Верс 2
Сегодня Савушкин — герой всей школы. Не потому, что он вчера винта поймал — нечего было на платформе сутками торчать. Нет, его по телеку показывали. Реально, в вечерних новостях! Я бы просмотрела — сидела в Нирване — но мама потом в записи мне показала. Это, конечно, не Империя криминала, но все-таки все было довольно ярко.
По сюжету выходило, что Диков, парень из нашего класса, то ли сам в окно выбросился, то ли родной папаша его выкинул — жуть какая! — а Савушкин это все своими глазами видел. Вернее, видел он, конечно, не все, потому что побежал звать на помощь. Но как Диков с отцом поцапался из-за платформы — это он точно помнил. В общем, в новостях-то наверное всю эту муть не показали бы — кому какое дело до бытовухи или малолетки-самоубийцы, когда в Зете готовится второе наступлене армии клонов? — если бы не Савушкин со всем этим трепом про платформу. Вот дождется он, введут восьмичасовое ограничение, где он тогда зависать будет?
В общем, странное такое ощущение. Вот парень сидел через парту слева, а теперь там пустое место. И пятно на асфальте. И парень вроде ничего такой, симпатичный. На меня поглядывал. Глаза у него были янтарные... Нет, янтарные, это у Эрмиэля, темного эльфа. А у Дикова какие были? Хотя теперь не важно. Их все равно от удара расплющило — так Савушкин говорил.
Бр-р! Хорошо, что я с этим Диком-фриком так и не замутила, хотя ему явно очень хотелось. Сам виноват. Знал, где меня найти можно. Другое дело, что у него денег не было — не то что на подписку, даже на единичный вход. Стоило только на его прикид глянуть, сразу все ясно. И что? Захотел бы — раздобыл. Вот я же добываю! Хотя девушкам, конечно, проще. Особенно красивым. Даже если ты не прочипованная, можно найти спонсора. Он чип оплатит, а потом час в Нирване — и вот у тебя уже месячная подписка на Зет или Зеральное королевство, или Острова драконов. И главное — никаких проблем. Это же другая вселенная. Пусть такая же реальная, как эта, но в ней ты — не ты, а кто-то другой. Это кто-то другой ложится под потных мужиков и не только, а ты вся такая белая и пушистая, как дева Мария.
В Нирване все меняют имена, все меняют внешность. Никто не хочет быть узнанным. Но вчера, кажется, я узнала одного. Не хотелось думать об этом, больше всего хотелось забыть, но дурак Савушкин все трещал и трещал, так что я подошла и заткнула ему рот. Он удивился. Не привык, чтобы девушки давали ему пощечины. Я испугалась, что он все поймет, но это, конечно, было глупо. Этот козел подумал, я ему врезала, потому что он друга своего грязью поливал — мол, тот украл у него какие-то кредиты. Откуда у Савушкина кредиты-то?!
Нет, я просто хотела больше не думать. На физике запнула в Зет, но там меня быстро убили. Блин, придется теперь восстанавливаться с нуля — а вот это как раз кредиты. Кредиты значат — Нирвана. Нивана значит...
Я видела его пару раз с Диковым. Так, подбегал на переменках. Они были похожи, сразу видно — братья. Оба стройные, темноволосые, фигуры и черты лица аккуратные, точеные, будто у статуэток. У бабушки стояли такие в горке — дорогой немецкий фарфор. Мне никогда не давали с ними играть. Они были очень хрупкие. Однажды я тайком вытащила из шкафа мальчика, играющего на флейте, и пастушку с ягненком. Мальчик упал и раскололся надвое. Неделю потом я сидела под домашним арестом. Конечно, это случилось еще до того, как я получила чип. Маленького Пана склеили, но на месте раскола остался уродливый желтый шрам. Напоминание о моем преступлении.
Он тоже расколося там, в Нирване, фарфоровый мальчик. Не я разбила его, но все равно чувствовала себя виноватой. Почему?
Может, поэтому Диков выбросился из окна? Потому, что узнал про Пана? Потому, что узнал про меня?
Начались каникулы. Я не могла зайти в Зет. Потому что не могла заставить себя вернуться в Нирвану. Звонило несколько спонсоров, но я послала их всех. Не знаю, почему. Убивала время, тупо смотря телек и гуляя по городу. К новому году выпало необчайно много снега. Он все валил и валил манной кашей, будто пытался засыпать весь город. Смыть его грехи. Скрыть под непорочной белизной. Похоронить в ледяном саване.
Город еще ворочался и скрипел, расчищая бульдозерами путь заиндевевшим до самого нутра автобусам. Он еще содрогался в агонии, транспортируя нас по своим кишкам и воняя бензином. Половина из нас понимала, что каждый обречен. Второй половины здесь не было. Их поглотил Мультиверс.
Новый год я встречала дома. Мы быстро поели, и гости расположились в гостиной, чтобы вместе войти в «Богему» — пробная подписка на новый верс была подарком, который они скинули друг другу на телефоны. Я могла бы зАпнуть вместе со всеми. Я почти сделала это. Но тут мне пришло ещ одно сообщение.
«С новым Годом, Даша. Вам подарок от анонимного пользователя. С музыкальным поздравлением. Хотите открыть его?»
Я ушла в свою комнату и прикрыла дверь. Что это, кто-то из спонсоров развлекается? Немного подумав, все-таки ответила «Да».
Волнующий голос запел под примитивное акустическое сопровождение:
Я не верю, что когда-нибудь все будет хорошо.
Моя возлюбленная — луч света.
Но чтобы моя богиня меня не покинула,
Я должен принести что-то в жертву.
Должен осушить целое море,
Чтобы найти этот луч.
Блин! Это же... Это же код доступа! Неограниченная подписка на новый верс! Что за шуточки?! «Вселенная для Дашки»? Кому могло прийти в голову назвать так свой мир?
А голос продолжал петь:
Если я и попаду в рай,
То в этом раю будем только я и ты.
Я родился больным, но мне это нравится.
Заставь меня быть счастливым.
Я дождалась конца песни. Посидела, прислушиваясь к доносящемуся из гостинной новогоднему шоу. Я могла бы поджечь дом, и этого бы никто не заметил, пока не стало бы слишком поздно. Могла бы выйти из окна. Могла бы взять нож, которым разрезали торт, и вонзить его в тело каждого из гостей — по очереди. Могла бы позвонить спонсору и пригласить его прямо сюда. Какая разница, когда по мне давно уже идет трещина?
Но вместо этого я ввела код. Я зАпнула.
Он стоял на крыше, и снег падал на плечи его старенького пальто, украшая их пушистыми эполетами. Снег выседил его волосы. Даже на брови налепило маленькие сугробы, особенно там, где из них торчали стальные шарики. Мне всегда нравился его пирсинг. Но я не очень присматривалась к глазам под ним. Настало время присмотреться.
Я сделала робкий шаг вперед. Еще. Снег мягко проседал под моими подошвами. Забивался в голенища коротких полусапожек.
— Они серые, — сказала я, заглядывая в его лицо снизу. — Как туман. С темной каемкой по краю.
— Что? — он удивился. Правда, удивился. Как будто не верил, что я все-таки пришла.
— Твои глаза. Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя красивые глаза? — Он закрыл их, и его лицо стало совсем хрупким и фарфоровым. Я испугалась, что могу разбить его — вот так, одними словами, и замолчала.
Но он снова распахнул веки и прижал меня к себе. Просто прижал и стоял так, а я слушала биение его сердца. Сначала оно неслось вперед, как скорый поезд, колотилось в мою грудь, будто пыталось поменяться с моим местами. Но потом успокоилось, застучало мернее на стыках, уверилось, что торопиться некуда. Что у нас есть время. Все время этого мира лежит, как снег, у наших ног.
— Куда пойдем? — спросил он, отпуская.
Мне не хотелось никуда идти, но я пожала плечами. Пусть он покажет мне свое создание, демиург.
— Тогда ко мне.
Мы не полетели на драконах. Мы не отрастили крылья. Перед нами не открылся телепорт. Мы просто спустились по лестнице и пошли через город. Он был по прежнему закопченым, вонял бензиновыми выхлопами и рвался в уши воплями сирен, гудками редких автомобилей и голосами гуляющих — новый год наступил. Внезапно, мне показалось, что я спала и только что проснулась. Что последние длни были всего лишь страшным сном. Но тогда сном была и вся моя прошлая жизнь. Поому что в ней я не могла идти рядом с Диком на глазах у всего города. Не могла держать его за руку. Не могла войти в его дом. Но вошла.
Дверь нам открыл фарфоровый мальчик. Счастливый и целый, но очень сонный.
— Нагулялись? — нарочито обиженно буркнул он. — Между прочим, все там ждут. Мама сказала, десерт без вас не начинать. А на нем сливки уже тают, вот! — и подозрительно сощурился. — А вы что, целовались?
Глупо краснеть преред каким-то шестиклашкой.
— Нет, — фыркнула я, сбивая снег с полусапожек. — Мы запались.
— Чего-о? — выпучил мальчишка и так крупные глаза.
— Не учи ребенка плохим словам, — улыбнулся Дик и стряхнул влагу с моих волос.
