Вспомни меня

Дни шли, наше общение с Мелори потихоньку налаживалось: я вез её на работу и подвозил до дома, она рассказала мне о своих родителях и бабушке, о книге, на которую я её вдохновил когда-то. Рассказала, что сейчас пробует себя в стихах и хочет выпустить сборник. Мне нравилось слушать её, я мог делать это часами без устали в то время, как Алекс, просто зашедший в гости проведать меня, утомлял уже через полчаса. Может дело в её спокойной рассудительности, у неё интересные взгляды на жизнь и бесконечная сила воли, которой можно лишь восхищаться. Это каменный человек с мягким сердцем внутри. Она железная, но выглядит как хрусталь. Для меня это нечто удивительное и вместе с тем прекрасное.

Понемногу узнавая Мелори, я начал понимать, чем она меня зацепила до аварии, почему я подпустил её близко, зачем сам же и оттолкнул. Я лишь трус, боявшийся потерять контроль над своей жизнью. Но мне больше не хочется отталкивать её, мне больше не хочется оставаться одному, заходить в неуютную квартиру, вслушиваться в эту всепоглощающую тишину, осознавая, что завтра будет точно также. Но однажды вечером я чуть всё не испортил.

Врач сказал мне лежать дома из-за частых головных болей, но было невыносимо целыми днями сидеть в холодных стенах, работа спасала меня и отвлекала. Толку от меня в издательстве правда было мало, потому что я быстро утомлялся и бесполезно крутился на кресле всё оставшееся время. Зато я мог видеть Мелори, угощать её обедом в кофейне и кое-как следить за работой остальных.

Под конец дня ко мне зашла Касси, положила готовый материал на стол и начала закалывать блондинистые волосы крабиком. Я смотрел на неё в ожидании, когда же она уже покинет мой кабинет, но она смотрела мне в глаза так, словно я должен был сказать ей что-то еще.

—Слышала, у вас амнезия, — аккуратно начала Касси, будто прощупывая почву. Я принужденно кивнул, надеясь на завершение разговора: говорить об этом уже порядком надоело. — И вы, правда, не помните Мелори?

—Не помню, но это дело времени.

—Насколько я поняла, вы не помните только её, — голос быстро изменился на более уверенный, и я стал ощущать нечто неладное. Вскоре она вовсе осмелела, забравшись на стол почти прямо передо мной, и, покачивая ножками, продолжила: — Меня же вы помните, Марк, верно?

«К сожалению» — так и вырывалось из меня, но шокированный ситуацией я не мог даже открыть рот. Какого черта здесь происходит и с какой стати она уселась на мой стол? Я откинулся на спинку кресла, пытаясь увеличить расстояние между нами, и устало потирал пальцами переносицу, после, нахмурившись, всё же сказал:

—Что вы делаете?

—Хочу открыть вам глаза.

—Откуда такое великодушие? — усмехнулся я. Мало кто будет говорить правду о других, не преследуя своей выгоды. Ситуация начала меня забавлять, и я выдохнул с интересом, что же мне скажет эта девушка, может действительно от меня скрыто что-то важное.

—Вы взрослый человек, но женские чары работают безотказно, когда мужчину физически привлекает девушка. Для всех нас не секрет, что между вами что-то было, уж простите мою нескромность, — она для этого уселась на стол? Чтобы её женские чары лучше работали? Смешно, у мужчин тоже есть мозг, которым можно анализировать мотив действий. Это заинтересовало меня ещё больше, поэтому я выпрямился и с горящими любопытством глазами уставился на неё. Как далеко зайдет эта горе-обольстительница? — Но я не уверена в том, что она была в вас влюблена, — Касси выстрелила в меня стойким взглядом, настроена была серьезно, замерла на месте, ничем не выдавая свою ложь. Я не мог скрыть кривую улыбку, внутри что-то противно заскрипело. — Она же совсем одна, а вы ей постоянно помогаете. Лучшая партия для неё. Вы продвинули её книгу, нашли ей хорошее жильё, устроили на работу в прекрасное издательство. Всё это вы сделали по своему желанию. Вернее, вам так кажется. Среди девушек много подобных вертихвосток, план их предельно прост: очаровать богатого мужчину, а потом вытягивать из него все блага. Стоит быть благодарным за то, что судьба сделала так, что вы забыли только её. Сам Бог уберег вас от ошибки.

На какое-то время она заставила меня задуматься, заметив это на её лице расцвела едва заметная победная улыбка. Но пусть слова засели у меня в голове и требовали переработки, я знал одно: может сейчас то, какой Мелори человек я не помню, но я знал это до аварии. Разбираться в людях жизнь научила меня достаточно жёстко, зато безошибочно. Если я помогал Мелори до аварии, значит, она действительно этого заслуживала. На меня не так просто повлиять, моими чувствами почти невозможно играть, так как я зачастую держу их взаперти. Касси не знает всего, что было между нами с Мелори, а слова про вертихвосток лишь перенос своих качеств на окружающих.

Врать она действительно умеет блестяще: не отвела ни разу взгляд, но и не смотрела пристально, жестами не показывала, что нервничает, не поправляла одежду, не менялась в голосе, но кое-что ее все же подвело. Она старалась контролировать все свои действия, слова, поэтому замерла почти как статуя. Её лжи не хватало эмоций. А еще она выбрала не того человека. Подавив моё влечение к Мелори разочарованием, хотела приблизится ко мне — попытка неплохая, хвалю. Можно и подыграть для развлечения.

Я поднялся с места и поблагодарил её за ценную информацию, чтобы усыпить бдительность. Хитрое личико просияло, реснички задрожали и голос стал более игривый, она закинула ногу на ногу и смотрела на меня сверху вниз, придав взгляду детскую наивность, которая обычно работает на недалеких мужчинах. Я ответно улыбнулся и поставил руки на стол по обе стороны от её тела, наклонился к лицу, чтобы опустить её на землю своими словами:

—Вы хороший работник, Касси, — от комплимента она слегка смутилась, но от этого притворства меня выворачивало наизнанку. После я с наслаждением произнес: —Но всего одно слово Мелори и даже вашего волоса в этом издательстве не будет, — как приятно было наблюдать за мгновенными изменениями в её выражении, как улыбка горько сползла и губы в презрении поджались. Но только Касси захотела вырваться и уйти, как в кабинет вошла Мелори, застав нас в этом ужасном положении.

—Марк, поехали дом...— она оглядела нас быстрым взглядом и тут же захлопнула дверь. По коридору разнеслись звуки шагов: Мелори бежала по лестнице, и, кажется, я сам почувствовал боль, которую нанёс ей этим недоразумением. Снова причинил ей боль...

—Поверьте мне, она актриса, — Касси схватила меня за руку, как только я ринулся вслед за Мелори.

Из-за последствий аварии я стал более раздражительным, эмоции сложнее было сдерживать и брать под контроль, поэтому прежнюю мою спокойную реакцию даже в самых неприятных ситуациях теперь заменяет прямолинейность и вспыльчивость. Я озверел моментально, когда она посмела задержать меня, ведь в тот миг в голове была одна цель: догнать и успокоить Мелори. Руку вырвал так сильно и резко, что волосы выбились из укладки и залезли мне в глаза.

—Да что ты знаешь, Касси?! — из-за злости я даже перешел на «ты». — Запишись на курсы по вранью, чтобы больше так не позориться, а я не маленький мальчик, которому можно подсунуть горькую таблетку вместо конфеты! — я подошёл вплотную к ней, моя грудь ходила ходуном от ярости, и от моего взгляда в её испуганных глазах заблестели слёзы. —Пиши заявление по собственному или работай здесь отныне, как мышь, чтобы я тебя не слышал и не видел, — процедил сквозь зубы и пулей вылетел из кабинета, едва успев захватить с собой пальто и шарф.

И я искал её везде: первым делом поехал домой, что для меня казалось более логичным решением. Возле двери её квартиры не было следов снега, значит, туда никто не заходил, тогда я начал разъезжать по округе, недалеко от издательства, всматриваясь в лица беззаботных прохожих в надежде увидеть Мелори. Мне было тошно, безумно хотелось увидеть её и всё объяснить, излечить эту рану, которую нанес сегодняшней глупостью.

Я заметил её, укутанную в теплое белое пальто, на лавочке в парке. На длинных волосах разбросались снежинки, она обнимала себя за плечи и прятала лицо в большой вязанный шарф. Мгновенно я остановил машину и вышел, застыв на месте и молча смотря на женскую продрогшую спину. Позади меня ещё работало кафе, там я купил кофе, чтобы согреть её, а потом ещё какое-то время стоял в стороне, решаясь подойти.

Но всё же подошёл и без слов протянул стакан, меня самого немного трясло то ли от холода, то ли от волнения, она подняла на меня глаза, на лице пробежало неуловимое удивление, но взгляд был опустошенным.

— Мне нельзя кофе, Марк, — устало произнесла Мелори и опустила голову.

—Чёрт, я возьму что-нибудь другое, жди здесь! — я уже дернулся с места, как она остановила меня за руку и взяла напиток.

—Не стоит, от одного раза ничего не будет, спасибо...

Я нерешительно сел возле неё, ощущая себя смущенным мальчишкой, но робел не от неловкости перед объектом симпатии, а от стыда за ситуацию с Касси. У меня не находилось слов, чтобы начать этот разговор, но, взяв себя в руки, я стал импровизировать:

—Мелори, насчёт сегодня...

—Всё в порядке, это твой выбор, Марк. Ты не виноват, что забыл меня, и не должен возиться со мной из-за этого всего. Если так получилось, то может нам и не суждено...— грустно закончила она, шмыгнула носом и осторожно сделала глоток кофе.

Вся сжатая в комочек от холода, Мелори вызывала у меня такие теплые чувства, поэтому я молча прижал её к себе, поглаживая по спине, и щекой терся о её макушку, снежинки, лежащие на её волосах, таяли и делали мою кожу мокрой, отчего мороз сразу нещадно её щипал. В голове грела мысль, что человек, которому от меня нужен лишь статус и деньги, никогда бы не сказал того, что сказала мне Мелори. Ей больно, она скрывает в шарфе высохшие дорожки слёз, её сердце разрывается, но она продолжает думать обо мне и желает мне лучшего. Если тебе нравится она — это твой выбор, я его принимаю и уважаю, поэтому тихо уйду на второй план, ведь ты не обязан влюбляться в меня заново — вот, что хочет донести Мелори. Меня поражает, как эгоизм не берёт над ней верх. Это были гордые и сильные слова, вымолвить которые она готовилась, прокручивая произошедшее всё то время, пока я искал её.

—Ты не собираешься бороться? — спросил я, видя Мелори как сильную личность, которая не привыкла так просто сдаваться, но что-то мне подсказывает, что ей нужен толчок, что-то заставляющее её грести против течения. Пусть этим толчком буду я, ведь во мне также бушует желание бороться и всё вспомнить.

—Для чего мне бороться? Для чего мне из кожи вон лезть и пытаться вернуть наши воспоминания, если они тебе не нужны? — Мелори поднимает голову и режет меня своими стеклянными глазами, в которых четко отражается потускневший фонарь, освещающий лавочку. С сожалением смотрю на эту картину и отмечаю, что лампочка скоро перегорит...—Если тебе интереснее с Касси...— горечь в её голосе и покатившиеся по щекам слезы были отрезвляющей пощечиной, чтобы я наконец что-то объяснил. Кажется, и мне иногда нужен толчок.

Присев на корточки у её ног, я аккуратно забрал кофе, поставив его подле Мелори, и взял её руки в свои, бережно потирая пальцами замерзшие красные костяшки. Она плакала и избегала пересечения взглядов, по-детски шмыгала носом и не сдерживала всхлипы: что-то давно сидевшее внутри начало вырываться наружу. Но было больно смотреть на это, поэтому в голову сама резко пришла необычная мысль, как можно было её успокоить.

—Мелори, посмотри на меня...ты неправильно всё поняла, сейчас мы успокоимся, и я тебе объясню. Ты веришь мне? — её карие глаза, которые всегда выглядели почти черными, посветлели от слёз, став янтарными. Они завораживали меня своей глубиной, и я, зачарованно глядя в них, вытер с румяной щеки покатившуюся каплю. Мелори слабо кивнула и поджала губы. —Тогда, чтобы быстро успокоиться тебе нужно будет начать считать про себя, пока не отпустит поток бесконечных мыслей. Так ты как бы меняешь фокус внимания, по идее должно сработать.

—Откуда...откуда ты это взял? — взгляд Мелори стал щенячьим и сильно озадаченным, бегал от одного моего зрачка к другому, а ладони непроизвольно сжали мои.

—Не знаю, просто всплыло в голове, я подумал это прозвучит забавно и поднимет тебе настроение, — если честно, на какой-то момент я испугался из-за выражения её лица, но, когда женские губы растянулись в мягкой и такой искренней улыбке, а с ресниц обрушилось две последние слезы, я догадался, что ляпнул что-то из нашего прошлого. А потом замер, потому что рука Мелори аккуратно забралась мне в волосы и начала плавно перебирать их между пальцев, иногда массируя кожу. Я стал чувствовать себя прирученным псом, но меня это не отталкивало. Быть брошенной на произвол судьбы бродягой стало невыносимо. Раньше думал, это независимость и свобода, а оказалось лишь жалкое и болезненное одиночество, бессмысленное существование с пустотой в груди.

—Как-то ты сказал мне, что я могу трогать твои волосы, когда мне тревожно.

—От своих слов не отказываюсь, — я прикрыл глаза от наслаждения и не мог сдержать улыбки. Мне просто было хорошо и спокойно, впервые за долгие годы. —С Касси произошло недоразумение. Она пришла рассказать мне якобы правду о тебе, начала флиртовать. Я не поверил ей, но решил подыграть и проучить, а тут ты зашла...

—И что ты ей сказал?

—Что одно твоё слово и она вылетит из издательства, — повторил я, блистая самодовольством.

—Правда? — со смешком сорвалось с её уст, на мой положительный ответ Мелори продолжила: —И правда, что ты так хочешь вспомнить меня?

Это был поистине умилительный вопрос. Я пододвинулся ближе к ней, обеими руками обхватил её голову, поглаживая волосы и убирая пряди за ухо.

—Мелори, я забыл тебя, чтобы влюбиться дважды, — теплым взглядом вновь заставил паре слезинок скатиться по щеке, быстро убрал их большими пальцами и стер следы от туши.

Мелори смотрела на меня, как на чудо света, фонарь в её зрачках горел ярко и вовсе не собирался гаснуть. Невольно эмоции нахлынули на меня, зимняя атмосфера, чувственный разговор, я сам не понял, как потянулся к её устам. Они были холодными, но разжигали во мне огонь, массу ощущений. Мелори ответила не сразу, чуть опешив от неожиданности, но, когда подхватила момент и слегка прикусила мою нижнюю губу, я подумал, что потерял голову. Она как аномальное потепление, заставившее мои многолетние айсберги наконец таять. И, как полный идиот, я засмеялся. Тихо, но искренне, прямо ей в губы. Я смеялся от чувства теплоты в груди, оно словно щекотало меня своими горячими лучами. Там, где было холодно и пусто, только что зародился свет.

На мне был пойман совершенно растерянный, но не в плохом смысле, взор, потому что Мелори перенимала мое настроение и сама непроизвольно хихикнула, прикрыв рот ладонью, зрачки её искрились счастьем, сначала не понимал из-за чего именно: поцелуя или моего смеха, так как скорее всего она в первый раз слышит его настоящим. Но главнее не причина, а то, что сейчас она счастлива, и это видно.

—Теперь ты расскажешь, как мы познакомились? — задал волнующий вопрос я через несколько минут после взаимных ласковых переглядок и нежных поглаживаний, сейчас же продолжал держать её ладони в своих, оставлял на ледяной коже невесомые поцелуи и всячески пытался согреть.

—У меня есть условие, — интригующе заговорила Мелори игривым голосом.

—Слушаю, — я был готов на всё.

—Откройся мне.

Или нет...

—Открыться? — в горле пересохло.

—Мне нужно выяснить причину одного твоего поступка из прошлого. Для этого тебе надо рассказать о своём детстве, родителях, юношестве, мне же интересно, каким ты был раньше. Да и в нашем «до» я совершила ошибку.

—Какую?

—Позволила тебе узнать обо мне всё, не получив ничего взамен. Я самовольно разделась перед человеком, державшим пистолет...и получила пулю, — с грустной улыбкой сорвались эти последние слова, и глаза тут же опустились на руки. —Но больнее не от раны, а от того, что я так и не увидела потемки души человека, который посмел в один вечер растоптать мою. И мне нужно узнать причину такого поступка, а она там, куда не заглядывал никто, даже свет, — она ткнула мне в грудь и смолкла.

—Это тяжело...—ответил не задумываясь, так как был уверен, что до этого пытался, но не смог. —Я закрыл дверь к этим воспоминаниям так плотно, чтобы самому туда не лезть. Они продолжили меня преследовать, выходя за пределы темного угла самостоятельно. Со временем замок заржавел, смазать нет сил, а если совсем снести дверь с петель, пострадает всё.

—Я понимаю, Марк, но это очень важно для меня...— женское личико сделалось таким чувственным: красивые темные брови изогнулись, а губы поджались.

—Можешь рассказать, что произошло, и я сам пойму, почему так поступил, объясню тебе.

—Нет. Мне надо проанализировать самой, — Мелори ответила так твердо, что было понятно: спорить бесполезно. —Разве незнакомке не легче открыться? — на мгновение я засмотрелся на её ухмылку, не замечая ощущения дежавю.

—Незнакомка, с которой я чувствую родство. Ты ошибаешься, если думаешь, что совершенно не знаешь меня. Не нужно копаться в моём прошлом, чтобы знать меня настоящего, — я долго пристально смотрел на неё, а после сдался. —Мне понадобится время, не смогу открыться сразу, но по частям и постепенно, думаю, получится. Буду стараться, Мелори.

Видели бы вы её сияние: в глубокий зимний вечер стало светло, как днём. Ради такой реакции, для её радости, я готов пересилить себя. К тому же, держать это внутри тоже невыносимо. Оно где-то там, на дне, гниет и разлагается, отравляя смрадом всё хорошее во мне.

—А можно мне сегодня один пазлик? — с осторожностью спросила Мелори и прищурилась. Первый раз вижу, чтобы человек так интересовался моей жизнью. И что занимательного она нашла в этой отвратительной биографии...

—Надо выпить, без этого не уверен, что получится.

—Ты же ненавидишь алкоголь...

—Это правда, но должен он хоть какую-то пользу принести в мою жизнь, а не одни разрушения. Моя ненависть к нему возникла не из-за вкуса, а из-за последствий, которые разваливают чужие жизни.

—Хорошо, тогда может выпьем вино? Самый нейтральный напиток, на мой взгляд.

—Пожалуй.

Было принято решение пойти в гости к Мелори, так как моя квартира слишком неуютная для таких приятных встреч. Хотя если вспоминать цель этой встречи, такой приятной она уже не кажется. Ведь мне придётся разрывать свои раны, чтобы как-то компенсировать те, что нанёс Мелори.

И вот я уже чувствую на себе нетерпеливый, искрящийся любопытством взгляд, который заметил на моих щеках румянец, свидетельствовавший о легком опьянении. И это, как ни странно, было для неё зеленым флагом. Откинувшись на спинку дивана, я расслабленно ждал, куда же выстрелит эта очаровательная незнакомка. Все вопросы, которые я предполагал, уже пролетали в моей голове, и мысленно на каждый я подбирал более внятный ответ, размазывая душу в мясо. Мелори заметила, как моя рука напряженно сжимает тоненькую ножку бокала, и спросила то, что не было предсказано:

—Почему ты ненавидишь алкоголь?

Я нервно усмехнулся, поглядывая на кружащийся кровавый напиток. Выстрел был метким. У меня тоже к ней много вопросов: почему ей так интересна моя жизнь? В чём смысл копаться в чужой биографии? Ей так нравится испытывать к людям жалость, когда они рассказывают о своей боли? Чего она добьется, узнав обо всем? Будет ли иначе смотреть на меня после услышанного? Или захочет помочь? Вот только загнившее не лечат — его ампутируют. А она не врач и не панацея.

Нас интересует жизнь, прошлое, будущее, настоящее — неважно, только человека, который нам не безразличен по какой-либо причине, будь то дружба, статус, родство или любовь...Также мы ценим любовь человека, только когда сами в ней от него нуждаемся, иначе для тебя это не больше, чем любимая еда: поел, удовлетворился послевкусием и забыл до следующего раза. И судя по мелочам, которые наверняка были произнесены единожды, но Мелори их запомнила, я здорово запал к ней в душу.

—Почему я ненавижу алкоголь? — с подавленной горечью смаковал на языке этот вопрос, по-мазохистски улыбаясь. —Фактически, он разрушил моё детство, — ком в горле образовался мгновенно, и я залил его оставшимся в бокале вином.

—Что случилось? Как...— Мелори сидела напротив меня и придвинулась корпусом ближе, поставив локти на колени, придерживала ручками подбородок, устремляя свои круглые тёмные глаза прямо в душу. Я почувствовал себя на сеансе у психотерапевта, разблокировав еще одно воспоминание из прошлого. Только взволнованность Мелори выдает её непрофессионализм.

Я предательски опешил, потерял все сформировавшиеся в голове ответы, глубоко погрузился в себя, прокручивая те самые воспоминания, которые не дают мне спать по ночам. Не хотелось никого заставлять ждать, но язык онемел от порции выходившей из меня боли. С тонной груза на ногах я перешагивал через это препятствие, перешагивал через себя.

—Мне было двенадцать, когда родители потеряли свой бизнес и обанкротились. Мы всегда жили в достатке, мне ни в чём не отказывали, меня ни в чём не ограничивали. Отец с матерью...— голос непроизвольно дрогнул, так как эта тема не затрагивалась уже несколько лет, я быстро взглянул на Мелори, надеясь, что она этого не заметила, а та уже сидела с блестящими глазами, как губка, впитывая все мои чувства, и удивляла меня своей эмпатичностью. Умиление отвлекло от негатива и дало сил продолжить: — Они любили меня, заботились и давали всё самое необходимое. Первую половину детства я провёл в полной счастливой семье. Родился я в другом городе, менее крупном, чем этот, сюда же мы переехали просто из-за того, что могли себе позволить большее. По этой причине во время периода разрушения моей прекрасной жизни беззаботного ребёнка я оказался в оторванности от близких родственников: бабушек и дедушек, которые могли бы хоть как-то помочь мне морально. — после третьего бокала, выпитого незаметно за рассказом, я не понял, как стал развязываться язык, но зато ярко чувствовал, как каждое слово спадает с моих плеч, и бесконечная ноша показывает свой конец. —Крах бизнеса вышел на первое место, поэтому на меня резко перестали обращать внимание. Все были взволнованы совсем другим, поэтому я со своими двойками, проблемами с математикой, затруднением в общении со сверстниками и прочими детскими сложностями никому не был интересен. В то время я запомнил их как вечно взвинченных пчёл в улее, которые вечно чем-то были озабочены, не замечая своего ребенка в упор, а говорил слово поперёк — жалили, причем сразу оба. Но при этом мать не остыла к отцу, отец не остыл к матери, они сохраняли любовь, первое время не было между ними ни ссор, ни истерик, они молча отделились от меня, постоянно поддерживая только друг друга. Сначала я вкусил плод свободы, ведь никто за мной не следил: я мог гулять до ночи, мог без вопросов ночевать у друзей и мне нравилось, ведь я будто становился взрослым и больше не нуждался в чьем-то покровительстве. Но так как это был подростковый возраст, когда ребенок сам отрывается от родителей, но, совершая ошибки, всё же возвращается за утешением и опорой для следующего вылета из гнезда, я радовался до тех пор, пока мне не понадобилось то самое родительское тепло. Тогда, возвращаясь в «гнездо» я понял, что меня там никто не ждет и греть уж точно не собирается. Зацикленные на собственных трудностях, они просто не заметили, как нечаянно вытолкнули меня из семейного древа...

—Потом они начали пить, верно? — с комом в горле произносит Мелори и поджимает в сожалении губы.

В потоке изложения я все время перебирал пальцы и смотрел в пол, отстраненно описывая мелькающие в мыслях картинки с киноленты. После вопроса мой опустошенный взгляд устремился на неё, и я устало кивнул.

—Вернуть бизнес не удалось, в подвешенном состоянии они находились около года. Мои карманные деньги заметно похудели, не понимая ситуации на работе, я часто бунтовал, чем еще больше отталкивал от себя родителей, но во врем ссор я чувствовал себя замеченным, они обращали на меня внимание, когда я кричал и злился, поэтому подсознательно мне хотелось устраивать истерики всё больше и больше. На деле же с испорченной психикой из-за резкого отвержения самых близких людей я подливал масла в огонь, добивая нервы матери и отца. Так в нашем доме совсем забылось слово «гармония». Какое-то время мы жили только на деньги бабушек и дедушек, которые финансово помогали своим детям справиться с кризисом и встать на ноги. Но что-то пошло не так и эти деньги начали уходить на утешение в виде алкоголя. Пили они, как самая настоящая любящая пара, вместе. Я приходил домой и часто слышал, как в пьяном угаре они орут, обвиняя друг друга в их неудаче. Так дружеская, семейная атмосфера в доме сменилась на вечную ругань с запахом спирта и перегара. Желания идти домой не было совсем, поэтому я часто оставался у друзей, гулял до последнего в компании во дворе, а по приходе запирался в комнате, включая музыку на фон, дабы перебить крики, и в таком хаосе уходил в книги. Чтение тогда здорово меня спасало, заменяя реальность, которую я не мог больше терпеть. В четырнадцать я начал искать себе подработку, потому что дома никто, кроме меня не готовил, а продукты покупать мне было не на что, да и о собственных деньгах оставалось только мечтать. На подработке я очень хорошо подружился с Алексом и его дом стал моим новым убежищем, потому что ночевал я там почти ежедневно. Его родители приняли меня и пожалели, а отец Алекса стал мне вторым папой...

—Так вот значит при каких обстоятельствах ты научился готовить...— подавлено сказала Мелори.

—Не было выбора. Кушать хотелось, а мать лежала на диване без сознания. Я много ссорился с ними из-за этого, хотелось вразумить их вернуться к нормальной жизни, но вместо того, чтобы прислушаться, мне отвечали агрессией и поднимали на меня руку.

—Один раз бабушка ударила меня по лицу, видимо не справилась с эмоциями, я упала на асфальт и ударилась подбородком, — рассказав личный опыт, Мелори хотела меня поддержать. Она пододвинулась поближе и показала рукой на маленький шрамик.

—У меня много шрамов, — с пьяной улыбкой сказал я, аккуратно проводя пальцем по её подбородку.

—Покажи...—осторожно просит она.

—А ты сможешь увидеть мою душу? — продолжал улыбаться, но на Мелори эти слова никакого романтического эффекта не произвели, она лишь изогнула брови и потупила взгляд. Я невесомо поднял её голову и добавил: —Есть один. — пуговицы на моей рубашке начали расстёгиваться под растерянный взор Мелори, на что я лишь усмехнулся, отбрасывая вещь в сторону и поворачиваясь к ней спиной. —Если приглядеться, то под чернилами можно увидеть рубцы. Отец как-то разбил об меня бутылку и порезал спину розочкой, — коротко объяснив, я потянулся за сигаретами.

—Это феникс?... — женские холодные пальцы нежно очерчивали линии татуировки на моей спине, из-за чего кожа непроизвольно начала покрываться маленькими мурашками. Я шумно втянул носом воздух и чиркнул зажигалкой. —Как восставший из пепла? — делится со мной догадкой о значении Мелори.

—Именно, — отвечаю уже с сигаретой в зубах, как бы иронично это не выглядело. —Пепельницы не найдется?

—А что, готов к новому перерождению? — подхватывает со смешком Мелори, и сгустившийся от истории мрак потихоньку рассеивается. Кажется, и правда готов...

—Я долго думал над эскизом, так как наблюдать всю жизнь эти уродливые рубцы и вспоминать тот день вовсе не хотелось. Тогда и пришло в голову что-то символическое, хотелось верить, что я, как эта чудесная птица, смогу преодолеть всё дерьмо и переродиться в нечто новое и лучшее.

—И у тебя получилось, — с гордостью Мелори поднимает бокал и чокается со мной.

—Но стоило это слишком дорого. Мне очень жаль потраченного времени, хотя я понимаю, что иначе бы никак не получилось, напротив, всё вышло лучшим образом из сложившихся обстоятельств.

—Вот видишь. Тем более это всего треть жизни, у тебя ещё куча времени, можно прожить его так, как ты этого действительно хочешь.

—Эта треть жизни должна была быть самой счастливой...— с тоскливой улыбкой подметил я, сбивая подбадривающий настрой Мелори.

От вина мне было так жарко, что я не счел нужным надеть рубашку обратно. Мелори же на удивление сидела напротив с прикрытыми пледом ногами. В гостиной горел приглушенный свет за телевизором, создавая в комнате уютный полумрак, на кухне работал светильник, который освещал входную арку. Здесь катастрофически не хватало свеч и тихой расслабляющей музыки на фоне, но тема нашего разговора, к сожалению, не подходит к романтическому вечеру. Сигаретный дым, пронизанный белым светом, добавляет в обстановку чего-то особенного. Обычно я не курю в квартире, но у меня не было никаких сил дойти до окна. Мелори, зачарованно наблюдая за тем, как сизый дым вырывается из моих губ, вдруг прерывает устоявшуюся тишину:

—Ты говорил, что куришь с четырнадцати.

—Верно. Я начал курить в компании, скорее из-за понтов, чем из-за стресса, но в трудные моменты сигареты и правда успокаивали, приводили в порядок мысли и помогали прийти к правильному решению. Сейчас в них нет необходимости, но бросить не могу, что досадно, — я сделал глубокую затяжку и мне ударило в голову, как в первый раз. Кажется, никогда я не был таким расслабленным, как сейчас. Действие алкоголя для меня было уже совсем забыто, но я прекрасно понимаю, почему люди используют его, как лекарство для своих ран. —К слову, пить я тоже начал в компании, но не сразу. В какой-то момент мне захотелось узнать, почему родители спасаются этой гадостью. И я напился. И забыл все свои проблемы в семье, мне было весело и беззаботно, как в то время, когда ещё всё было хорошо. После этого я стал много пить...Родители выпивали из-за своей сломанной карьеры, а я из-за родителей, которые сломали меня.

—Как же ты выбрался из всего этого? — интересуется Мелори. Чувствую себя на интервью, честное слово, но больше это похоже на сеанс самоочищения.

—Это уже другая история, но скажу лишь одно: Вселенная дала мне шанс взглянуть на еще одну растоптанную алкоголем жизнь, ведь родителей мне для осознания было недостаточно, черт возьми, — я сжал в руках бокал и заткнул рот сигаретой, только бы не вылить на Мелори ещё и злость на себя. И почему до меня с первого раза тогда не дошло, возможно, было бы всё совсем по-другому...

—Хватит на сегодня, — Мелори останавливает меня, положив ладонь на моё колено, что было удивительно, ведь я думал, она только рада разговорить меня и узнать, как можно больше. Но в очередной раз убедился, что человек заботится обо мне и моем состоянии, стараясь удовлетворить собственное любопытство более экологично и без последствий. —Ты большой молодец, что смог рассказать, я благодарна тебе за доверие, но достаточно потрясений, нужно передохнуть и отвлечься. Всё кончено, всё плохое позади. Если будешь жить прошлым — потеряешь настоящее, а на деле ничего, кроме настоящего у нас нет. Прошлое не вернуть, а будущее строится из того, какой фундамент ты закладываешь в настоящем. Следовательно, важно только здесь и сейчас.

На женском лице расползлась ласковая и такая родная улыбка, а её владелица даже не подозревала, какой отпечаток в моем сердце и мировоззрении оставила своими словами. Я чувствую, как она меняет моё мышление. Это единственный человек за последние пять лет, который смог оказать на меня влияние.
Мой взгляд был совсем смазанным, но смотрел я на неё с искренним восхищением. Поразительное сочетание красоты и ума, у меня отвисала челюсть, хотелось завалить её комплиментами, но я продолжал молчать, передавая нежным взором свои чувства. Алкоголь в крови играл так метко, что на языке уже вертелось «Выходи за меня», насколько сильно у меня снимались блоки и утихло, наконец, критическое мышление. Впервые я мог делать то, что говорит сердце, а не мозг.
Тогда я уже был готов наброситься на неё, настолько пленительными были её розоватые губы, в мыслях носились непристойные картинки, мои глаза очерчивали её с головы до ног: она успела переодеться в шелковую пижаму, но даже эта обычная одежда смотрелась на ней очаровательно. Место под её ладонью стало дьявольски печь, я терял контроль, начиная задыхаться от желания что-либо сделать. Если бы Мелори только дала знак, что я могу быть ближе, мне бы снесло крышу, но судя по её невинному, щенячьему взгляду, она вообще не догадывалась о моих намерениях, всё ещё переживая за эмоциональное состояние после такой откровенности. Мне стало легче морально, и я сам был удивлен тому, как быстро смог переключиться, полагаю, это прилив всех чувств, которые так долго находились взаперти трезвого ума.
Мелори будто нарочно начала поглаживать меня по колену, пытаясь утешить, но её неосведомленность заводила ещё больше. Девочка старается меня поддержать, думая, что мне тяжело далось признание, а я бессовестно её хочу, стискивая челюсть и отчаянно вбирая в себя кислород. Какой ужас...Точка апогея достигается, когда с её укрытых пледом стройных ног спадает плед. Я почти подрываюсь с места, но Мелори сама встаёт, сажая меня за плечо обратно.

—Я тебе сейчас кое-что покажу. Жди здесь! — нетерпеливо сказала она и побежала в спальню.

Свинцовое тело падает на спинку дивана, по ощущениям во мне вскипела вся кровь. Я тихо засмеялся от того, как легко потерял контроль, дыхание не приходило в норму, волосы руками завёл назад и схватился за голову. Кусая губы, думал лишь, как бы снова не сорваться, но стоило ей появиться в зоне видимости с каким-то блокнотом, я тут же рванул к ней и притянул к себе за затылок, коснувшись наконец столь желанных уст. Меня всего в тот момент пронзило электрическим разрядом, гормоны заиграли, как у тринадцатилетнего мальчишки, казалось, это лучший поцелуй в жизни. Мелори от такой внезапной фривольности простонала мне в губы, из-за чего я углубил поцелуй, с еще большей страстью сжимая её волосы. Она выронила блокнот и схватилась за плечи, вырваться и поговорить об этом ей не давали мои руки, я просто физически не мог отпустить её. Терпеливо продолжал только целовать, хотя хотелось закинуть её на себя и направиться в спальню на большую кровать с прохладной простынью...черт, я готов прямо сейчас захлебнуться от переизбытка чувств.
С силой оторвавшись, я принялся жадно покрывать поцелуями её шею, по-мазохистски наслаждаясь тем, как она жалобно стонала моё имя, прося прерваться. Мелори думает, что лишь алкоголь заставляет меня идти на такие поступки, что утром придет осознание об ошибке. Но я знал только одно: я был пьян всё это время, сейчас я трезв. Сейчас настоящий «Я» на свободе и может делать, что он действительно хочет, и никакие травмы не встанут на его пути.

—Марк...Марк.. — скулила она мне на ухо, когда я проводил горячими губами по её ключицам, дразняще цеплял кромку пижамной рубашки, наровясь залезть под нее.

Мелори пламенно дышала в шею в попытках спрятаться от моего взгляда, она чертовски очаровательно смущалась, проводя ладонями по моей давно обнаженной груди. Я принял это за зеленый свет, начал аккуратно расстегивать пуговки и спускать с хрупких плеч рубашку, издевался сам над собой, делая всё медленно, касался кончиками пальцев новых участков этой бархатной кожи.
Я безумно желал её, умирал от необходимости дотронуться до каждой части женского тела. И я трогал, трогал её всю, позволил себе коснуться самого сокровенного, срывая с алых, покусанных губ протяжные стоны.
Тогда-то мои цепи окончательно были сорваны, мы оказались в темной спальне с панорамными окнами, открывавшими вид на горящий огнями город. В комнате мне были видны только её блестящие прикрытые от наслаждения глаза и соблазнительные очертания голого тела, на которое я набросился, как зверь. Я действительно был невероятно голоден, сам того не осознавая. У меня так давно никого не было, а Мелори выглядела, как мечта, к тому же я знал, что когда-то любил её душу, что важнее любой идеальной фигуры. Поэтому я давно ни с кем не спал: мне не нужен секс на одну ночь, после таких практик ко всему интимному появляется отвращение. Я хочу не только физического слияния, но и душевного.
Мелори закусила нижнюю губу и потянулась к ремню на моих штанах. Она настолько сильно сводила меня с ума, что я боялся не протянуть и двух минут с ней. Мы слились в свете ночного мегаполиса, но в её зрачках я видел свой личный город, город Свободы, освобождения. Мои губы блуждали по улицам её тела, провожая руки. Я ласкал её нежную грудь, упиваясь тяжелыми вздохами. Терзал уста, воруя стоны. Ладонями ощущал дрожь в женских ножках.
Это была несомненно лучшая ночь в моей жизни, первая ночь за многие годы, которую я провел не один. Ночь, подарившая мне надежду на счастливое будущее, возможно на семью, на избежание одиночества. Когда лежал уставший после душа и смотрел в потолок, Мелори сладко спала на моей груди, разбросав вокруг свои длинные темные волосы, пришло осознание: я больше не протяну один. Я не смогу вернуться к одиночеству, ведь оно сожрет меня до последней косточки.

Утром по пути на кухню за водой мне под ноги попался тот самый блокнот, который Мелори вчера так рвалась показать. С любопытством мои пальцы переворачивали страницу за страницей, пока не остановились на одном рисунке. На нём без сомнений был я, что в начале приятно обрадовало и зародило тепло в груди, ровно до тех пор, пока я не узнал место. То самое страшное место из прошлого. Обрыв...