NEON | завершен

The Bird and Bee - Endless love
College feat. Electric youth - Real hero
Zella Day - Compass
______________________________________

- Вижу, Ваша девушка очень быстро Вас нашла, - улыбнулся доктор, входя в палату и частично нарушая драгоценную безмятежность, которой нам так не хватало последние дни.

Холодный свет коридора, часть которого на секунду открылась взору, показался неожиданно контрастным по сравнению с необъяснимым теплом этой совершенно обычной на вид больничной комнаты с бледно-желтыми стенами, пропахшими лекарствами и хлоркой.

Я подняла голову с плеча Дона и даже немного смутилась. Да, я неслась сюда на всех парах, чуть ли не сбив с ног по пути несколько человек и почти поскользнувшись на только что вымытом полу.

- Как Вы себя чувствуете? - кажется, этот вопрос доктор задает по тысяче раз на дню и у него выработался рефлекс.

Дон приподнимается на локтях, слегка морщась от боли, но все равно хмыкает.

- Как человек, которого вчера пырнули. Неплохо.

Фелпс улыбается, довольный его настроем, и вынимает из руки Дона шприц, подающий из капельницы какую-то жидкость.

- Тогда, - он достает небольшой белый чемодан из шкафа и с щелком открывает его, - Нам нужно провести осмотр и поменять повязки.

- Можно я останусь и посмотрю, как это делать?

Вопрошающе смотрю на доктора и он, поймав мой взгляд, переводит свой на Дона.

- То есть, должен же кто-то обрабатывать раны после выписки? - я слегка улыбнулась, - И я не боюсь крови, не волнуйтесь.

Мой вопрос сам по себе смешит их обоих и доктор согласно кивает.

- Меня радует Ваш интерес, мисс Санманн.

Дон отказывается от помощи и самостоятельно садится. Скинутая простынь больше не скрывает его ран.

Он весь в них, но даже так не перестает быть произведением искусства.

Мне автоматически становится больно там, где я вижу свежие кровоподтеки и швы, будто бы это не только его тело, но и мое. Предплечье и торс туго перебинтованы. Замечаю на них красные пятна, прежде чем доктор избавляется от них и я опускаю взгляд в пол. Больно.

- Пф, Клэри, это всего лишь... Кх... царапины, - уверяет меня он, жмурясь, когда на все еще свежую рану капает спиртовый раствор.

Я промолчала, прикусив губу и заставив себя посмотреть на место, которое прошлым вечером рассек нож. Сжимаю его руку, пытаясь поддержать, но это не обязательно. Так спокоен, будто для него подобные травмы - пустяки. Я бы на его месте уже давно взвыла от боли.

Сосредоточенно наблюдаю за доведенными до автоматизма действиями врача. Даже слишком сосредоточенно.

Повторяю их уже дома, неуверенно проводя смоченной перекисью салфеткой по его руке, вдоль рельефа мышц, боясь причинить боль, хотя за два дня глубокие порезы и след от пули успели зажить. Наколка в виде мужичка, похожего на Фредди Меркьюри в боксерских перчатках, забавляет меня теперь больше прежнего.

- Кажется, твоему тату-боксеру на плече снесли голову, - замечаю я, на что Дон смеется.

- Он никогда мне не нравился.

Я хмыкаю и продолжаю обрабатывать каждую царапину, на что Дон вначале закатывал глаза, называя это лишними хлопотами, а потом просто принял как факт мою гиперзаботу. Вспоминаю слова доктора Фелпса, когда я спросила точный перечень травм. И он оказался внушительным. Поэтому Дон не хотел, чтобы его озвучивали мне.

Профессор Фелпс поправил очки и начал перечислять:

- Самой опасной травмой на данный момент является колотая рана в области желудка. Чудом не были задеты жизненно важные органы, но он потерял много крови... Ну что Вы, не хмурьтесь, сейчас с мистером Томпсоном все в порядке и его жизни ничего не угрожает. Мне продолжать?

- Да-да.

- Дальше все гораздо проще. Небольшая травма у предплечья вследствие сквозного прохода пули, некоторое время придется потерпеть жуткие синяки и кровоподтеки. Были подозрения на перелом двух ребер, но они оказались лишь микротрещинами и в скорейшем времени, при надлежащем лечении, восстановятся. Также сильно ушиблены лучевая кость правой руки и левая малая берцовая кость. Вывих кисти левой руки и несколько внутренних кровотечений. Не спешите волноваться, Клэри, это меньшее, с чем можно было оказаться в больнице после такого рода происшествия. В течении пары месяцев он полностью восстановится. А пока ему противопоказан активный образ жизни, поднятие тяжестей, алкоголь, езда на мотоцикле...

- А полеты на самолете?

- К сожалению, дабы избежать осложнений после внутренних травм, с полетами придется повременить около трех-четырех недель.

Оу...

Мы вернулись домой после еще одного дня в больнице. Никогда не была так рада вернуться сюда. Привычные белые стены, на которые я приклеила наши полароиды, высокие потолки, минимум мебели и так много воздуха, чтобы дышать, творить и любить.

Последние дни лета и моего пребывания тут сопровождаются аномальной жарой. Сейчас пять часов вечера и огромная комната утопает в медовом свете калифорнийского солнца. Мы выезжаем через полчаса, но я лишь хочу, чтобы время остановилось. Замедлилось, загустело, застыло и дало нам еще немного побыть вместе. Лето прошло слишком быстро. Даже не верится, что оно кончилось.

Я завязываю последний бинт и замечаю, что Дон смотрит на меня. Он все время так делает, то ли любуясь, как я усердно пытаюсь сделать все правильно, то ли издеваясь надо мной, ведь он знает, что я не выдерживаю длительных зрительных контактов.

- Слишком туго затянула?

- Не-а.

- Тогда почему ты так на меня смотришь?

- А ты угадай.

Он притянул меня к себе здоровой рукой и я с трудом не навалилась ему на ушибленные ребра.

- С таким успехом у тебя ничего не заживет, - проворчала я, пытаясь сохранить серьезный вид.

- Мне не нужны никакие постельные режимы и лекарства, пока ты рядом, - он откинулся на подушку и закрыл глаза.

Я улыбнулась и нависла над ним, чуть ли не касаясь своим носом его.

- Но я же не Иисус, чтобы якобы исцелять одним своим присутствием.

- Ты лучше, - шепнул он, от чего моя улыбка стала шире.

То ли от этих слов, то ли от щекотки, которую вызвало его дыхание у моего лица.

- Ты - моя собственная религия.

Ты тоже.

Но я не могу произнести ни слова. Эмоций слишком много. Я просто поддаюсь вперед, еще ближе, и даже сейчас он берет инициативу в свои руки. Точнее губы. Как же я хочу в нем раствориться. Но это физически невозможно.

Утекающее сквозь пальцы время неумолимо идет вперед и вот уже нам пора выходить. Я вижу, как он оттягивает время, одевая футболку не за пару секунд, как обычно, а за десять, с тем условием, что даже с ушибленной рукой он справляется быстрее. Это лишь один из примеров. И я не тороплюсь, медленно хлюпая босыми ногами по полу в одной его футболке, которая еле достает мне до середины бедра. Нахожу и натягиваю джинсы, по пути запоминая каждую деталь, свои ощущения тут. Сейчас несколько недель неизбежной разлуки кажутся бесконечностью и я ничего не могу с собой поделать. Несколько раз проверяю, все ли взяла, и наконец мы выходим.
К моему побитому тремя месяцами бесконечного путешествия рюкзаку добавился еще и чемодан, который Дон, несмотря на мои протесты, донес до багажника сам. Машину мы одолжили у Роберта, потому что мотоцикл сейчас противопоказан. Вишневый ретро-кадиллак с откидным верхом тронулся и мы медленно выехали с парковки.

Как во сне. Странное чувство. Тени высоченных пальм рязделяют дорогу тонкими черными тенями, а в глаза слепят яркие лучи солнца. До заката еще далеко, но первые его красоты уже заставляют меня замереть. Как в замедленной съемке. Из-за гредущего тринадцатичасового перелета, а может из-за страха перед расставанием, все мои чувства обострены и одновременно притуплены. Это сложно описать.

Мельком смотрю на него.
Почему ты такой красивый?

Идеальный профиль, спокойный, уверенный взгляд. Мы еще не доехали, а я уже начинаю скучать. Отворачиваюсь к окну, чтобы он не заметил.

Но он замечает это и свободной от руля рукой находит мою. Касается тыльной стороной ладони губами. Он даже не отвел глаз от дороги, а по моей спине уже бегают мурашки.

Закрываю глаза.

Совсем скоро мы будем в аэропорту. Это пугает. Но когда я открываю глаза, вижу в конце дороги, в рамке из низких разноцветных домов, алеющий океан, к которому мы стремительно приближаемся.

- Разве аэропорт не в другой стороне?

- Я давно хотел тебя сюда привезти, - Дон заглушает мотор, выходит из машины и открывает мне дверь, чему-то улыбаясь.

- Что? - я удивленно смеюсь, но все же беру его за руку, вылезая из машины.

И этот человек пару дней назад чуть не умер. Никто не поверит.

В лицо дует соленый ветер. Вокруг сплошные пальмы, песок и загорелые люди всех возрастов на прогулке. Чуть поодаль, в центре лунапарка, прямо у кромки океана, возвышается огромное чертово колесо. Пляж Санта-Моника.

Я не понимаю, что происходит.

Он ведет меня за собой прямо к парку. Слегка прихрамывая из-за ушиба, но это невозможно заметить, если не приглядываться. Будто бы и нет никакого ушиба.

- Эй, куда мы идем?

- В парк.

- Что? Зачем? До вылета осталось всего три часа.

Можно подумать я против этой неожиданной остановки, но черта с два. В глубине души я этого и хотела.

Мы довольно быстро доходим до парка и вливаемся в поток отдыхающих. Вокруг пахнет только что приготовленным попкорном, манящим фастфудом и сладкой ватой.

- Надеюсь, ты не тащишь меня на американские горки? - приходится говорить чуть громче, - Посетители сильно испугаются, если у тебя посреди поездки откроется рана.

- Звучит жутко, мне нравится, - он хитро глянул на меня, не останавливаясь.

- ...Дурак.

Благо перед бесконечной очередью к горкам он сворачивает в другую сторону.

А я все еще не могу понять, что происходит. Просто иду за ним, как зачарованная.

Дон проводит меня мимо недоумевающей очереди.

Поверьте, я недоумеваю также, как и они.

Ему даже никто не перечит и я понимаю почему. Он и обычно выглядит брутально, так сейчас еще и побит.

Спустя пару секунд мы оказываемся в кабине колеса обозрения.

- Дон, что мы тут делаем?

- Сидим.

Он решил поиздеваться надо мной и я, цокнув, села поближе и опустила голову ему на плечо.

- Я боюсь высоты.

- Я помню.

Он снова хитро улыбнулся слегка качнул кабину, но этого хватило, чтобы я приготовилась распрощаться с жизнью.

- Черт, будь мы далеко над землей, у меня бы приступ случился! - засмеялась я.

Тем временем мы начали медленно подниматься. Выше и выше, пока пирс, люди и множество палаток с едой не стали очень маленькими.

- Я давно хотел приехать с тобой сюда, но из-за всей этой чертовщины никак не получалось. Не могу же я отпустить тебя домой, не показав закат на высоте птичьего полета.

Закат.

Я осмотрелась вокруг и с каждой секундой вид становился все более захватывающим.

Наступающие сумерки постепенно начали отвоевывать у дня ночь. Разноцветные флажки развиваются от ветра. Внизу слышен суетливый гул и скрежет аттракционов, а наверху - тишина. Будто есть только мы, эта кабина, бесконечный океан и небо. Если посмотреть чуть вдаль, кажется, будто мы и не на суше вовсе. Сверкающие под косыми лучами солнца чешуйки мелких волн стали похожи на рассыпанные по бесконечно синему шелку блестки. Бескрайнее небо, делимое лишь далекой красной линией горизонта, сейчас больше походит на нежное персиковое полотно, переливающееся самыми теплыми цветами палитры самого искусного художника. Тонкие перистые облака невесомо плывут по нему, оставляя тут же развеивающийся в воздухе белый шлейф. Но главное в этом пейзаже - солнце. Сейчас оно не ослепляет и можно видеть идеальную круглую сферу с отходящими от нее лучами, неспешно опускающуюся к темной водной глади. Оно и есть художник, завораживающий миллионы людей своими умопомрачающими творениями.

Я даже не заметила, как приоткрыла рот от изумления. Казалось бы, это всего лишь закат. Но я чувствую в нем какую-то магию. Нечто, что заставляет замереть. Он напоминает, что и конец может быть прекрасным.

Вокруг зажглись огни, маленькие и большие мигающие лампочки всех цветов радуги. С приходом темноты пирс оживает.

- Это... невероятно красиво.

Я поворачиваюсь к Дону.

- Скажи же?

- Ага.

Судя по его ответу - нет.

- Ты что, не смотрел? - я невольно нахмурилась.

- Я смотрел на тебя.

* * *

Я не хочу, чтобы она улетала.

Кадиллак под моим управлением бесшумно рассекает темнеющие улицы. Я еле давлю на педаль газа.

Не хочу. Как гребаный мальчишка.

Я не представляю, что буду делать ближайший месяц. Всё лето все мои дела были связаны с ней. Просыпаюсь - с ней, засыпаю - тоже с ней. Хожу по магазинам. Завтракаю, обедаю и ужинаю. Схожу с ума, дурачусь, занимаюсь любовью - с ней.

Дышу, живу - с ней.

Я никогда не был настолько сентиментальным.

Но с этим ничего нельзя поделать. Она должна вернуться, побыть дома. Ее ведь ждут родные. Глупо было бы не отпускать ее.

Это ведь временно. Но менее тяжко от этого не становится.

Конечно же я мог задержать ее. Поехать по улице, на которой заведомо будет беспросветная пробка. Сказать, что машина сломалась. Забыть билеты дома. Но ей придется вернуться к себе, рано или поздно. И чем раньше она будет там, тем скорее мы снова увидимся. Эта мысль согревает.

Влажный воздух пляжа сменился холодным кондиционированным воздухом аэропорта. После безмолвной поездки на машине мы влились в поток суетящихся людей всех возрастов и национальностей, снующих туда-сюда. Все куда-то спешат. Мы же - наоборот.

Огромные светлые здания, какими обычно бывают аэропорты, всегда вызывали смешанные чувства. Радость встречь и горечь расставаний, разбитые надежды и сбывшиеся мечты. Но одно это место приносит точно - перемены.

Она семенит на пару шагов дальше от меня с рюкзаком на плечах. Пытается справиться и с чемоданом, лишь бы не отдавать его мне.

Глупая, будто я позволю тебе тащить эту тяжесть.

Выхватываю его у нее из рук и игнорирую многочисленные протесты. Да, это отдается болью в ребрах, руке и немного ноге, но, черт побери, кого это волнует? Меня, по крайней мере, нет.

Останавливаюсь только тогда, когда мы доходим до зоны регистрации. Дальше мне нельзя. Замечаю, как она погрустнела, слегка нахмурив брови и опустив ресницы. Мы приехали сюда впритык, через сорок минут посадка.

- Давай сядем?

Вижу, она совсем растеряна. Находим свободные сидения в зале ожидания и она тут же обхватывает мою руку своими двумя.

- Я не отклеюсь от тебя ближайшие двадцать минут, Дон, - бубнит она мне в плечо.

- Можешь приклеиться ко мне на всю жизнь.

Мне не обязательно видеть ее лицо, чтобы понять, что она улыбается.

- Прилетай ко мне скорее. Только проконсультируйся с врачом, хорошо?

- Я бы купил билет прямо сейчас, Клэри.

Она поерзала.

- Нет. Твое здоровье важнее. А я... я подожду. К тому же, надо как-то подготовить родителей. Я не представляю, что сказать папе.

- Скажи, что провела все лето с бывшим заключенным за хранение наркотиков, тридцать процентов тела которого покрыто татуировками.

- Не смешно! - она прыснула и слегка пихнула меня в плечо.

- И не забудь про мои вредные привычки.

Она немного помолчала.

- Не забуду.

Такая тонкая, хрупкая. Я не могу оторвать взгляд. Она не замечает этого или притворяется, что не замечает, задумчиво водя пальчиком вдоль моей ладони. Никогда не думал, что когда нибудь буду сидеть вот так и молиться всему, чему можно, чтобы рейс задержали.

Но двадцать минут проходят как две. Слишком быстро, незаметно. И спокойный женский голос объявляет: "Уважаемые пассажиры! Посадка на рейс Лос-Анджелес - Лондон начинается через десять минут."

Она нехотя встает и пытается выжать улыбку, но я вижу лишь, как увлажнились ее карие глаза.

- Скоро... - она все еще пытается совладать с эмоциями, - Скоро увидимся... - худенькие руки обхватывают меня и я чувствую слезы на своей футболке.

Крепко обнимаю дрожащие плечи и утыкаюсь носом ей в макушку. Клэри всегда так сладко пахнет. Цепляюсь за это приятное ощущение, чтобы отогнать наступающую внутреннюю пустоту.

- Тс-с-с, малявка, чего ты плачешь? Всего то месяц потерпеть. Ты же не плакса?

Она что-то бормочет и смешно вертит головой.

- Ну вот, - поднимаю ее подбородок, заставляя посмотреть на меня, - Все, прекращай реветь.

Она сглатывает и кивает. Один такой эмоциональный порыв, а ее глаза и губы уже покраснели. Стираю большим пальцем слезинку с мокрой щеки. Провожу по нижней губе, титанически борясь с желанием забрать ее отсюда.

Почему она такая сладкая? На запах, на вкус. Сминаю раскрасневшиеся губы своими, от чего она отрывисто вздыхает, притягивая меня ближе. А люди вокруг оборачиваются и пялятся. Все равно. Я забываю об их существовании в следующее мгновение.

С трудом отстраняюсь от нее. Пока не слишком поздно.

Наконец вижу ее смущенную улыбку.

- Позвони мне, когда прилетишь.

- Хорошо.

- Хорошо...

Не хочу отпускать ее руку.

- Не скучай сильно.

- К сожалению, это не возможно, - уголки её губ приподнимаются в печальной улыбке, - Я буду ждать.

- Люблю тебя, малявка.

- И я тебя.

Она неохотно отпускает мою руку и спиной идет к выходу. Точно ребенок. Смотрю на ее отдаляющуюся фигуру с огромным рюкзаком и ярко розовым чемоданом. Стою еще несколько минут после того, как она скрылась из виду.

Сейчас она сядет в самолет, неуклюже закинет рюкзак на полку, достанет наушники и начнет слушать музыку. Ту, что нравится нам обоим. Задумается, глядя в окно на мигающие фонари. А когда самолет взлетит, оставив город Ангелов со всеми его жителями где-то внизу, подожмет к груди коленки и включит The neighbourhood. Соленые слезы снова оставят мокрые дорожки на ее щеках. Она прикусит все еще красные губы, которые одним своим видом сводят меня с ума, начнет читать очередную книгу, чтобы отвлечься, а потом незаметно уснет.

А я... Я просто вернусь домой. Там все еще пахнет ее ванильно-фруктовыми духами. Она забыла их в ванной. Я вдохну знакомый запах и у меня начнется ломка. Он все равно не такой. Не такой идеальный, когда не на её коже.

С непривычки я не смогу уснуть один. Потянусь к виски, чтобы заснуть, но ограничусь лишь одной сигаретой. Надо бы бросить.

Так и кончилось это ничего не обещающее, а потом и лучшее лето в моей жизни.

А через месяц начнется лучшая осень.

______________________________________

А я тут новую главу накатала. Однако, здравствуйте.

Она получилась очень объемной, аж 2790 слов, поэтому простите за ожидание.

Завершение истории совсем близко.

Несколько глав и - бум! - эпилог.

Но не думайте, что страсти на этом кончаются ( ͡° ͜ʖ ͡°)

С нетерпением жду ваших отзывов.