В тени долины

— Слышишь? Скрипнул входной люк.
Я хмыкнул, но поднялся с кресла и подобрал с комода ружье, по пути снарядил его одиноким патроном 32 калибра, что уже несколько дней болтается в кармане.

— Если тебе опять показалось... В следующий раз сама будешь закрывать его. — бросил я через полуприкрытые губы. Не хватало еще выронить сигаретку.

Но шорохи становились все более явными. Я скоро различил шаги и напрягся, пришлось упереть в плечо ружье и целиться в темноту ступенчатого прохода. Если идёт человек... То с такого расстояния легко будет попасть прямо в лоб. Но если их несколько?.. Другие патроны лежат в банке на столе. Я нервно погладил затвор пальцем. От напряжения даже не мог нормально затянуться.

«Роб? Джи? Это я!» — заговорила темнота за поворотом трубы, и я наконец выдохнул дым.
Скоро показалась пара постоянно глупо-удивлённых глаз, выглядывающих из-под козырька нелепой красной кепки.

— Кенни, чего тебе? — я закинул ружье на плечо. Этот пастух браминов частенько заглядывал в наше с Джи пристанище. И довольно часто из собственной скуки. 

— Привет, Кенни! — Джи привстала с дивана.
Пастушок неуверенно помахал в ответ рукой и наконец заговорил.

— Там в город пришли... Целый караван! Говорят, откуда-то... Из Атланты. — он опять умолк, переминаясь с ноги на ногу. Я заметил, как Джи ожила.

— Нам нечего выторговывать. — я вздохнул, упав обратно в кресло.

— Да не в этом дело. У нас решили повеселиться... Устроить тёплый приём, так сказать. У них нашлись новые детали... Музыкальный аппарат починили.

Ну все. Теперь точно придётся идти к этим придуркам. Джи мне не простит, если я останусь. В её тёмных глазах уже появился озорной огонек, придающий им особую выразительность.

— Мы скоро придём, Кенни! Спасибо, что зашёл позвать. —Джи уже метнулась к громоздкому шкафу, где у нас хранится одежда и всякая ветошь.

— Да не за что... Я тогда пойду.

— Да. Тогда иди. — возможно, не слишком вежливо бросил я, похоронив ленивые планы на сегодняшний вечер. Я был бы совсем не против потанцевать с Джи, выпить чего-нибудь, но как на зло, сегодня весь день не давала покоя голова. К вечеру все стало только хуже: временами казалось, что она просто треснет. Похоже, придётся опять проглотить несколько таблеток, иначе я попросту не дойду до города.

Едва мы остались наедине, как Джи сбросила лямки комбинезона.

— Какое платье мне надеть? Почти белое? Или выцветшее красное? — она почти целиком зарылась в гардеробный шкаф.

— Ты обязательно хочешь переодеваться? — я неспешно добрался до ветхого секретёра, чтобы незаметно раздобыть таблеток. Джи прекрасно знает, как опасно употребление этого «баффаута» .

— Конечно. И ты тоже. Наденешь тот костюм, что мы прихватили из Стонтона?

— Вообще-то... Я не думаю, что там все будут разряжены. — я знаю, что она все равно достанет этот деловой костюм, поэтому пользуюсь моментом, чтобы достать из банки пару капсул.

— Ну тогда мы точно будем самыми красивыми и приятными людьми в городе. Что с этого плохого? А то и так все вокруг думают, будто у нас тут какая-то дикая дыра... — шутливая обида в голосе Джи меня всегда очень умиляла.

— Так и было, пока мы не поселились рядом. — я уже проглотил таблетки и заглянул за открытую дверь шкафа.

— Какие мы важные. Вот и оденься соответствующе своему самомнению. — Джи лукаво улыбнулась, случайно хлопнула меня по лицу тугим хвостом рыжих волос и бросила мне на плечи засаленный от времени пиджак и такие же брюки.
Таблетки быстро действовали. И боль в мозгах уже не мешала мне улыбнуться.

— Ладно. Тогда мы будем сегодня... Мистер и Миссис Форсайт. Я промышленник из Чикаго, а ты институтка с Западного побережья.

— Ах вот как! Ну уж нет. Я инженер, а ты... Охранник каравана, которому повезло, что я положила взгляд на его загар.

— Чушь. Там не было никаких караванов.

— Ну конечно. Еще как были.

— Нет. Зачем? По дорогам ездили машины.

— Не везде же есть дороги.

— Везде, где нужны.
Джи было нечем парировать, и, легко толкнув меня в грудь, она заключила:

 — Тогда ты будешь упрямым Робом, который зачем-то скрывает свою страсть к древним книжкам, фотокарточкам и одеждам.

— Пускай. А ты будь моей Джи.

За лёгким кокетством я легко скрыл заглушенный приступ головной боли. Уже неплохо.

Скоро мы с Джи уже выбрались из нашего подвала и направились в сторону остатков асфальтированной дороги. Позади оставалась начатая нами в этом году стройка... Ничего серьёзного. Просто попытка привести в порядок оставшийся над подвалом двухэтажный коттедж... В довоенный вид. Когда он будет достаточно крепкий, мы окончательно переберемся из подвала наверх. В гараже Джи уже немного оборудовала себе мастерскую. По сути только этим и живём. Я приношу электронный мусор, детали, а Джи чинит местным немногочисленные радиоприемники и роботов.

— Кажется, с прошлой бури немного покосились балки вдоль правой стены... — с горечью отметил я, а Джи схватила меня за руку и потянула скорее к дороге.
— Ну, значит, поправим. Сейчас нет смысла переживать.
Я не стал спорить. Все-таки чем тише становилась боль в голове, чем сильнее наполнялись бодростью мышцы, тем я больше склонялся к тому, что случай потанцевать в городке вместе с Джи это большая удача. 

До города идти было недалеко. Четверть часа. Едва мы ступили на потрескавшиеся куски бывшего шоссе, как Джи принялась передвигаться, осторожно выплясывая на каждом куске асфальта так, будто ей нельзя было ступить на песок или даже на край останков дорожного полотна. Её блёкло-красное платье от таких прыжков свободно развевалось под дуновением сухих ветров. 

— Ну же, Роб. Это хорошая разминка перед танцами. Давай со мной. — прерывисто говорила она.  

— Пляши, Джи, а я слежу за дорогой. 

— Пф. Зачем ты вообще взял с собой ружье? Мы же знаем свою округу. 

— Джи... Мы на пустоши. Даже если оделись в довоенные костюмы. 

Она хмыкнула и продолжила выплясывать сама. Уже смеркалось. На горизонте виднелась обтянутая гирляндами острая крыша бывшей церкви. Главная достопримечательность нашей глуши. Так называемый Мидлбрук... Даже по современным меркам довольно маленький городок. Десяток лачуг, если считать нашу с Джи, да несколько пустующих руин. Впрочем, это именно то, что я искал для спокойной жизни. Милая холмистая долина. Когда я смотрю на мягкие движения Джи... То понимаю, что все же не зря остановился здесь. 

— Ты же сам говорил... — она вдруг остановилась, встала на месте, и я от неожиданности чуть не запнулся, — Что мы сами можем решать, какой будет наша жизнь. Конечно она так и останется пустошью, если все будут её так называть. 

— Все не так-то просто, Джи.

— А я сказала что-то про простоту? Роб, ты же сам восхищался городам, где восстанавливают из пепла все, что так нравится нам на картинках... Школы. Рестораны. Заводы. Как ты восстановишь это, если даже потанцевать не хочешь? — она говорила, смотря на лысые холмы у горизонта, а потом пошла дальше по дороге обычным шагом. Ну вот. Теперь я кажусь себе дремучим дикарём, а не ценителем "цивилизации". Я поспешил её нагнать и стремительно взял под руку. 

— Джи... Прости. Я сегодня что-то уставший. Но как придём — пустимся в пляс. 

— Я и не сомневалась. — острая полоска её губ обмякла в улыбке. 

А между тем в Мидлбрук пришёл и вправду на редкость большой караван. Полдюжины браминов и вдвое больше людей. Уже издалека мы с Джи заметили, как между церковью, которая по существу была городской ратушей и домом шерифа Дрейка, расставили столы с угощениями. А посреди этой импровизированной площади расположился главный виновник торжества -- тяжеленный шкафина, переливающийся цветными лампочками. Музыкальный аппарат, который, очевидно, из-за каких-то прибывших в город с торговцами деталей впервые за три или четыре месяца работал. Конечно, аппарату с пластинками тут не поклонялись, но любили его все, даже глухой на оба уха старик Чероки. И на самом деле было за что: никогда я за годы скитаний не встречал аппарата с таким богатым выбором дивных записей из прошлого! Ни одно радио не сравнится с набором музыки, какой есть в городском автомате. 

— Ох... Сколько людей! И одежды... Вполне приличные. Похоже, караван какой-нибудь компании. — Джи предвкушала веселье. Это было заразительно. Но, в отличии от неё, я не мог так радушно принимать всех незнакомцев и чужаков.

— Давай только не  будем знакомиться с каждым охранником. — вздохнул я, и Джи звонко рассмеялась. 

— Хватит припоминать тот случай! Я думала, что среди них может быть мой дальний родственник...

Скоро мы присоединились к остальным жителям Мидлбрука. Некоторые уже успели выпить виски или хотя бы пива в честь новых знакомств, но никакого веселья мы не пропустили. Большинство с радостью знакомились с путешественниками, обменивались слухами, смеялись... Даже пастушок Кенни нашёл себе собеседника. И им был не брамин. 

Я не мог разделить общей радости от знакомства с караванщиками. Кто-нибудь из них вполне мог меня узнать, поэтому я и не светился. Я только прихватил прохладную бутылку пива из ящика. Будь славен тот гений, что придумал вечные холодильники на ядерных батареях.

Когда совсем стемнело, зажгли дополнительный свет, и каждая крыша в Мидлбруке засияла, как на праздник. Бодрый блюз раздавался из чудо-автомата, и все более выпивающие люди начинали проникаться ритмом... Но вот заиграла самая неописуемая музыка из всех. В моих любимых песнях постоянно повторяют это слово... "рок-н-ролл". Как же тянет в дикий пляс от этих записей! И ведь ни одна гитара не может повторить таких звуков вживую. Мало-помалу люди отставали от жареных игуан и выпивки, оказывались посреди городской площади и принимались успевать двигаться за ритмом. Сперва скованно, но чем дольше звучали колдующие аккорды, тем меньше вокруг нас становилось границ. Из свободных и самобытных движений вихрился безудержны танец. Как кучка мотыльков вокруг пыльной лампы, мы крутились вокруг потертого проигрывателя. Караванщики быстро смешались с местными, танцуя друг с другом так весело и чудаковато, будто преисполнены теплой дружбой к каждому новому лицу. Конечно, у нас с Джи все было несколько иначе. Пока ритм звал в пляс, мы почти не держались за руки в танцах, однако все равно держались друг друга. Временами мы сталкивались взглядом. Она сияла от счастья. Все видели красивую танцующую девушку... А  я видел еще кое-что.  Дикий блеск в её взгляде, обращенный ко мне, словно изумрудный плазменный луч. Когда она игриво отходила в танце, маня меня за собой мягким жестом, она так и смотрела мне в лицо... Как будто это я воплощение всего того веселья, которое она так любит. Этот взгляд был одним из моих бесценных сокровищ жизни, и я не обменял бы его даже на все крышки с пустошей. До того, как я встретил Джи, я слышал о похожем только в песнях. О такой любви и поют наши любимые голоса из прошлого? Ради этого точно следовало пренебречь советам доктора. 

Я не думал уже ни о караванщиках, ни о головных болях, ни о покосившихся балках нашего дома. Когда заиграла «Лёгкая жизнь» мы уже не двигались в безумном ритме. Напротив, я держал её за талию, наши ладони мягко соприкасались, а тела чуть качались под размеренные завывания саксофона. Джи, хоть и была, как всегда во время танцев, полна сил, так умело изображала усталость, временами прижимаясь щекой к моему плечу. 

А как мило она шептала мне на ухо «я влюблилась». Вторила тексту очередной песни и продолжала «влюбилась, влюбилась в такого чудного парня». Мы с Джи были неразлучны до глубокой ночи. Когда мы перестали танцевать, оказалось, что кроме нас из танцующих осталось всего трое. Частично народ уже расходился ночевать. Караванщики - в лагерь под городом, а местные расползались по домам. Шериф Дрейк перебрал со своим любимым самогоном и беззаботно прикорнул прям на скамье подле одного из столов. Мои ноги уже стали заплетаться. А мелодии из автомата все больше переставали волновать сердце, сливались в фоновое звучание. Скоромно коснувшись щеки Джи губами, я отошёл в сторонку. Она же все хотела продолжать танцевать... Но дала мне передышку и отправилась к вдове Крейн и к заскучавшему Кенни. Видимо, заметила, что они сегодня не танцевали. Что ж, соболезную им. Джи умеет убедить в необходимости хотя бы небольшого танца. 

Чем дольше я не танцевал, тем сильнее усталостью наполнялись конечности. Кажется, баффаут переставал действовать. Я отошёл подальше от светящихся гирлянд, взобрался на пригорок за домом шерифа и закурил. Отсюда я мог наблюдать за Джи, которая уже заставляла вдову и пастушка неловко хихикать. Могу поставить сто крышек, что через минуты три они все окажутся танцующими возле автомата. Но все мое внимание приковывали к себе угловатые, но от того только более изящные плечи Джи. Эта девушка определенно была для меня той самой «атомной бомбой», что вызывает цепную реакцию от сердца и по всему телу. Как в песне у «Файв Старс». 

— Вечер добрый, Роб. — окликнул меня со стороны крепкий голос. 

— И вам того же, Док. — буркнул я. Не люблю, когда вот так вот подкрадываются. Доктор подошёл ко мне и тоже закурил. Он не танцевал сегодня. И не пил. Как всегда. 

Он так и продолжил стоять совсем рядом со мной. Но он ведь точно сюда не полюбоваться видом пришёл. Это играло на моих нервах. 

— Все любуешься своей ракеткой? — улыбнулся он в кучерявую седую бороду. 

— Никогда не надоедает. — кивнул я, не отрывая взгляда от грациозного силуэта в красном вечернем платье. Доктор был моим старым знакомым. Намного более старым, чем кто-нибудь в городке вообще мог предположить. Наши разговоры всегда были только по делу, а потому и сейчас я был напряжен. Он это, конечно же, понимал. 

— Охотно верю. Моя звезда на сердце так вот и не зажглась. — ехидно пробормотал он наконец. 

— Не изображай романтика, Док. —  я пожал плечами.
Он коротко хохотнул и опять повисло молчание.  

— Ты перестал ходить ко мне на осмотры. Скажи...сколько баффаута ты принимаешь в неделю, Роб? — больше не стал затягивать с формальностями мой собеседник, лицо которого тонуло в темноте, освещенное лишь огоньком сигареты. 

— Нисколько. Мне стало лучше. 

— Тебе незачем лгать мне, Роб... Наверняка вот-вот действие таблеток пройдет, и тебе придется жаловаться Джи на то, будто ты случайно перепил. 

Будь проклята его манерность. Будто чёртов агент какой-нибудь врачебной разведки. 

— Да я только от танцев устал. — сейчас я не врал, но после его слов меня как лопатой по башке огрели. Я действительно стал ощущать, как в недрах черепа начинает пульсировать знакомая мне боль. Слишком уж хорошо знакомая. Наверняка его глубокие глаза как-то прочли это на моем лице. Он драматично выдохнул клуб дыма и покачал головой. 

— В караване пришёл один врач. Даже получше моего выучка. Он из «Последователей Апокалипсиса»... Я показал ему записи по поводу твоей болезни. 

—  Я об этом не просил! — меня и вправду обуяло возмущение. Я никогда не просил у Дока помощи больше, чем он мог оказать мне сам.

— А вот Джи, я думаю, попросила бы. Если бы знала. — цокнул он, негодуя. Чёртов старикан. Пользуется своим авторитетом.  

— Я хочу, чтобы она танцевала, Док. Я никогда не посмею отобрать у неё это. — от накипающего негодования я сжал меж пальцев сигарету, и она разломилась. 

— Думаешь, она будет так же весело танцевать на твоей могиле? — Док продолжал невозмутимо курить, а я едва сдерживался, чтобы не треснуть ему по дряхлой челюсти. Боль начинала уже завывать в ушах. Меня переполняла безнадежность. Он не открывал мне глаза, нет. Я думал об этом вопросе каждый раз, когда головная боль возвращалась. Каждый день, когда не успевал заснуть быстрее Джи. Но что я могу с этим поделать?! Чудес не бывает. Мы все заражены радиацией от рождения, и я должен благодарить Бога, что у меня хотя бы все конечности на месте. Как всегда от столкновения с этими мыслями... Глаза начали покрываться пеленой.

— Что сказал врач из последователей? — сипло спросил я, спрятав взгляд в беззвездное небо. 

— Что опухоль убьет тебя за пару месяцев. — очередное облачко дыма выплыло из-под его бороды, — И что в местах, откуда он прибыл, есть рабочий автодок. Он оперирует даже такие тяжелые случаи, как у тебя, если рядом есть дельный врач.

Я не спешил ответить. Не понимаю зачем он вообще мне это говорит. Раз знает, что мне осталось так мало, мог бы не портить хороший вечер.

— Ну конечно. Только вот автодок с собой караван точно не принес. Так что какое мне дело до того, что где-нибудь в Атланте лечат мозговые опухоли? — от глупой злобы я сплюнул себе под ноги. Хотелось просто убежать от Дока. Забрать Джи, принять еще баффаута и всю ночь смотреть, как она спит. 

— Роб... Он согласен помочь. Это добряк из последователей, он хочет исцелять этот пепельный мир... Хватай вещи и выходи с ним завтра же!
Звон в ушах едва давал мне слышать. Я стоял стиснув зубы и старался не дать глазам слезиться. 

— Я... Могу сдохнуть в пути. А Джи? А наш дом? Мы так долго... Искали это сраное место! — сквозь боль выбросил я, пнув сапогом горсть песка под ногами. 

— И ты хочешь медленно умирать в своей берлоге? Ты даже не успеешь дом достроить. — проникновенно вздохнул Док, докуривая сигарету. 

Конечно нет. Я не хочу такой жизни. Такой смерти. Я хочу кричать об этом, но едва могу открыть рот. Отчаяние... Это не от боли, лишь от отчаяния и страха за Джи. Я в очередной раз представляю, как разряжаю пулю себе промеж глаз. Может, так было бы проще. 

— Э-э-эй! Док! Роб! Хватит таиться, мигом сюда! Нам не хватает людей для медленного танца! — звонкий крик Джи доносится до нашего холма. Она оставляет вдову Крейн и Кенни у музыкального аппарата и быстрым шагом направляется к нам. Хуже не придумаешь. 

— Скажи ей. Для вас еще не все потеряно. Что такое дом, если в нем никто не живет?! — Док осуждающе оскалился в мою сторону. Джи была еще слишком далеко, чтобы его услышать. 

— Док... Я уверен, что это карма. — успеваю ответить я перед тем, как принимаюсь утирать лицо рукавом пиджака. Доктор знает обо мне почти все. Он без пояснений поймет, о чём я. Я уже говорил ему и раньше. Я и вправду думаю, что такая приставучая и тяжелая болезнь приключилась со мной из-за преступного прошлого.  Как раз когда я наглухо со всем завязал и обрёл в жизни то, о чем всегда мог только мечтать. 

— Брось. Не попробуешь – не узнаешь. — Док начинает похлопывать меня по плечу. Старый прохвост... Хочет, чтобы Джи сама обо всем догадалась. 

И я уже не могу ничего сделать. Прости меня, любимая. Я не хотел никогда взваливать на тебя эту скорбь. Я знаю, что ты создана для танцев, для коктейльных платьев, для счастья и смеха. Для рок-н-ролла. Не для того, чтобы охранять дом или нянчить умирающего. 

Она чуть запыхается из-за подъема на холм.
— Роб?.. Ты чего тут? Ты что, плачешь? — никогда я еще не слышал её настолько удивленной.Я не могу ей ничего ответить. Док не находит нужных слов, но перестает хлопать меня по плечу. Я чувствую, как она хватает меня за руку. Берет обеими руками за щеки, хочет посмотреть мне в лицо. Сквозь белую пелену я вижу, как шевелятся её губы. Но её слов я услышать уже не могу. Я слышу боль. Ужасный приступ, расползающийся из глубины мозгов, завывающий в ушах. Превращающий меня в беспомощный комок скорби. Прости меня, любимая. 

*****

— Столько воды!.. Я думала, она уже вся высохла. 

— Это Рид-Крик. Когда-то она была раз в десять больше. Что ж. Сделаем привал, а потом последуем быстрее. Мы в паре дней от цели. 

Наша небольшая группа принялась расстегивать походные сумки. Я не мог не согласиться с замечанием Джи. Я давно не видел столько воды. Это путешествие... Вообще оказалось удивительной затеей. 

— Я схожу набрать дров. А вы пока подготовьте костровище. — наш спутник из Последователей Апокалипсиса сбросил тяжелую сумку и принялся спускаться вниз по склону. А Джи все еще злится. Я... Я и вправду виноват. И почему мне в голову не приходило, что Джи ценит меня так же, как я её? Что она бросится в путь со мной, что она даже не будет скучать по нашему подвалу, если я буду рядом с ней? Похоже, я провел в своих мыслях слишком много времени и оказался круглым идиотом. 

— Как голова, мистер самоубийца? — термоядерная смесь нежности и раздражения так и сквозит в её голосе. 

— Все в порядке. Со вчера уже так сильно не болела. — я никогда больше не задумываюсь над ответом. Говорю все, как есть. Если уж я смог пережить тот приступ на холме... Больше как-то не страшно. Я не знаю, поможет ли мне нахваленный аппарат, но Доктор определенно был прав. Не было ничего глупее, чем стараться усидеть на клочке привычного мне мира. Даже если я умру, пытаясь подчинить себе мир вокруг нас с Джи... Однажды мы вернемся в Мидлбрук, в нашу долину, где я теперь наверняка найду покой. По крайней мере у меня теперь есть шанс.