько дней, бог Знаний даже и не заметит этого, поскольку поиски могли бы занять не только не один день, но и не один год – всё зависело лишь от удачи и обстоятельств, о которых было мало что известно.

Поднимаясь на вершину горы, уже виднелись верхушки деревьев и стебли бамбука. Сад при ордене был как всегда великолепен. Его благородство и красота радовали Илина, от чего он бы порой предпочёл лишний день или даже ночь провести на свежем воздухе под кроной цветущего древа, чем под крышей здания.

Ароматы свежей зелени и цветов успокаивали, возвращая Илина в его обыденное состояние. Взгляд стал более расслабленным и ранее наивные, широко распахнутые и миндалевидные они стали глазами феникса. Нечеловечески красный хрусталик обрёл цвет туманной ночи, в дымке которой над усеянным белыми лотосами прудом парили множество синих и зелёных светлячков.

Перед Ши Гуаньли Илин всегда старался держаться настоящим, а вот перед иными богами приходилось прикидываться дурачком. Говорить с богом Знаний в этой манере было довольно сложно. Он не поддавался на уловки Илина и всегда старался призвать его вернуть в обыденное состояние. Однако же только по этой причине глава порой и вёл себя с ним столь ребячески, ведь когда из тебя пытаются вытащить серьёзность, рассеивая образ, то держаться становится ещё сложнее и это служило хорошей тренировкой.

От этой роли Илину и самому порой было тошно, однако на Небесах в этого него все верили и принимали – такого его ни в чём не подозревали и не воспринимали всерьёз. Медленно и верно он внушал жителям неба эту маску, заставляя всех позабыть о делах давно минувших дней.

Для богов Илин выглядел всё так же спокойно. Он был безмятежным и непоколебимым, его ничего не заботило и размышлял он лишь о незначительных мелочах. Подойди к нему и спроси о чём он думает, так и в любой момент можно было услышать что-то настолько глупое, что к горлу невольно подкатывал смех. Однако, пока кого-то забавила глупость бога Войны, находились и те, кто сочувствовал. Вероятно они считали, что в смертной жизни бедному генералу на войне повредили голову и от того он только и мог тревожиться о том, что было сейчас рядом с ним, а не думать о будущем и тем более о чём-то сложнее.

Отличить эта два состояния Илина было просто невозможно внешне. И так, и так этот мужчина выглядел со стороны как эталон невозмутимости и отрешённости от мирской суеты, однако же стоило ему открыть рот, как тут же было ясно имеешь ли дело с маской или смотришь на истинное лицо. Он настоящий и он фальшивый были подобны солнцу и луне, вот только понять это мог только тот, кто видел и день, и ночь.

Пока иные боги рассматривали на лице Илина плотную маску, для Ши Гуаньли это была лишь тонкая вуаль праздного и весёлого образа, сквозь которую проступали истинные черты, но даже так он не мог видеть их полностью.

По-настоящему беззаботным глава ордена мог быть лишь в окружении членов ордена Юншэн, на праздниках или когда брал в руки свою любимую жуань. Глаза Илина умели прекрасно лгать, скрывая истинное состояние его души и прятали они в себе то, что не должно было волновать ни посторонних, ни самых близких людей.

Глава ордена Юншэн или та его часть, что была доступна всем в этом его облике, был в настоящем человеком тёплым и доброжелательным, но с тем же твёрдым, решительным и ответственным. Он дорожил тем, что у него было. Именно так он видел некоторое подобие идеального образа главы, коим старался быть. Рассудительный, спокойный, не лишённый чувств, тот на кого можно было положиться.

Илин уже подходил к главному зданию ордена. В вечернюю пору, когда алые лучи невесомо касались строения, оно казалось чёрным, словно тень и с тем же отливало красным, будто было залито кровью. Тёмно-серые крыши цвета разбавленной туши отливали холодом, но с тем же деревянные колонны и опоры стен были тёплого оттенка высушенных ягод боярышника. Утопавшие в зелени бамбука, все здания ордена выглядели словно естественная часть большого сада, подчёркивая своей скромностью истинное изящество этого места.

Стоило распахнуть двери центрального зала, как тут же послышался грохот и торопливые шаги, срывающиеся на бег.

– Ифу вернулся!

Выхватив из рукавов пару усмиряющих амулетов Илин тут же накинул их на стремящихся к нему двух юнцов не оставив и шанса. Юноши тут же повалились на пол, как деревья с подпиленным стволом. Их тела в мир замерли и даже дышать стало труднее.

– Ифу, почему вы так жестоки?

Жалостливо простонал Юнъин[1]. В его золотых глазах отражалось непонимание и разочарование.

Орден Юншэн был столь мал, что глава считал его больше как клан, чем орден заклинателей или духовную школу. Родственников среди его участников почти не было, однако порой казалось, что в этом месте все друг другу куда больше относятся как к семье, чем кто-либо ещё. И пусть формальные обращения между некоторыми членами ордена и остались, но это не отменяло куда большей дозволенности и отсутствия правил, чем в прочих орденах.

– В этот раз у вас вновь ничего не получилось.

Голос главы был спокоен, однако в душе он ликовал и лёгкая улыбка отразилась на губах. В руке одного из учеников был усмиряющий талисман, который он заметил в ту же секунду, как переступил порог..

– Вы думали, что если пойти в лоб, то это будет лучше всех ваших прочих попыток? Спешу огорчить, однако это было глупо и менее изобретательно, чем ранее. Вы разучились думать?

Меж бровей проступила лёгкая складка. за каждую неудачную попытку Илин отчитываю Юнъина и Шэньяня и каждый раз, делая выводы, они поступали всё более хитро и обдуманно, однако в этот раз что-то пошло не так.

– А если в следующий раз мы искренне заходим вас повстречать, глава, вы так же безжалостно повалите нас на пол? – Шэньянь попытался пошевелиться, чтоб изобразить несчастное лицо и посмотреть в глаза, однако у него ничего не получилось.

– Если этот день наступит, то при вас талисмана не будет. В следующий раз хотя бы в рукав спрячьте, а не в руке его несите, как знамя.

– Так мы ведь и спрятали...

Юнъин выглядел несколько потерянным и встревоженным. Сперва его лицо выражало сомнение, но после его перекосила злоба. Он хотел было повернуть голову, но из-за талисмана мог лишь покоситься взглядом, чего естественно было мало для полного обзора.

– Дурачина, ты что его достал?

– Да ничего я не доставал, заткнись!

– Как можно быть таким глупым?

Юнъин не мог кричать, однако его вопросы были злыми и унижали даже будучи лишь недовольно озвученными. Рука Шэньяня пыталась крепче сжать бумагу, однако, оставаясь недвижимой, лишь слегка дрогнув. Сейчас желание скомкать лист и сожрать раньше, чем Юнъин увидит его в, было невероятно сильным.

Ещё пару лет назад меж главой ордена и двумя его учениками завязался небольшой спор. Главным его условием было – любым из возможных способов сковать главу раньше, чем тот успеет среагировать. Призом за успешную сдачу такого теста было обучение у Илина искусству меча. Однако причина же была не в том, что глава ордена был лучшим мастером, а в том, что нынешний учитель – второй заместитель ордена Юншэн – был невероятно суров. Каждый раз, получив новый перелом ученики тут же продумывали план по захвату Илина дабы прекратить свои страдания.

Только вот Илин не видел в этом решении ничего хорошего. Конечно, чему-то обучить он мог, но считал свои техники слишком слабыми и что в конечном счёте многому обучить не сможет. Эти двое просто упрутся в потолок раньше, чем наступит следующий сезон. В это же время со вторым заместителем у них было куда больше возможностей, ведь, не владея духовными техниками, он был искусен с любым видом существующего в мире оружия. Ученики же хоть и считали это невероятным, но с тем же всё ещё не желали обучаться у человека, для которого любая тренировка была так же серьёзна, как настоящий бой.

Своих учеников он воспитывал сурово и не давал им спуска ни при каких обстоятельствах, даже если им было поручено задание – всегда наблюдал издалека и при малейших промахах тут же наказывал. Илин был против физических наказаний, думаю, что подобное не могло чему-то научить и уж тем более запомниться – рано или поздно тело привыкнет к побоям и однажды, поджидающая их боль за серьёзную провинность, могла бы просто не сработать. Конечно, не хотелось думать, что наступит день, когда кто-то из членов ордена совершит непоправимую ошибку, однако наказывать за всё подряд, особенно за мелочи, было не в духе главы.

Только вот, имея подобное мнение, Илин самолично не вмешивался в обучение, которое его не касалось и лишь наблюдал, чтоб второй заместитель излишне не увлекался.

Склонившись к ученикам, глава сорвал талисманы с учеников. Теперь они могли пошевелиться, однако же так быстро заклинание не спадёт и ещё некоторое время по всему телу будет онеменее подобное тому, как отлежать во сне руку.

– Ты что делаешь?

– Ничего! – соврал Шэньянь, сам же пытаясь прожевать и проглотить кусок бумаги как можно скорее.

– Ты думаешь я тебе поверю или главе? Даже и не думай, что тебе это сойдёт просто так!

Юнъинь попытался встать, но тут же упал обратно. Руки и ноки всё ещё были не под его контролем. Сдвинувшись лишь на шаг, он разнёс в воздухе странный запах.

Илин принюхался. Вонь, исходившая от учеников не был сильной и перебивалась благовониями, от чего уловить её сразу было сложно. Илин сел возле Юнъина и притянул парня к себе, обнюхивая его верхнюю одежду.

– Глава, что вы делаете? – на щеках ученика тут же вспыхнул румянец несмотря на то, что этот жест не выглядел интимно ни на цянь[2].

Запах гнили и крови был до одури тошнотворным и мерзким, но практически не уловим из-за смешения ароматов благовоний и цветов. Попавшие на одежду капли были совсем мелкие и от того их не чувствовали даже те, на ком она сейчас была.

– От тебя пахнет смертью.

Глаза Илина загорелись подобно мистическому пламени и серый хрусталик наполнился алым цветом, подобным закатному солнцу в туманный вечер под уже загоревшимся звёздным небом. Словно врата в мир демонов разинули свою голодную пасть, поглощая огни умерших.

По одному только запаху этой старой крови уже сейчас он мог понять куда идти и что принадлежит она уже давно не живому человеку. На окраине деревни Чайных листьев, как и в давние времена, нередко бродила различная нечисть, однако в первую очередь эти места проверяли более опытные заклинатели, а уже после туда могли отпустить учеников. В этот же раз они действовали самовольно даже никому ничего не рассказав.

– Почему никому не рассказали, что на границе опять видели мертвецов? – голос Илина звучал холодно. Эти два ученика были без сомнения талантливы, однако же необдуманные поступки, подобные этому неудачному нападению на главу, могли привести к крайне неприятным последствиям.

– Да это же просто пустяк!

– Трупы опять бродили, вот мы и покромсали парочку. К тому же мы только что доложили об этом господину Ямато.

Тяжёлый вздох вырвался из груди, однако это не помогло избавиться от камня, который только что упал на душу и тянул вниз. Ветерок может разнести песок и пыль по всему миру, но землю ему не сдвинуть – как этим уверенным словам из юношеских губ не убедить Илина в том, что всё действительно хорошо.

Однако доверие было важной частью в связи главы членов его ордена и разве ж он, видя, что двое учеников не пострадали, мог и дальше продолжать на них сердиться?

– Хорошо, можете идти. Но впредь докладывайте о чём-то до того как туда влезете, чтоб в случае чего в ордене хоть кто-то знал где ваши трупы искать.

– Глава, вы зря так переживаете! Нас же всё ещё обучает господин Цзяньщэнь[4], – голос Юнъина был собран и убедителен. В слова этого ученика хотелось искренне верить, – и мы уже не дети. Я так точно...

Последняя фраза была сказана более тихо и с укоризненным взглядом в сторону Шэньяня, который попытался что-то сказать, но его тут же заткнули, прежде чем из его рта вырвалась хоть одна колкая фраза, которая могла бы разрушить весь тот образ уверенности в себе и своих силах, что выстраивался в попытке убедить главу ордена.

– В следующий раз мы постараемся лучше, глава! Просим простить этих учеников и пожалуйста, присмотрите на нами.

Юнъин склонился и, схватив за шею Шэньяня, заставил того так же извиниться перед главой. Груз беспокойства тут же стал легче, хоть и не спал полностью, однако же лицо главы вновь обрело маску безмятежности. Пусть один из учеников и никогда не перестанет тревожить своими глупостями, но на второго точно можно было положиться – он был разумом в этой маленькой компании из пары человек. Юнъин всегда следовал за Шэньянем, даже если ему это не нравилось всё равно считал от чего-то своим долгом приструнить этого непутёвого шисюна[3].

Когда оба ученика покинули пределы ордена, то вновь на горе воцарилась тишина. Что на небесах, что в ордене сейчас было так спокойно, как никогда. Но пожалуй так лишь казалось со стороны.

Даже сюда, в орден доносились радостные выкрики с празднества в близлежащей деревеньке, стоило Илину войти в кабинет, где было открыто окно. Но в последние годы, скорее всего в этом были замешаны крайне буйные и своевольные ученики ордена. Молодые, что ещё сказать.

Пройдя в кабинет, Илин замер на миг. За столом всё так же работал Ямато. Даже в праздник первый заместитель не вспоминал заветное слово «отдых». Да что уж там, он, кажется, никогда и не произносил его вслух, как и фразу «я устал».

Словно заколдованная марионетка он продолжал что-то писать, даже не замечая главу ордена. Изящная рука водила кистью по бумаге оставляя на ней идеальные иероглифы. Красивые, ровные, одинаковые по размеру и в едином стиле. Он был подобен станку, на котором печатали книги и каждое выведенное одинаковое слово точь в точь повторяло другое такое же без единого отступления или погрешности. Даже точки в конце были столь идеально круглые, что само солнце позавидовало бы подобной точности.

Рука двигалась в одном темпе не сбиваясь и так продолжалось от самого начала свитка и до его конца. На записи даже не упало ни единой капли чернил и не осталось ни единого развода, что не могло ни впечатлять, учитывая скорость работы.

Сквозь густые серые ресницы Ямато смотрел на слова, проверяя правильность формулировки предложений. Глаза первого заместителя были цвета тлеющей бумаги. Не чёрные, как горящий лист, но и не серые, как пепел. И отражалось в них что-то яркое, алое, подобное ягодам бузины.

Был ли такой цвет у него с рождения, или же глаза изменились с годами, Илин и сам не знал. Раньше он не придавал значения внешности Ямато, а сейчас невольно засмотрелся, когда тот был увлечён работой.

Но что точно знал глава, так это то что волосы его товарища с годами сменили цвет. Раньше белые, как снег, сейчас же они приобрели серебристый оттенок из-за множества седых волосков. Подобное было легко заметить лишь потому, что Илин был точно уверен в том, что сам же и являлся причиной этой седины.

Обогнув стол, Илин встал у окна. С заходом солнца у подножия горы засияло множество огней, а сцена, на которой лишь просто лежал костюм дракона, запестрила ярче прочих. Гул барабанов доносился даже до вершины горы и к этому празднеству просто невозможно было не хотеть присоединиться.

– И зачем господин Ши Гуаньли позвал тебя на небеса? Просто отметиться из-за долгого отсутствия?

Покончив с записью и убедившись, что всё хорошо, Ямато повернулся к главе ордена. Он продолжал всё так же сидеть на подушке и от чего-то не выпускал кисть из рук, словно бы та была измазана в липкой смоле и никак не желала отдираться от пальцев.

– Нет, за проверку отметки он даже и не вспомнил.

Илин непроизвольно приложил руку к месту, где находилась метка. Тёмная отметина в виде круга с начертанными в ней символами расположилась под одеждами между ключиц. Именно так временно запечатывали духовную силу на небесах. Пожелай же Владыка Тяньсянь лишить бога Войны его духовной мощи навсегда, то метка бы легла на точку цихай[5], но подобное решение он боялся принимать и не мог позволить другим сотворить нечто подобное.

Однако же, в таком случае Илина бы изгнали и он был свободен, ведь без возможности вернуть утраченное нечего было бы и надеться на что-то – покончив с бессмысленными трепыханиями на суше, рыба перестала бы отскакивать от волн и ушла за приливом.

– При входе в орден меня поприветствовали Юнъин и Шэньянь. Они видели мертвецов на границе и доложили о них тебе, что именно там произошло?

Ямато поравнялся с Илином, тоже выглядывая в окно на празднество. Всё пылало и искрилось в тринадцатую ночь. Уже послезавтра в деревне Чайных листьев небо озарится ещё ярче. Фонари, запущенные в небо устремятся ввысь к звёздам, озаряя округу.

Переведя взгляд м гуляний на главу ордена, Ямато неспешно заговорил:

– Немного западнее от ордена, в сторону границы с Цзыша[6] вновь стали наведываться мертвецы. Давно не было чего-то подобного, но похоже что тёмной энергии скопилось достаточно много и теперь нас настигают массовые похождения неживых.

– Они слишком часто у них восстают из-за отсутствия ритуалов упокоения души... Тело по всем правилами похоронят, а душу не проводят, но почему они вечно тянутся в сторону Айжэнь мы так и не поняли.

Не то чтобы такие обряды были сильно нужны, тем более что даже тёмная энергия мёртвых находила своё применение, но в Цзыша такой ритуал не помешал бы.

В ордене уже давно были обеспокоены причиной подобного явления, ведь неупокоенная душа становилась призраком, духом, но почему-то в случае с деревней на окраине Цзыша душа пыталась вернуться в погребённое тело и словно следовала за чем-то, понятным лишь ей одной.

– В любом случае, с ними сейчас разобрались. И мне кажется, ты слишком сильно опекаешь младших учеников – они уже достаточно сильны чтоб и против высокоранговой нечисти пойти, не говоря уже о восставших трупах, которые от окоченения и двигаться нормально не способны.

Илин согласно кивнул, но ничего не сказал. Умом он прекрасно понимал это, но когда что-то происходило, но эти навязчивые мысли и переживания возвращались на прежнее место, как почтовая птица домой.

– Однако, в их рассказе было кое-что странное Они утверждали, что почти все мертвецы были разорваны на куски, будто бы голыми руками или чьими-то когтями. Вряд ли это были жители окрестных селений. Но если бы не парочка мертвецов на границе, они бы этого и не увидели.

– Можно было бы подумать на хайлань бао[6], рядом есть несколько озёр, но им незачем нападать на уже залежавшихся мертвецов.

– Хайлань бао весьма некрупные, а по их словам тот, кто их перебил был бы в разы больше обычного человека. Мне кажется, что детишки просто перепугались, вот и надумали себе непонятно чего.

Илин на мгновение задумался. Странно всё это как-то было. Да и не вовремя. На день он мог задержаться, но хотел всё же на праздник. Да только кто ж будет спрашивать что он хотел, когда следить за окрестными землями долг ордена Юншэн и путь, который он сам избрал. А если что-то случится, то и не до веселья будет ни ему, ни ордену, ни деревне.

– Можешь сам проверить. Прошло меньше дня с происшествия. Хорошо, если это нечисть или дикое зверьё, но главное чтобы не что-то неизвестное или какой-нибудь неупокоенный дух земляного дракона.

– Да ладно, столько лет прошло, как они исчезли, не драконы это. Но лучше уж схожу проверить, кто знает что там вообще сейчас творится и лучше узнать сразу, чем потом жалеть об утрате.

Илин отошёл от окна. Оставалось взять с собой двух учеников и можно пойти проверить что же именно происходит. Под присмотром главы ордена они уж точно не пропадут, но заодно и поучатся чему-то. Однако же, спускаясь с горы и видя веселье праздника весны хотелось отложить всё хотя бы на миг. Жаль только, что сделать это было нельзя.

Сноски

1. 永阴 – [yǒngyīn/Юнъинь] вечность, тень

2. Цянь = 5г. В данном случае «ни на цянь» – «ни на грамм», «ни капли», «чуть-чуть», «нисколько».

3. Шисюн – старший брат (не имеет родственной связи), старший соученик.

4.剑神 – [jiànshén/Цзяньшэнь] бог меча/фехтования

5. Цихай – море ци, точка танден (в яп.), которая находится ниже пупка. Сосредоточение энергии

6. 子沙 – [zǐshā/Цзыша] дети песка

7. 海蓝宝 – [hǎilán bǎo/хайлань бао] аквамарин. Нечисть так названа из-за своего необычного происхождения. В остальном же это подобие/подвид речного гуля.