IV.
Уже тогда она решила, что не позвонит. Но уведомление на прозрачном экране так настойчиво горело и резало Дине глаза, цифры и буквы так врезались в голову, что она, постояв над столом еще с минуту, вперившись в него пустым взглядом, быстро коснулась его два раза, чтобы сохранить. Затем закрыла магазин и отправилась наверх.
Там был Альвар; он сидел преспокойно в своей ослепительно-белой мастерской и пил энергетик из жестяной банки — горькая желтоватая жижа, на вкус ужасная, но работавшая безотказно, такие продавали только на верхних уровнях. Дина была уверена, что на глубине люди пьют что-то иное. На третьем уровне она встречала только Энергетики и Гладже — местный вариант крепкого алкоголя, на который Дина сразу подсела после пары походов в бар. На вкус такой же отвратительный, если не хуже, но не даром он носил такое название, на общем языке означающее "удовольствие".
Начальник, должно быть, старался делать вид, что не замечает её, но глаза в голубых линзах всё стреляли в её сторону из-за банки с энергетиком. Дина поползла в сторону своей комнатушки.
— Как твоя встреча?
— Нормально.
— Это был не коп?
Она включила свет на столе, чтобы лучше видеть свои руки и принялась застёгивать перчатку. Прошло около минуты, прежде чем Дина придумала, что ответить.
— Вообще-то он мой родственник.
Снова пауза. Шуршание жёсткой и толстой ткани перчатки и шорох смятой в руке жестяной банки.
— А если серьёзно?
Он не поверил, подумала Дина. Слава Земле... Наверное.
— Если серьёзно, то не твоё собачье дело, — она погасила свет у стола. — Я пойду прогуляюсь.
— По крышам?
— Где захочу. Мой рабочий день окончен.
Дина выскользнула в тёмный коридор, не дождавшись ответа и, поворот за поворотом его узкого лабиринта, добралась до балкона. Ей нужно было остудить голову, нужен был воздух, а единственный способ найти холодный воздух в шумном городе на третьем уровне — подняться наверх. Нижние этажи, вдоль и поперёк упичканные вентиляторами и очистителями, оставались душными и пахли выхлопами, расплавленным от ламп пластиком, серой и пылью. Вскоре во рту начинает появляться отвратительный привкус, хочется сплюнуть или прополоскать рот. За все месяцы жизнь в тесной комнатушке длинной высотки третьего, Дина не увидела ни одного цветка на чужом подоконнике, ни следов плюща на стенах, ни единого зелёного или жёлтого пятнышка. Почему у них нет растений? Может, так принято? Возможно, если бы государство обратило внимание на статистику заболеваний, связанных с лёгкими и дыхательными путями на самом глубоком уровне, ситуация изменилась бы хотя бы немного. Может, они посадили бы жёлтые плющи на крышах балконах, как на глубине. Но этого не произойдёт, и каждое новое поколение продолжит страдать от ужасного воздуха и загибаться в шахтах. Ведь они не могут сделать людям новые лёгкие из либерия. Потому что так принято.
Дина думала об этом, поднимаясь наверх и перебирая перекладины, перепрыгивая с одного карниза на другой, цепляясь крюком за перила. Она чувствовала слабость в теле, и, возможно, это была нарастающая тревога после разговора с Александром... Это абсолютно точно была она. Выше, выше, ещё выше, и она доберётся до небольшой площадки под самым потолком (до него можно было бы дотянуться, будь Дина два метра ростом), где воздух становился холоднее, и можно было почувствовать его лёгкое колебание — ветер. Или что-то, напоминающее его Дине.. Сбитые в кучу воспоминания о ветре (истинные или ложные) возвращались именно в тот момент, когда она достигала тридцатого этажа.
Позвонить ли Алексу? Но чем он сможет ей помочь? Ничем, кроме денег и, возможно, связей — каким-то образом он всё же нашёл её. В любом случае всё это будет бесполезным, ведь Дина даже не может рассказать ему о том, над чем работал её отец всю свою жизнь, что не давало ей покоя все эти годы, с двенадцати лет, после несчастного случая в шахте. Её странное помешательство, которое волновало её мать больше исчезновения Гектора. Дина не может рассказать это человеку, который прислушивается к словам Земли. Возможно, он и не политический фанатик, тогда с ним можно хотя бы договориться — этого он и хотел — но довериться ему всё равно будет трудно.
Интересно, как Гектор представлял себе всё это? Как он решил, что Алексу нельзя доверять, а Дине — можно? Или он просто хотел уберечь сына от опасности? Но почему тогда не уберёг дочь...
Дина совершила требующий большой ловкости прыжок через полуобвалившийся мостик, когда крюк, которым она зацепилась за его перила, соскользнул. Выглядело опасно, и она действительно чуть не уехала вслед за ним, проскользив по ржавой металлической поверхности; но вовремя схватилась за край и затащила своё тело наверх. Перчатка на левой руке с липким слоем на ладони помогла ей удержаться. Именно за этим верхние уровни носили перчатки; а также затем, чтобы не пораниться об острые края перил. Что и сделала Дина: металл прорезал толстую ткань перчатки, и теперь её руку пронзала боль. Не до крови, слава Земле. Если бы не перчатка, она распорола бы себе всю ладонь.
Щёлк. Снова этот звук; не звук, но ощущение где-то в районе левого бедра, будто хрустнула кость. Теперь ей точно не показалось. Дина села на край моста, предварительно пристегнув свой крюк к перилам, и спустила ноги вниз, в пропасть. Двадцать седьмой этаж — это колоссальная высота, но она не боялась упасть, её волновало другое: что-то не так с левой ногой и, возможно, дело всего лишь в раскрутившемся винте, что, опять же, маловероятно. Несколько месяцев назад, заметив, что он разболтался, Дина закрутила его так сильно, что даже Альвар не смог бы снять его вручную. Самое страшное, что могло случиться - какая-то деталь каркаса выскочила со своего места. По хорошему, в таком случае ей ни в коем случае нельзя двигаться, и необходим срочный осмотр мастера, поэтому Дина старалась игнорировать этот вариант.
Она подтянула левую ногу к себе и прижала колено к груди, затем отстегнула штанину от ботинка и закатала её. Протез выглядел, как обычно, никаких внешних следов поломки: металл глубокого чёрного цвета с серебристыми и синими вкраплениями, из-за чего на свету он отливал сине-фиолетовым. Внешние элементы протеза имитировали проступающие мышцы или скорее оголённые мышцы без кожи; должно быть, мастер посчитал такое дизайнерское решение красивым. Дина потянулась левой рукой к поясу, но тут же вспомнила, что уронила его по дороге в мастерскую и чертыхнулась про себя. Пошарила в карманах курточки и нашла только нож-бабочку; лучше, чем ничего, можно использовать как отвёртку.
Дина поддела им крышку под коленом, имитирующую мышцу по форме, и она с трудом поддалась. Каркас голени был в порядке. Она почувствовала знакомый дискомфорт, залезая рукой внутрь и раздвигая провода, будто копалась в собственной плоти. Боли не было, но было ощущение, похожее на чесотку. Дина ощущала свою руку, но это чувство походило на фантомное, что делало процесс ещё более неприятным. Открыть крышку на бедре она не смогла - слишком мерзко. Лучше добраться до мастерской и отключить питание. Дина закрыла крышку и спустила ногу обратно в пропасть. По хорошему, она должна была заняться этим сразу после удара об стену, но почему-то проигнорировала очевидный сигнал тревоги. Она всегда делала это и сделает ещё раз, прямо сейчас, Дина знала это. Она чувствовала глупую детскую обиду на несовершенный механизм за то, что он не смог заменить ей здоровую ногу. Не смог и не сможет никогда, как не смогут и все протезы, что изготовило человечество за всю свою историю. Дина знала, что это неправильно, но всё же встала, отцепила крюк от перил и повернулась спиной к пропасти. Ей осталась парочка этажей - всего-то ничего.
Ржавый мост тут же прогнулся, стоило Дине сделать шаг. Она сделала второй - и блок, на котором она стояла одной ногой, оторвался от каркаса и полетел вниз. Дина тут же выбросила правую руку вперёд, цепляясь крюком за перила, но не успела натянуть и закрепить леску. Ещё шаг - и второй блок оторвался от моста, выбивая твердую поверхность у неё из-под ног.
Зря, Дина, очень зря. Она полетела вниз, но это был не знакомый полёт, запланированный подготовленный, от которого кровь приятно стыла в жилах. Всё внутри рухнуло вниз, прежде чем тело беспомощно сорвалось в пропасть. Правая рука успела сжаться в кулак, и Дина вскрикнула от резкой боли в плече — должно быть, потянула мышцу — но кулак не разжала. Жизнь дороже. В паре метров над её головой мост продолжил рушиться, и она через боль заставила себя качнуться в сторону, чтобы он не рухнул ей на голову. Дина не услышала звука падения металлических блоков и не стала провожать их глазами. Все её мысли были сосредоточены на крюке и на боли в плече, которая усиливалась с каждой минутой.
Она понимала, что не сможет провисеть так долго. Рука устанет, крюк отцепится от хлипких перил. Дина опустила взгляд вниз, оценивая свои возможности; как её вообще угораздило забраться именно сюда, на эту сторону здания, абсолютно голую, без единого выступа, широкого карниза или балкона? Прямо сейчас она может попробовать раскачаться и прицепиться к решётке напротив. При мысли об этом, плечо заболело ещё сильнее. Она попробует. Другого выхода нет.
Дина подалась вперёд, затем назад, с усилием стараясь приблизиться к стене. Пара метров казались гигантским расстоянием, а плечо заболело ещё сильнее. Дина почувствовала, как скользкие от пота пальцы правой руки потихоньку начинают выскальзывать из перчатки. Ещё чуть чуть. Совсем немного. Она представила, как недавно сравнивала себя с маятником, качающимся вперёд-назад, с крыши на крышу, легко, ритмично, свободно, на автомате. Теперь тело казалось тяжёлым, левая нога - будто сделанной из свинца, а не из лёгкого либерия, рука дрожала от подступающей паники. Дина махнула левой ногой, пытаясь помочь себе раскачаться, и снова почувствовала это. И услышала. Щёлк.
Теперь это был громкий щелчок, в районе колена. Вовсе не похожий на разболтавшийся винт; Дина ощутила, будто внутри неё что-то сломалось (что даже в теории было невозможно). И за щелчком последовало онемение. Не боль и не тяжесть - она снова потеряла левую ногу, как тогда, в двенадцать лет, вместо неё снова было пустое место. Паника накрыла Дину с новой силой. Пальцы предательски выскальзывали из перчатки. Что такого могло случиться? Протезы нечасто изготавливались из либерия полностью, иногда из этого металла выполняли лишь каркас и некоторые детали, требующие прочности, но протез Дины был именно таким. Для своих протезов с использованием либерия, Альвар заказывал детали у мастеров из глубины — его мастерская не позволяла работать с такими высокими температурами. Невозможно. Просто невозможно, она не могла сломать его, она не могла предвидеть. Она не виновата. Она не может сорваться в пропасть прямо сейчас из-за сломанной ноги, сломать которую казалось невозможным. Только не это. Не такая глупая и внезапная смерть.
Воспоминание второе
Она помнила это очень чётко. Как проснулась в светлой комнате, обвешанная датчиками и трубками. Пустоту на месте левой ноги. Сначала это была культя, заканчивающаяся на середине бедра, и Дина старалась не думать о ней, потому что представлять её как продолжение собственного тела не получалось. Ощущение пустоты там, где должны были находиться её колено и голень вгоняли в панику каждый раз. Она заметила это сразу, но почувствовала уже позднее, когда сняли шину с правой ноги.
Нога всё ещё была в последний раз, когда Дина помнила себя в сознании. Произошло это в бреду или наяву — определить казалось сложным: яркий тёплый свет, огромный пустырь, желтоватая сухая трава под ногами. Жарко, но Дина в кожаных мягких ботинках с меховой подкладкой. Головная боль, тонкий громкий звук, похожий на писк сигнализации, и она не может определить его источник. Закладывает уши, боль иглой прознает виски. На языке металлический привкус, по подбородку течёт кровь; Дина видит, как она капает на иссушенную траву. Хочется закричать от боли, упасть на колени, закрыть голову руками, но она продолжает стоять в оцепенении, смотря на свои дрожащие коленки. Где-то сбоку происходит какое-то движение. Трава пригибается, будто от ветра, создавая на земле тропинку. Кто-то невидимый ступает по ней, оставляя отпечатки — настоящие, но непохожие на следы животного или человека. Что-то ползёт, волочет своё невидимое тяжёлое тело по земле, то исчезает, то появляется, всё время оказываясь вне поля её зрения.
Резкая боль в коленях и толчок, будто стреляют по ногам, прямо как в фильме-боевике. Художественные фильмы были запрещены ещё до её рождения, но мама приносила откуда-то диск и проектор, очень старый, из-за него картинки и голограммы отливали зелёным. В художественных фильмах люди стреляли друг в друга настоящими пулями и порохом, текла кровь, слышались взрывы. Но Дина не услышала ни единого выстрела или хлопка, лишь боль, крепкая хватка невидимых рук, тянувших её вниз. Детский крик, эхом отразившийся от стен каньона. Её крик. Дыхание перехватывает, когда вполне настоящие длинные руки в кожаных перчатках хватают её поперёк худенького тела и поднимают в воздух. Это Гектор. Снова боль, и пустота накрывает её, как глубокий сон.