Опухоль

Они шли по галерее вдоль огромного круглого пруда, наполненного розоватой жидкостью, источавшей очень приятный аромат. Слепой Пророк чувствовал сложнейший букет запахов: в нем ощущались нотки корицы, свежескошенной травы, жареного мяса, воздуха после дождя и многое, многое другое... Все эти запахи сменяли друг друга нота за нотой, плавно переходя из оттенка в оттенок в непередаваемом гармоничном порядке.

— Что это так приятно пахнет? — спросил он.

— О, это пахнет Бульон, — ответил Тнгр. — Для каждой тваари его запах ощущается по-своему, но нравится он абсолютно всем без исключения. Мы сейчас находимся в Яме. Во второй половине каждого бульня в нее сливается весь приготовленный Бульон. Всасывается он медленно, и поэтому успевает наполнить своим благороднейшим запахом всю эту полость.

— А зачем мы сюда пришли?

— Яма — это культурно-развлекательный центр Сожительства. Именно сюда после тяжелой трудовой фазы бульня стекаются все разумные и переразумные тваари, у которых достаточно трынков. В стенках Ямы прорыто множество заведений, предоставляющих всевозможные наслаждения на любой вкус и кошелек.

— А, понял. Именно здесь кто-то съест твои фигурки? — улыбнулся Пророк.

— Ловишь на лету, Мессия, — улыбнулся в ответ Тнгр. — Мы с моим старым знакомым запланировали на этот булень партейку. Заодно познакомишься с одним из выдающихся представителей расы нааонов.

— Какую роль играют нааоны в вашем мире?

— Как я уже говорил, нааоны — переразумная раса, склонная к строгой логике и смотрящая на мир сугубо материально. Они — прирожденные ученые. Живут и работают в Академии — особой полости, соседствующей с Ямой.

— И что они обычно изучают?

— Все, что угодно. Обычно они рождаются с определенными склонностями к тем или иным наукам. А наук в Академии полно — от банальной механики и математики до симбиотомии и некрологии.

— Понятно, — кивнул человек. — А кто им оплачивает их научные изыскания?

— О, — покачал головой комиссар, — ты сейчас задал самый болезненный для нааонов вопрос. В этой области все очень сложно.

— Эта область и не может быть простой, — улыбнулся Пророк.

— Это точно, — улыбнулся в ответ Тнгр. — Все финансы Опухоли берут начало у жроомов. И науку они рассматривают лишь как подспорье в заработке трынков. Поэтому они готовы платить лишь тем нааонам, которые специализируются на прикладных науках. Например, Хозяин недавно нанял крупную группу симбиологов и мутантоведов для того, чтобы создать более экономичные срыгаловки.

— Что такое срыгаловка?

— Неразумная тваарь, которую кормят каким-либо продуктом, который она затем медленно переваривает в своем пятикамерном желудке. Но не полностью. В какой-то момент она срыгивает съеденное обратно в рот, чтобы дожевать. И именно в этот момент специально обученный кромлик пинает ее по животу, чтобы она выплюнула содержимое рта в подставленную раковину.

— А зачем?

— Это ценный ресурс. Например, если срыгаловку накормить живостоем, она отрыгнет живорост, которым удобряют прорастения на плантациях. Хозяина не устраивают расходы на обучение и кормежку кромликов, поэтому он финансирует выведение самоотрыгивающих особей.

— Понятно, — кивнул человек. — А что делать тем ученым, которые не нашли поддержки у жроомов?

— О, вот тут-то и начинается самая грязная грязь. Дело в том, что Сожительство ежециклично выделяет крупную сумму трынков на содержание Академии, и часть этой суммы как раз идет на финансирование исследований в области наук, которые жроомы считают бесполезными — например, философия, психология, кишковедение, запахотерапия, подмышкогадание и прочее.

— Видимо, проблема в распределении?

— Зришь в корень, Мессия. Трынков хватит лишь на десяток кафедр, а их в Академии больше сотни. Поэтому каждая кафедра должна доказать Ученому Совету, что именно ее исследование — наиболее значимое для Опухоли. От каждой кафедры выдвигается профессор, который составляет план будущего исследования и Клянч.

— Что такое Клянч?

— Это — речь на заседании Ученого Совета, в которой профессор расписывает запрашиваемую сумму денег и обосновывает, почему его исследование заслуживает финансирования. Также в Клянче можно еще и обосновать, почему все остальные исследования — ерунда и вообще лженаука, не заслуживающая ни трынка.

— Понятно, а дальше?

— Если профессору удалось получить финансирование, то он проводит исследование и пишет диссертацию. Затем он защищает диссертацию перед членами Ученого Совета и в случае успеха получает премию, почет и уважение.

— Пока что все звучит логично и правильно. В чем же подвох?

— А подвох в том, что нааоны слишком уж переразумные. Составляют сложнейшие планы исследований и длиннющие Клянчи на десяток свитков, которые Ученый Совет с невероятной дотошностью изучает на протяжении многих бульней, а затем пишет каждому профессору свое решение, которое еще и можно дважды обжаловать, завалив Совет новыми свитками. Все это может растянуться на целые циклы, и поэтому профессора нередко стараются ускорить научный процесс ненаучными методами.

— Какими, например?

— Подлог, шантаж, клевета, подкуп, кумовство — и это я перечислил лишь самые мягкие способы. Большинство ими не ограничивается и идет дальше. Профессора собирают из своих студентов, бакалавров, магистров и аспирантов настоящие боевые отряды и идут громить конкурентные кафедры. Убивают своих оппонентов и их сторонников, сжигают лаборатории, уничтожают научное оборудование и так далее.

— Ужасно, — сказал человек. — Неужели их ничего в этом не смущает?

— Смущает, конечно, они ведь не веодоны... Но чего не сделаешь ради великой цели, ради науки? Чем выше интеллект, тем лучше он умеет обманывать самого себя.

— А какой смысл студентам участвовать в играх профессоров?

— Смысл в том, что без протекции могущественного профессора студент никому не будет нужен. Он просто отучится, получит диплом бакалавра бесполезной науки — и все. Трынков на самостоятельную научную деятельность у него нет. Клянчить у Ученого Совета могут только профессора. Жроомам он не интересен, поскольку практической пользы от его знаний — ноль. Поэтому все, что ему остается делать — это прибиться к научному проекту какого-нибудь матерого профессора в надежде выслужиться и заработать на жрых, а если повезет — то и пристроиться на кафедру каким-нибудь ассистентом-оруженосцем.

— Получается, что нааон, посвятивший себя неприкладной науке, просто вынужден драться, защищая чужие диссертации?

— Именно. А если повезет, то потом и свои собственные будет защищать. А лучшая защита — это нападение. Видел бы ты, Мессия, какой мощный преподавательский состав у кафедры философии! Все, как один — могучие атлеты, воины-мыслители, способные уничтожить оппонента как в словесном, так и в рукопашном поединке. Был я как-то раз на их семинарском занятии: все студенты отжимаются, бегают, подтягиваются, сражаются... А среди них ходит достопочтенный профессор Мефедолиус со здоровенной дубиной в руке и поучает их цитатами из своего собственного философского трактата «Добро без насилия». Довольно интересного, кстати.

— Да? — улыбнулся человек. — Какие мудрые мысли он там приводил?

— В частности, он все сводил к тому, что добрая тваарь должна иметь большую дубину в руке и уметь ею пользоваться. Тогда злые тваари не посмеют причинить ей зло, а значит, насилия в мире не будет прибавляться, поскольку не будет нужды пользоваться дубиной. Добро побеждает зло без всякого насилия, одним фактом своего существования.

— Вернее, фактом существования дубины, — заметил Пророк, улыбаясь.

— И этим тоже, — кивнул Тнгр. — В общем, все в Академии боятся философов. Никто не хочет с ними связываться, потому что они наглухо отбитые. Поэтому они стабильно выигрывают все гранты, стипендии, субсидии и премии. За последние десять циклов они лишь один раз потерпели поражение.

— Кто же их победил? — удивился человек.

— Кафедра психологии. Тоже сильные ребята, всю Академию держали в страхе, пока Мефедолиус не защитил свою докторскую диссертацию. Они в тот цикл сдружились с кафедрой оружиеведения и заполучили несколько экспериментальных прототипов иглострелов. Таких жутких побоищ Академия еще не видела! В неравном бою погибли такие гиганты мысли! Магистр Феокл, доцент Кератоссий, профессор Нилиомитос... Этим инцидентом заинтересовался даже Владыка Грорр, и поговорил с Хозяином, чтобы он профинансировал оружиеведов и построил мастерскую по производству иглострелов.

— Да уж, научный прогресс налицо...

— А вот и нужная нам дверь! Игральня «Литая кость», лучшая из лучших, с видом на Яму.

Тнгр постучался. Дверь открыло четвероногое существо, похожее на крупную трехглазую собаку без шерсти, с двумя десятипалыми руками на голове.

— О, здравствуйте, почтенный комиссар! — радостно воскликнуло существо, виляя хвостом. — Вам как обычно? Столик для рхыпа на балконе над Ямой?

— Да, и принесите еще третье кресло. — ответил Тнгр.

— Ваше желание — закон, почтенный комиссар! — поклонилось существо. — Прошу вас, проходите!

Тнгр прошел по коридору, украшенному множеством причудливых растений, и поднялся вверх по винтовой лестнице на большую террасу с десятком небольших столов. Поверхность каждого стола была разлинована на разнообразные ячейки, клетки и секторы со множеством подписей. Он подошел к самому крайнему столу, отодвинул одно из кресел вбок и усадил в него человека, после чего сел во второе кресло.

— Пожалуйста, все как вы просили! — торжественно проговорило существо, ставя третье кресло напротив комиссара. — Не желаете кружечку желчесочницы?

— Да, пожалуйста, — кивнул Тнгр. — Подпеченочный сорт.

— Подпеченочный закончился, — грустно повесило уши существо, — может, вам понравится поджелудочный?

— Что ж, давайте поджелудочный... — вздохнул комиссар. — Но тогда добавьте туда шесть капель лишайки.

— Слушаюсь! — просияло существо, поклонилось и убежало.

Тнгр достал из футляра фигурки и начал аккуратно расставлять их по разным ячейкам игрового поля.

— Скоро Акоолис должен прийти, — сказал он, тщательно выравнивая фигуры по вырезанным на столе черточкам, — он всегда чуть-чуть опаздывает.

Человек молча кивнул, откинувшись на бугристую спинку кресла и наслаждаясь чудесным ароматом Бульона. Где-то снизу играла странная музыка: словно кто-то монотонно трынькал на одной-единственной струне, каждую минуту слегка меняя частоту трыньканья. Иногда к этой мелодии присоединялся одиночный звук взрыва воздушного шарика.

Через некоторое время на террасу поднялось существо, напоминающее по виду классического гуманоида-инопланетянина с огромной яйцеобразной головой, двумя большими черными глазами и непропорционально тощим туловищем с палочковидными конечностями. Кожа его была бледно-голубого цвета с просвечивающими сине-зелеными прожилками.

— Акоолис! — помахал ему рукой Тнгр.

— Рад тебя видеть, Тнгр. — сказало существо, подойдя к столу и поклонившись. — А это кто?

— А это — мифическая тваарь, существование которой ты яростно отрицаешь, — подмигнул ему щлх.

— Неужели... — округлил глаза Акоолис. — Слепой Мессия?

— Ага, — кивнул комиссар, — можешь даже потрогать и пощупать его, он вроде не особо возражает. — Мессия, это профессор Акоолис, известнейший мутантовед, доктор наук и прочая, и прочая. Достойнейший представитель расы нааонов.

— Приятно познакомиться, — кивнул Пророк.

— Вы знаете наш язык? — еще больше удивился нааон. — Очень рад нашей встрече, очень... Разрешите вас пощупать, пожалуйста?

— Щупайте, — улыбнулся человек.

Акоолис, подобно Лаамааху, начал тщательно щупать каждый участок человеческого тела, особенное внимание уделяя суставам, ушам и ладоням. Нащупавшись, он сел в кресло напротив Тнгра и торжествующе объявил:

— Так я и думал! Это — чрезмерно мутировавший нааон. Чудес не бывает, Тнгр. Где ты откопал его?

— Нашел у Некротического Колодца.

— Прямо как с Невестами? — прищурился наоон.

— Да, его породил Некроз, — подтвердил щлх.

— Давно уже надо было замуровать эту зловонную дырищу, — пробурчал Акоолис, доставая свой футляр с фигурками. — Вы не слушайте этих фанатиков, несчастный собрат, — обратился он к Слепому Пророку. — Все вам будут теперь лить в уши сладкие речи про избранность, Пророчество, Невест... Все это бред сумасшедших тваарей, не обладающих критическим мышлением.

— Да? — заинтересовался человек. — А как вы думаете, что со мной тогда произошло?

— Несчастный случай, — сказал нааон, расставляя свои фигурки по клеткам и кружкам. — Некроз обладает чрезвычайно сильной мутагенной активностью. Любая живая и даже неживая материя в нем постоянно изменяется. Знаете, я в юности очень хотел стать некрологом... Но родители отговорили: сказали, что это бесполезная наука, и меня убьют психологи. Вот я и стал мутантоведом.

— Как же я тогда попал в Некроз? — спросил Пророк.

— Наверное, вы просто из любопытства пошли посмотреть на Колодец, споткнулись и нечаянно упали в него, — пожал плечами нааон, подравнивая ряды фигурок. — Обычно никто в этом кошмаре не выживает, но, видимо, изредка Некроз возвращает заблудших тваарей обратно домой. Наверное, вы невкусный.

— Но я помню свое прошлое до того, как попал сюда, — сказал человек. — Я жил в абсолютно другом мире среди множества таких же существ, как и я.

— Ну-ну, не переживайте так, — успокаивающе похлопал его по плечу нааон, — это все последствия мутации. Когда мутация охватывает все тело тваари, как у вас, очень часто случаются кардинальные искажения памяти и мышления, бред, галлюцинации, ложные воспоминания... Такие мутации мы называем тотальными. Не нужно видеть мистики там, где ее нет.

— То есть, вы считаете, что целая прожитая мною жизнь в другом мире — это мои галлюцинации и ложные воспоминания?

— Разумеется, — важно кивнул головой нааон. — Может, галлюцинации — это слишком сильно сказано... Скорее, может быть, подойдет термин «сон»? Знаете ведь, как это бывает во сне — поспал хвил, а во сне прожил целый цикл. Время относительно. Ваше тело жутко уродовалось в зловонной тьме, быть может, всего лишь пару бульней, а вы увидели целую жизнь в неведомых мирах...

— Ваша желчесочница! — услужливо сказало собакоподобное существо, ставя кружку на стол перед Тнгром.

Тнгр кивнул, вручил несколько трынков существу и скрыл лицо за кружкой, не отрывая изучающего взгляда с нааона и человека.

— Вы отрицаете существование других миров? — спросил человек.

— Конечно! — кивнул профессор. — Существование других миров — это антинаучный абсурд, не имеющий никаких доказательств, кроме бреда Невест, разум которых безнадежно повредился в Некрозе. Чудес не бывает. Первый ход — твой, Тнгр.

Комиссар двинул одну из фигурок на пару ячеек по часовой стрелке.

— И это все? — прищурился Акоолис. — Ни защиты, ни закупки? Какой-то странный у тебя дебют...

— Что-то у меня сегодня нет желания играть по уму, — спокойно ответил Тнгр. — Сыграю-ка я сердцем.

— Это ты зря-я-я... — скрипуче протянул нааон, ставя на поле пару новых фигур. — С интуитивными игроками играть неинтересно, слишком легкая добыча. Разум решает все.

— Хочешь, сыграем на трынки? — предложил комиссар. — Для остроты ощущений.

— А давай! — потер руки профессор. — Как насчет сотни? Сердце не подведет?

— Сердце никогда не подведет, если не отравлено мозгами, — философски проговорил Тнгр, ставя на стол крупный красный шарик.

— Опять ты за свое? — усмехнулся Акоолис, ставя такой же шарик. — Давай так: если я выиграю, то ты признаешь, что вся эта ваша интуитивная мудрость, озарения, медитации, созидательное созерцание и прочее — всего лишь самообман зараженного религией мозга.

— Хорошо, согласен, — спокойно сказал щлх. — А если ты проиграешь, сможешь ли ты признать, что твоя личность — всего лишь куча мусора, которого ты понахватался с момента своего рождения? Сможешь признать, что твой разум — ничтожный и ни на что не годный инструмент, прыгающий за каждым цветным фантиком?

— Ну уж нет! — воскликнул нааон. — Ни за что! Я уж лучше удвою ставку!

Он поставил на стол второй шарик.

— Ладно, тогда давай так: если я проиграю, то я признаю верховенство разума, а если ты проиграешь, то платишь двести трынков. Идет? — предложил Тнгр с легкой полуулыбкой.

— Идет, — кивнул ученый.

— Ну что ж, хорошо, — сказал комиссар и убрал свой шарик обратно в сумку.

— Только погоди, давай заново начнем, раз уж дело так пошло, — сказал нааон, внимательно вглядываясь в ячейки вокруг передвинутой фигурки Тнгра. — Мне нужно подумать получше.

— Хорошо, — согласился Тнгр и поставил фигурку на место. — Хочешь, уступлю первый ход тебе?

— О, как это любезно с твоей стороны, — улыбнулся нааон, расставляя фигурки в новом порядке. — Надеюсь, ты это предлагаешь не из пустой вежливости? А то ведь я могу и не отказаться...

— Не отказывайся, ради всего святого, а то вдруг проиграешь? — улыбнулся в ответ щлх.

— А вот и не откажусь, — сказал Акоолис, выдвигая три фигурки. — Твой ход.

Тнгр снова подвинул ту же самую фигуру на те же самые две ячейки.

— И что это было? — недоумевающе заморгал нааон. — Ты же понимаешь, что я дебютировал так, чтобы свести пользу твоего хода к нулю? Зачем ты снова это сделал?

— Мне так хочется, — пожал плечами щлх. — Не знаю почему.

— Вот поэтому среди чемпионов по рхыпу гораздо больше наших, чем ваших, — поморщился профессор. — Вечно вы пытаетесь в совершенно рациональную игру впихнуть какие-то... иррациональности.

— Мы просто стараемся быть в струе жизни, — спокойно ответил комиссар. — Далеко не все в жизни можно понять умом. Именно поэтому и нужна религия.

— Религия существует лишь для того, чтобы затыкать дыры в науке, — отрезал Акоолис, ставя одну из фигур вплотную к фигуре щлха. — Все мистическое — всего лишь пока еще не изученное.

— Изучить можно лишь то, что можно вместить в плоскую систему координат разума, — мягко ответил Тнгр, окружая фигуру Акоолиса двумя новыми фигурами. — Разве можно изучить то, что находится за пределами ума? Это все равно, что ловить руками воздух и раскладывать его по карманам.

— Ерунда! Это только у всяких скудоумных кромликов есть вещи, которые не вмещаются в их две с половиной извилины, — сказал нааон, ставя новую фигуру на стол. — Если присмотреться, то можно обнаружить, что мир устроен очень логично. Всему можно найти четкое логическое объяснение. Просто некоторые явления подвержены слишком большому количеству разнообразных мелких факторов, вот и кажется, будто эти явления не поддаются логике и разумному анализу. Как говорил достопочтенный Мефедолиус: «Вглядись внимательно — и увидишь, что каждый изгиб состоит из прямых линий».

— Ты меня неправильно понял, — сказал комиссар и передвинул одну из фигур на одну клетку вперед. — Я говорю не про внешнее, а про сверхвнешнее. И не про внутреннее, а про сверхвнутреннее. Разве все ограничивается материей? Разве наш мир — это просто результат серии невероятно удачных случайностей? Может быть, мы просто не в состоянии увидеть разумом то, что находится за пределами игрового поля?

— Типичный щлховский аргумент — хоть в рамку вставляй! — ворчливо сказал Акоолис, взял одну из фигур Тнгра со стола и положил себе в рот. — Ничего «сверхвнешнего» и «сверхвнутреннего» не бы-ва-ет, — поднял он палец, активно работая челюстями. — Все подчиняется законам материи! Нет материи — значит, ничего и нет. Нельзя верить в то, что нельзя потрогать, увидеть и услышать! Иначе можно скатиться в такое мракобесие — всю жизнь себе искалечишь.

— А если верить лишь в то, что можно пощупать и понюхать, то можно скатиться в мракобесие другого сорта, и калечить жизнь не только себе, но и другим, — сказал Тнгр и съел фигурку Акоолиса.

— О, узнаю типичные башенные проповеди... — пробурчал нааон, сдвигая две фигуры вбок и разворачивая их по кругу. — Дай угадаю: сейчас ты мне еще расскажешь про то, что нужно сдерживать свои так называемые «пороки» ради блага всех живых тваарей, да?

— Почему же «так называемые»? — спросил щлх, разворачивая две фигуры в ответ.

— Потому что это не пороки, это природа такая у нас всех, — сказал профессор, снимая обе фигуры Тнгра с поля. — Эгоизм, насилие, соперничество и лживость, как и половое влечение, являются неотъемлемой частью природы каждой тваари в Опухоли. Все это находится в нас изначально, и бороться с этим бесполезно и бессмысленно, поскольку эти якобы «скверные» качества помогают нам выживать и добиваться более хороших жизненных условий. Зачем клеймить часть своей естественной сущности «пороком» и бороться с ним? Ничего, кроме расстройства пищеварения, из этого не выйдет.

Он положил обе фигуры в рот и нарочито громко захрустел ими, испытующе смотря на Тнгра. Комиссар, в свою очередь, лишь улыбнулся, покачал головой и приложился к кружке.

— Что, аргументы закончились? — весело спросил Акоолис, дожевывая свою добычу. — Твой ход, кстати.

Тнгр поставил новую фигуру на поле и сгреб в ладонь сразу три фигурки нааона.

— Ах ты ж... — поперхнулся профессор, впиваясь взглядом в доску.

Он глубоко задумался, быстро перебегая сосредоточенным взглядом от одной фигуры к другой. Комиссар запихнул все свои трофеи в рот и, точь-в-точь как Акоолис, начал с оглушительным хрустом перемалывать их в мелкую кашицу. Профессор поднял глаза на него, поморщился и сердито сказал:

— Очень невежливо, между прочим, мешать своему оппоненту подобным приемом.

— А что я могу поделать? — прочавкал с набитым ртом Тнгр. — Природа у меня такая, кушать хочет сильно.

— Природа у него... — буркнул нааон, размещая на поле еще одну фигуру.

— Позвольте спросить, уважаемый Акоолис, — вдруг раздался голос Слепого Пророка, — а в чем тогда для вас заключается смысл жизни?

Акоолис поставил локти на стол, сплел пальцы и положил на них подбородок, взглянув на человека исподлобья:

— Если вы про высший смысл, то я считаю, что его нет, не было, и не будет. Мы — просто сгустки материи, наделенные по чистой случайности способностью мыслить. Нам ничего не остается, кроме интенсивного использования этой замечательной способности. И самый лучший, самый благородный путь использования ума — это изучать, изучать и еще раз изучать мир, в котором мы живем. Не полагаться на веру, не придумывать сомнительные затычки, а тщательно разбирать все на части, исследовать каждую частичку, размышлять и обмениваться полученными знаниями с другими разумными существами.

— А зачем так дотошно изучать мир? — спросил Пророк.

— Как — зачем? — удивился нааон. — Мы, живые существа, вечно находимся в положении осажденной крепости. Вокруг нас — чрезвычайно опасная и недружелюбная среда. Мы уязвимы и смертны. Мы можем покалечиться, заболеть страшной болезнью, отравиться, сойти с ума или даже просто умереть от голода и жажды. И никто нам не поможет, кроме нас самих! Следовательно, нам нужно максимально обезопасить себя от всех напастей, не так ли? А чтобы найти способ защититься от напасти, нужно изучить ее вдоль и поперек. Нужно узнать, как она появляется, каковы механизмы ее действия, при каких условиях она опасна, и так далее. Знание дает нам возможность сопротивляться окружающей среде и подчинять ее себе.

— Понимаю, — кивнул человек. — А если, допустим, вы родились в мире, в котором все изучено вдоль и поперек, в котором не осталось ни одной опасности, в котором побеждена даже сама смерть, в котором все ресурсы представлены в изобилии, в котором каждому доступны все возможные и невозможные материальные блага... Чем вы тогда будете заниматься?

— Хм... — задумался профессор. — Даже не знаю... Наверное, я тогда посвящу свою жизнь предотвращению крушения подобной утопии.

— Что же может угрожать такому прекрасному и благополучному миру?

— Например, сами жители этого мира, — сказал нааон. — Внутренняя угроза. Всегда найдутся какие-нибудь мутанты, которых такой прекрасный порядок вещей не будет устраивать, и которые будут плодить вредоносные идеи и учения. Таких элементов надо превентивно выявлять, ловить, тщательно изучать, а затем — ликвидировать.

— А если носителей таких вредоносных идей будет много? Например, четверть населения?

— Ничего страшного. Ловить, изучать и ликвидировать, пока четверть не превратилась в половину. Я — мутантовед, и я всю жизнь занимаюсь именно этим — сохранением стабильности Сожительства. Если бы мы не занимались контролем мутаций, страшно представить, во что бы превратился наш мир!

Тнгр съел фигурку Акоолиса.

— Ага! — радостно вскричал ученый. — Вот ты и попался!

Он с хрустом впечатал свою последнюю фигуру в центр скопления фигур Тнгра.

— Шлынь! Полный шлынь! — он привстал с кресла и навис над столом. — У тебя больше нет ни одной дыхошки! И кубумриков ставить некуда!

— Ну да, это шлынь, — невозмутимо сказал Тнгр. — Ты победил.

— Помнишь наш уговор? — прищурился нааон, испытующе смотря щлху в глаза.

— Помню, — спокойно ответил комиссар. — Я признаю все наши щлховские ценности самообманом зараженного религией мозга.

— Вот видишь! — победоносно потряс фигуркой Акоолис. — Интеллект — превыше всего! И мы с тобой сегодня в этом убедились, не так ли?

— Все так, — согласился Тнгр. — Полное верховенство разума над интуицией.

— Во-о-о-от, — назидательно поднял палец ученый. — Хорошая была партия! Кстати, фигурки у тебя очень вкусные, где ты их раздобыл?

— Да так, один мутант помог...

— Мутант? — сузил глаза нааон.

— Не беспокойся, он не опасен. А вот буквально пару хвилов назад я, кстати, нашел чрезвычайно редкий экземпляр.

— Какой же? — у нааона загорелись глаза.

— Разумный кромлик.

— Да ну? — изумленно открыл рот Акоолис. — Не шутишь? Где он?

— Где-то в нижнелатеральных коридорах Тысяченорника ты учуешь необычный запах его трупа.

— Какое варварство! — возмутился нааон. — Как ты мог так поступить?

— Ну, я ведь тогда еще не знал всю ценность разума, — улыбнулся щлх.

Акоолис кинул в Тнгра испепеляющий взгляд, развернулся и убежал.

— Куда это он? — спросил Пророк, услышав громкий топот.

— Убежал ловить труп, пока не сожрали, — посмеиваясь, ответил комиссар и отхлебнул из кружки. — Идем, нам тут больше делать нечего.

Рис. 9 - Акоолис съел твою фигурку!