Сожаление
Грузными движениями, лишенными привычной ей грации, она стащила с себя серую кофту с капюшоном, которую поспешила бросить на коврик под ногами, затем избавилась от черных, как уголь, обтягивающих леггинсов, отправившихся туда же, на коврик. Нижнее белье девушка тоже не пожалела, освободив своё прелестное тело вскоре и от него. Разгоряченная и уставшая, Эола хотела лишь одного – понежиться в воде. Она присела на край белой эмалированной ванны, провела пальцем по водяной поверхности, которая тут же покрылась рябью, и, убедившись, что температура комфортная, поспешила окунуться. Тело пробрало до костей. По коже побежали мурашки. Девушка вся задрожала от блаженства, волнами накатывавшего ещё несколько минут. Она даже пошевелиться не могла, настолько хороши были ощущения. Эола мечтала об этом моменте весь день, прокручивая его в голове в самых мельчайших подробностях, на которые только было способно её воображение. Она держала руки на своей девичьей груди скрещенными, обнимая нежные плечики. В комнате Эола была абсолютно одна, окруженная полнейшей тишиной. Единственным источником света выступали две восковые свечи на письменном столе её соседки. Обе девушки любили принимать ванну, но дабы не нарушать личные границы друг друга, они использовали старую ширму, оставшуюся ещё со времён предыдущих хозяек. Однако в тот вечер соседкам не удалось синхронизироваться. Эола настолько устала, что она даже и думать не хотела о том, где могла находиться её подруга в столь поздний час. В ту секунду, когда вода обволакивала каждый миллиметр её нагого тела, ей было плевать на всё. Она заслужила хотя бы час наслаждений и неги. Конечно, её новый наставник с этим бы поспорил, но его же не было рядом в тот момент. Девушка полностью расслабилась. Душа воспарила и направилась к небесам, а разум накрыло нежным туманом. Сама того не осознавая, Эола отдалась в объятия Морфея...
* * *
Тело ныло. Она не могла пошевелиться. Ею как будто выстрелили из пушки, перед этим выжав, как выжимают апельсин, чтобы получить его сок. Она с трудом открыла глаза. Явно не её комната. Дух перехватило. Она лежала посреди заснеженных руин. Тут и там торчали остроконечные металлические штыри, при лунном свете казавшиеся пиками. Небесное полотно над головой было черным, словно бездна, и беззвездным. Эола с трудом поднялась на ноги. Она хотела было отряхнуться от прилипшего к одежде снега, как вдруг поняла, что это был и не снег вовсе. Девушка встрепенулась, вскрикнула, в безумном припадке начала бить по себе, пытаясь избавиться от уже не казавшихся такими белыми пепельных масс. В горле встал ком. Она окинула место взглядом уже другими глазами. Штыри грозно возвышались над ней, обугленные камни, покрытые пеплом, стали принимать формы ужасных гигантов, изуродованных временем. Сердце рвалось наружу, пытаясь пробить себе сквозь грудную клетку. Она с трудом успокоилась, привела мысли в порядок. Эола вспомнила о водопаде вблизи Мидгарда, куда её привёл Эсмонд. Место столь прекрасное, что девушка без труда могла воссоздать его у себя в сознании из деталей в памяти. Его величие и красота имели на неё необъяснимое влияние. Она помнила только хорошее: кристальную чистоту воды, незабываемое разнообразие растений и деревьев, обернувшихся в золотые платья согласно осеннему сезону. Девушка восстановила дыхание, вернула в норму ритм биения сердца. Тревога никуда не ушла, но хотя бы стала меньше ей докучать. Эола выпрямила спину, расправила плечи. Она ступила дальше, с трудом преодолевая горы обломков и завалов. Всё вокруг, даже в таком виде, казалось ей невероятно знакомым, в какой-то степени родным. Девушка не могла понять почему, но продолжала идти вперед. Что-то тянуло её. Она поднялась на небольшое возвышение, твердо встала на ноги и замерла. Эола поняла, что это было за место. На том берегу реки она увидела огни человеческой цивилизации. Этот вид ей приходилось лицезреть довольно часто, до переломного момента в жизни многих молодых егерей. Теракт в Бастионе ударил по ней сильнее, чем по остальным её сверстникам и однокурсникам. Она обрела в этом месте свой дом, пусть строгий, пусть со стороны выглядящий как тюрьма, но всё-таки дом, тёплый и родной. Эола привязалась к этому месту, поэтому расставание с ним далось ей далеко не легко. А осознание, что она стояла на руинах своего дома, далось ещё тяжелее. Девушка всхлипнула. На матовой щеке показалась одинокая слезинка, за ней ещё одна. То были слёзы не скорби, не грусти. Слёзы страха. Страха первобытного и истинного. Дорога вниз, с возвышения, выглядела как ровная красная линия, будто дорожка, по которой проходятся знаменитости. Но Эолу пугала не она сама, не её цвет, а то, к чему она вела. Девушка не могла и представить, кто мог сотворить подобное. Голова человека была насажена на один из штырей, пока тело, багровые куски мяса, среди которых можно было различить нечто напоминающее человеческие органы, располагалось на окровавленных камнях под ней. Эола не могла пошевелиться, её словно прибили к одному месту. Она знала того, от кого на тот момент в относительной целостности осталась лишь голова. Знала, но не могла назвать имени. Не могла вообще ничего сказать. Не могла произнести ни звука. Создалось ощущение, будто кто-то схватил её за глотку и сдавил что есть силы. Картинка в глазах поплыла. Девушка почувствовала, как начинает терять сознание. Руки затряслись. Но это были еще не все сюрпризы. Дикий рёв обрушился на её слух тяжелым грузом, резко и неожиданно. Он донёсся из-за её спины. Слёзы остановились. В момент, когда девушка захотела повернуться на звук, она ощутила острую боль в груди. Эола истошно закричала. Девушка опустила взгляд вниз, на себя, и увидела, как из её груди торчал один из того безумного множества штырей. Она почувствовала металлический вкус крови во рту. Всё вокруг потемнело. Она услышала своё имя, произнесенное громким женским голосом, таким знакомым и родным...
* * *
Пробуждение сложилось не самым естественным образом. Тело всё тряслось, но не от страха, не от боли, а от холода. Вода, в которой она с огромным удовольствием нежилась мгновениями ранее, уже была холодной, словно в неё опустили целое ведро льда. Девушка протёрла глаза, дабы слипшиеся после сна веки не мешали зрению. Хотела было начать свой подъем, как вдруг получила пощечину. От неожиданности она съежилась, инстинктивно подтянула колени к своей груди и попыталась прикрыться. Осознание того, что в комнате она не одна пришло раньше, чем осознание того, что её ударили, поэтому первым делом Эола попыталась скрыть свои прелести.
— С ума сошла? — послышался по-знакомому властный и серьезный женский голос, даже слегка грубоватый. — Мало того, что уснула в ледяной ванне, так ещё и дверь запереть забыла! Вылезай, паразитка!
Девушка не ослушалась. Она, все ещё старательно прикрывая свою наготу, попыталась перекинуть ноги через борт ванной, но едва не упала. Если бы не сильные руки её собеседницы, которые успели подхватить девушку, то, возможно, её пришлось бы выхаживать не только от простуды, но и от черепно-мозговой травмы.
— Да расслабься, чего я там не видела, — рявкнула женщина, отпуская вставшую на коврик перед ванной Эолу. — На, прикройся, а то от стеснения сейчас взорвешься.
Через секунду после этих слов на плечах девушки оказалось её махровое полотенце. Девушка сделала несколько шагов в сторону своей кровати, неуклюже поводила тканью по телу, снимая влагу.
— Что Вы здесь делаете, госпожа Кайла? — поинтересовалась Эола, укутавшись в полотенце и сев на край своего застеленного лежбища. — И который час?
— Без двадцати полночь, — отрезала Кёрн, уставив руки в бока. — У меня появилась свободная минутка, поэтому я решила проведать тебя. И, видимо, не зря, ведь иначе бы ты тут замёрзла до смерти. Ты в своём уме, Эл?
Девушка потупила взгляд.
— Простите, — ответила Эола, — я не специально. День выдался на редкость тяжелым, я и не ожидала, что так усну... Просто мне было так хорошо...
Кайла усмехнулась. Она выглядела не такой, какой её привыкли видеть все нынешние обитатели Храма. На Кёрн был надет простой серый вязаный свитер с высоким воротником, а также черные относительно обтягивающие штаны с белым лампасом по бокам. Страшно было представить, сколько стоили эти вещи, так как было очевидно, что политический лидер Корпуса егерей не будет носить ширпотреб с рынка, даже если это обычная повседневная одежда.
— Я знаю, каково это, — Кёрн села на другом конце кровати, где расположилась Эола. — Нет ничего прекраснее ванны после тяжелой и изнурительной тренировки.
Дамы улыбнулись чуть ли не одновременно.
— Особенно если эту ванну принимаешь не одна, — добавила Кайла шепотом, едва заметно ухмыльнувшись.
— Что? — переспросила девушка.
— Ничего, мысли вслух, — пробормотала егерь. — Ну, рассказывай, как проходят занятия. Жалуйся, если есть на что, если не на что, то не жалуйся.
Эола негромко усмехнулась.
— Скорее, не на что, моя госпожа. Я отлично поладила с господином Девримом. И даже имея в виду, что его методы довольно бескомпромиссны, я всё равно безмерно рада, что у меня появился наставник.
— Ты рада, что у тебя появился наставник в принципе, или что этот наставник – Эсмонд?
Девушка откашлялась.
— И то, и другое.
Кайла недолгое время помолчала, а затем выдала:
— На самом деле, я удивлена, — кивнула Кёрн, — я удивлена, что ты довольна его наставничеством. Если не врёшь, конечно.
— Нет, не вру, — улыбнулась Эола, вновь почувствовав тупую и ноющую боль под левой грудью. Во время одной из последних тренировок, когда они практиковались в фехтовании, девушка умудрилась пропустить один удар, дискомфорт от которого с завидным постоянством напоминал ей об этой ошибке. — Я хотела бы спросить, Вы позволите?
— М-м? Конечно! — ответила Кёрн, дружелюбно улыбнувшись. — И, пожалуйста, хотя бы сейчас отбрось все формальности. Мы даже не в той обстановке, чтобы так разговаривать.
Кайла звонко рассмеялась, пока Эола тем временем невольно вгоняла себя в краску. Легкая неловкость всё ещё присутствовала, требовалось немного времени, чтобы от неё избавиться. Девушка набрала в легкие воздуха и спросила:
— Что Вы чувствовали, когда закончили обучение и отправились за стены города?
Кайла свела брови, возвела очи горе и негромко хмыкнула. От Эолы не скрылся огонёк, на мгновение вспыхнувший в серых, словно густой туман, глазах.
— Почему спрашиваешь? — надув губы, произнесла женщина.
Девушка неожиданно для себя опешила, но, слегка поторопившись, ответила:
— Просто путь моего обучения тоже близится к концу, и мне интересно, как в подобной ситуации чувствовала себя моя наставница, — она сглотнула слюну.
— Расслабься ты, дурёха, — Кайла по-хозяйски закинула ногу на ногу, прильнула спиной к поверхности матраса и усмехнулась. — Мне было страшно. Впервые за долгое время мне пришлось покинуть стены города, за которыми я чувствовала себя в полнейшей безопасности. Я вышла за пределы моей зоны комфорта, понимаешь? Не каждому это даётся легко. Тогда нас в рейд-группе было четверо: я, Джоэл Лоусон, Шон Тардуэл и Эсмонд Деврим.
Эола нахмурила брови. Она не ожидала услышать имя последнего в этом списке.
— Господин Деврим был с вами? Но все говорят, что вас было только трое.
Кайла звонко расхохоталась. Хохот этот Эоле показался немного нервным и неспокойным.
— Знаю, что так говорят, но тебе хочу сказать, что это ложь, — женщина пожала плечами. — Его упоминание, как члена нашей рейд-группы, есть только в официальных документах тех лет, доступ к которым был и есть только у руководства. Но он всегда был с нами, на каждой вылазке. Пару раз спас мою жизнь, пару раз жизнь Джоэла и сотню раз жизнь Шона. Мы тоже вытаскивали его из передряг, в которые попадали, поэтому не стоит думать, что он был нашим талисманом. Мы были равны друг с другом. Практически равны.
— Практически?
— Ну, если говорить об отношениях внутри нашей группы, — кивнула Кайла. — По силе мы отличались, но тоже не сказать, что сильно. Джоэл был нашим покровителем, тем, кто всегда мог прикрыть и защитить, если ситуация того требовала, Шон – инициатором, тем, кто не разменивался на длинные и душные речи, ему не требовался повод, чтобы начать старую добрую драку, я – голосом разума и тактики, если бы не я, то мы бы сгинули на первом же задании, а Эсмонд отличался невероятной способностью оказываться в нужном месте в нужное время. У него не было роли как таковой, он просто существовал и... методично уничтожал всё живое на своём и нашем пути, причем с такой точностью и филигранностью, с какой никто не мог, не может и никогда не сможет.
— Поэтому вы были самой результативной командой? — спросила Эола, как только выдалась возможность.
Вопросов в её голове было бесконечное множество, но она знала, что сможет задать не все, поэтому отбирала их тщательно. Девушка чувствовала некое благоговение, кое возникает у самого преданного фаната, встретившего своего кумира после многих лет ожидания.
— Мы не были, — Кайла помотала головой. — Были одной из лучших, да, но не лучшей. У нас было самое большое количество вылазок, но это всё благодаря Эсмонду. В те времена мы были как единый организм, а если одному органу было плохо, значит и другим тоже. Эсмонд всегда чувствовал себя в городе неуютно, в отличие от меня, Джоэла и Шона, поэтому ради него мы вызывались чаще остальных. На самом деле, он был близок с нами, но в то же время двигался обособленно. Тогда я этого не замечала, но сейчас, оглядываясь назад, вижу отчетливо. Возможно, от расформирования нашей рейд-группы он выиграл больше остальных..
— Вы жалеете о том, что всё закончилось? Что ваша рейд-группа была расформирована?
— Ничуть, — отрезала егерь. — Это была моя инициатива первоначально. Я долго боролась за то, чтобы её одобрили. А потом долго боролась и заставляла бороться других за то, чтобы работать отсюда, из Мидгарда. С Джоэлом и Шоном получилось, с Эсмондом – нет.
Повисла тишина. Вместе с ней повисло легкое напряжение. Эола больше не хотела смущать свою наставницу вопросами, не хотела, чтобы их вечерняя беседа выглядела как интервью, поэтому молчала. Кайла же вновь прокручивала в своей голове ответы на вопросы своей юной протеже: что она могла сказать не так, о чем можно было умолчать, а о чем можно было бы и рассказать. Кёрн всегда была строга к себе в плане речи, а такие беседы, в которых она могла вести себя максимально непринужденно и расслабленно, у неё были только с Эсмондом, но не с Эолой. Женщина сама от себя не ожидала такой степени откровенности во время разговора с девушкой. Она чувствовала себя странно. Тишина уже начала давить на виски, и чтобы не позволить ей и дальше растекаться по ушной раковине противным звоном, Кайла сказала:
— Я была на твоем месте, Эола, знаю, какие чувства сейчас овладевают тобой. Тебя пугает неизвестность, не так ли?
Девушка опустила взгляд. Она думала. Думала долго. Но затем задрала нос и произнесла:
— Пугала, до какого-то времени, — уверенно ответила Эола. — Теперь же я нахожусь в предвкушении.
Кайла потеряла улыбку на своем лице. Почему-то ей показалось, что эти слова принадлежали не Эоле, а другому, очень вольнолюбивому егерю. Она утешала себя мыслью, что ей показалось, но сердце всё-таки говорило об обратном.
— Точно? — переспросила Кайла, пытаясь посадить семя сомнения в разуме девушки.
— Точно, — но та стояла на своём.
Женщина встала с кровати, посмотрела на время по настенным часам, затем вновь взглянула на Эолу:
— Я пойду отдыхать, день выдался долгим и тяжелым, — отрезала Кайла и направилась в сторону двери. — Тебе тоже не помешало бы поспать, только на этот раз в кровати, а не в ледяной воде. Спокойной ночи.
Эола опешила. Наставница так быстро собралась и ушла, что даже не успела среагировать. Единственное, что ей удалось выдать, так это:
— Спокойной ночи, госпожа!
Дверь захлопнулась. Эола взглянула на часы. Уже давно наступил новый день. Девушка потратила ещё несколько минут на приготовления ко сну, а затем наконец устроилась на своем ложе. Она долгое время смотрела на догорающую свечу. Смотрела, пока не потерялась в Море снов...
* * *
Проснулась поздно, за полдень. Проспала. Впопыхах приготовила свою одежду, про которую совершенно забыла прошлой ночью, умылась, привела в относительный порядок волосы и собрала необходимые учебники в одну стопку. Её кожаная сумка, столь ею любимая, находилась в ремонте у оружейника, поэтому ей проходилось носить вещи в руках, благо, учебных предметов с каждым семестром становилось всё меньше, а этот и вовсе был последним перед Церемонией Присвоения. Девушка подчеркнула ресницы тушью, нанесла блеск для губ и поспешила покинуть свою комнату, не забыв её запереть, конечно же. Жизнь в коридорах Храма уже кипела. Всюду сновали молодые егеря, её сверстники, в повседневных одеждах. Все куда-то спешили. Впрочем, как и она. Большая часть из шедших мимо была ей знакома: со многими Эола здоровалась взглядом, со многими обменивалась короткими приветствиями. Девушка не могла не проявить вежливость и учтивость в отношении даже минимально знакомых ей людей. Так уж она была устроена. Мысли, как оно и бывает по утрам, хаотичным вихрем носились из одного угла разума в другой. Ей было сложно поймать их ритм, двигаться вместе с ними, чтобы установить в сознании гармонию. Она не любила утро. Особенно утро среды. Со стороны она хоть и выглядела живо и энергично, но внутри Эола пребывала в состоянии полумертвом. Она хотела спать, хотела есть, хотела ещё спать, а потом хотела ещё есть. Девушка любила поесть, на самом деле. Её любимое блюдо... Так, мысли в порядок...
— Лейн, сюда! — послышался знакомый голос.
Эола встряхнулась. Её, наверное, единственная подруга стояла напротив входа в одну из множества однотипных аудиторий. Девушка была налегке, а улыбка была настолько широкой, что у Эолы появилось желание её пристрелить, ну или попробовать один из приёмов, которому она выучилась у господина Деврима. Кто улыбается по утрам? Тем более, в среду? Сумасшедшая...
— Где была? — отрезала Эола, приблизившись к Джулии.
— Если ты думаешь, что я развлекалась, то глубоко заблуждаешься, — улыбка с лица девушки сошла совсем скоро. — Я провела её в библиотеке, помогая старушке книги разбирать.
— За какие такие заслуги? — усмехнулась Эола.
— Помнишь, я решила не идти на её лекцию вчера?
— Угу.
— Так вот вечером я прогуливалась по саду, а тут она – бац, – и цепляет меня! Говорит, мол, нужно косяк отработать, иначе докладную напишет...
— «Косяк отработать», — Эола расхохоталась.
— Ну, — Джулия пожала плечами, — ну, она так не сказала, конечно, но сути это не меняет! В итоге, я половину ночи разбирала чертовы книги, а вторую половину умудрилась немножко поспать. Не представляешь, какие удобные в библиотеке деревянные скамейки! Моя спина ещё никогда не чувствовала себя лучше...
— Ты права, — ответила Эола, начав подходить к двери в аудиторию, — не представляю...
* * *
Они обе ввалились в свою комнату, в которую игривыми лучами через огромное окно проникал теплый солнечный свет. Джулия сразу же скинула с себя блузу, небрежно швырнув её на кровать, на которую следом завалилась и сама, выдавив из той скрип, полный страданий. Эола с усмешкой взглянула на свою подругу, что развалилась на своем лежбище в одном бюстгальтере. Вид, безусловно, был завораживающим. Если бы Эола была мужчиной, или той, кого привлекали только женщины, то ей вряд ли удалось бы удержаться от неприличных мыслей с Джулией в главной роли. Девушка была действительно неимоверно привлекательна. Ей был присущ шарм, который Лейн провозгласила когда-то «итальянским благородством», в частности из-за того, что Джулия была представительницей именно этого гордого народа. У нее было всё, чтобы охмурить любых мужчину и женщину: длинные ноги, гибкий стан, лебединая шея, миловидное лицо и прекрасные волнистые волосы. Но лишь одна вещь, которая имела Джулия, не давала покоя Эоле. Её грудь была в два раза больше грудок Лейн, которыми её одарила природа. Эти две красивейшие округлости всегда вызывали у Эолы неподдельное чувство зависти, с которым она не в силах бороться. Джулия пользовалась этим фактом, давя на больное место своей подруги в их словесных перепалках. В шутку, естественно, но даже этого хватало, чтобы Эола потом несколько дней подряд смотрела на свою небольшую, но аккуратную девичью грудь с горькими слезами на глазах. С семнадцати лет у неё не было никакого прогресса в этой сфере, что немного удручало.
— Как думаешь, — наконец произнесла Джулия, — разрешат нам выйти вечером?
— М-м?
Эола сняла с себя блузку следом за подругой, но аккуратно сложила её и положила в комод, в отличие от последней.
— Куда? В город? — переспросила Лейн, стаскивая с себя облегающие брюки и отправляя их в тот же комод, но уже в другой ящик, в самый нижний. — Даже если бы разрешили, то я сегодня не смогу, ты же знаешь.
Джулия недовольно фыркнула, встав наконец с кровати. Она встала к Эоле спиной, расстегнула бюстгальтер и швырнула его в сторону, вытащив из уже своего комода белый, словно снег, топ.
— Надоела ты уже со своим учителем, — проворчала девушка. — «Туда не пойду», «сюда не пойду», «вечером занята», «пойду спарринговаться с заведомо более сильным противником, не имея и малейших шансов на победу».
Эола усмехнулась.
— Я не так разговариваю, — проговорила она, меняя капроновые носки на самые обыкновенные черные.
— Мне виднее, девочка моя, — махнула рукой Джу. — Он хотя бы симпатичный? Или дед старый? Надеюсь, что симпатичный, ведь если он простой вонючий хрыч, то я окончательно потеряю веру в твою адекватность.
Эола свела брови. Она села на кровать и возвела очи горе. Джулия заметила мину полной задумчивости на лице Лейн и подняла правую бровь так высоко, насколько это было возможно.
— Что с тобой? — спросила Джу.
— Да я, — неуверенно ответила Эола, — да я даже и не думала о нём в этом ключе.
— В смысле?
— В прямом. Просто как-то в голову даже не приходила подобная мысль.
Джулия, закончив переодевание, села рядом с подругой на её кровати и закинула ногу на ногу, накренив голову, изобразив на лице глубочайшее и искреннее любопытство.
— Знакомы уже столько лет, — начала Джу, кокетливо ухмыляясь, — а ты не перестаешь меня удивлять. Бедное и невинное ты дитя.
Эола закатила глаза и помотала головой.
— Ну какой он? Опиши его, — Джулия аккуратно ткнула в плечо Лейн пальцем.
Девушка замешкалась. Эсмонд в её голове никогда не рассматривался как потенциальный объект для образования чувств, на которые так намекала Джу. Для Эолы он был образом строгости и жесткости, а также олицетворением невероятной силы, знания и опыта. Портрет егеря складывался как наставнический, учительский, но не амурный и романтический.
— Он высок, не красив, но не безобразен, — начала Эола металлическим голосом, — строг и жесток, лаконичен...
Повисла пауза. Джулия подняла бровь ещё выше, пораженная стрелой удивление в самое сердце.
— И всё? — спросила она.
— Всё, — ответила Эола. — Он мой наставник и проводник, но не более. Вполне вероятно, что после Церемонии он забудет, кто я такая.
Лейн пожала плечами, встав с кровати. Она молча начала собирать свою спортивную сумку, затасканную до жутких потёртостей, пока Джулия отходила от шока. Они обе мыслили по многим вопросам одинаково: в вопросах учебы девушки отдавали себя полностью, были ответственны, обе любили классическую литературу, сохранившуюся ещё со времен Великого Выброса, уважали музыку и интересовались историей, но Джу не забывала и о более материальных ценностях и потребностях, которые Эола посчитала бы низменными и малозначимыми.
— Вау, — выдала Джулия, — просто вау. Такой стойкости и концентрации могу только позавидовать. Но а вообще... Дурында ты.
Эола закинула сумку на плечо, отправила воздушный поцелуй своей подруге и поспешила покинуть комнату, оставив Джу наедине со своими мыслями. Она опаздывала на тренировку.
До зала, некогда у Святых имевшего статус актового, в котором егеря ныне проводили занятия по физической подготовке, она не добралась. Не смогла. Задержалась. Бесконечные коридоры, по которым все ещё сновали десятки егерей разных возрастов, привели её к главной зале. Сквозь огромные окна, что возвышались над и без того высоко установленными мониторами Аливара, проникали не полные жизни и цвета лучи солнца, а лишь скудные и бледные потоки света, с трудом пробивавшегося через угольную массу грозовых туч, нависших над городом. Эола улыбнулась. Невольно. Получилось само. Дождь и гроза вызывали у неё на душе странные, но возвышенные чувства, подобные тем, которые она испытала прошлой ночью в горячей воде после тяжелой и изнурительной тренировки. Она не могла описать эту странность своего сознания, да и не хотела. Эола несколько секунд простояла на одном месте, не в силах оторвать взгляд голубых глаз от угрожающих скоплений черных, словно бездна, туч, полностью закрывших небо. Она бы хотела оказаться под дождем в тот момент, ощутить на своем лице живительную влагу, посланную самой природой. Девушка глубоко и чувственно вздохнула. Она пришла в себя нескоро, но всё-таки пришла. Помотав головой, Эола поправила сумку на своем плече, перенаправила взор на коридор, который должен был привести её к тренировочному залу, и хотела было двинуться вперед, как вдруг снова застыла на одном месте. Их было трое. Шли быстро, куда-то спешили. Девушка сглотнула слюну. Вместе они выглядели величественно и устрашающе одновременно. Эсмонд, Кайла и Джоэл прошли мимо неё так, будто её здесь и не было, словно она превратилась в призрака, или стала настолько ничтожным персонажем в их истории, что на неё можно было даже не обращать внимания. Господин Деврим был одет вовсе не так, как обычно. На нём были его боевые одеяния, в которых он пребывал, когда они выходили за стены города к водопаду. Кайла и Джоэл были в привычных для них деловых одеждах. Словно горный поток ветра, они с неимоверной скоростью поднялись на возвышение с мониторами, на котором восседал Аливар. Эоле он всегда казался забавным, но не более. Она никогда не могла представить себе сцену, подобную той, что пред ней сейчас развернулась. Трое сильнейших егерей Мидгарда словно испуганные дети окружили бедного колясочника, с надеждой на утешение внимая каждому его слову. Беседовали они недолго. Господин Деврим быстро надел на голову свой новый шлем и в очевидной и не очень естественной для него спешке скрылся за дверью подсобного помещения, в котором располагался потайной выход из обители, ставший для егерей единственным проходом. Госпожа Кайла громко выругалась, она стала энергично размахивать руками в стороны, пока господин Лоусон стал что-то негромко ей приговаривать, казалось, пытаясь успокоить. И у него это, судя по всему, получалось. Аливар же тем временем заметил Эолу, которая так долго наблюдала за происходящим, что успела стать пятым участником событий. На его лице не было привычной для всех ехидной улыбки. Он был обеспокоен. Эола сглотнула слюну. Она хотела подойти, но не могла. Боялась. Но любопытство давило на душу, пытаясь вынудить подойти и задать пару вопросов. Однако пока девушка не осмеливалась. Пока...
* * *
Он не заглушил мотоцикл. Железный монстр продолжил рычать на всю округу. Он нырнул в толпу с головой, словно то был океан, глубокий и нескончаемый. Люди кричали на него, булькали и трещали, но для него они были будто насекомые, незначительные и мелкие, жалкие и убогие, не стоившие его внимания. В голове послышалось: «Дальше ты сам». Его остановил амбал, по размерам вполне сопоставимый с Шоном. Он потребовал остановиться, поумерить пыл, извиниться перед остальными посетителями и встать в конец очереди. Егерь лишь недовольно фыркнул. У него не было очень мало времени. Всё, что произошло далее, не заняло и десяти секунд. Женщины в модных одеждах, пёстрых и вызывающих, закричали, пронзив ткань мироздания и барабанные перепонки рядом стоявших своим паскудным визгом. Мужчины, не менее ухоженные, отстранились, попятились. Человеческая куча в миг испарилась. Люди отошли на безопасное расстояние. Тело рухнуло, а элегантный костюм охранника покрылся пылью. Грудь долгое время не вздымалась. Егерь убедился, что тот выжил после его удара в челюсть, проверив пульс на шее, а затем переступил через полуживую тушу, попав в темное подземелье. Дверь за ним захлопнулась. Симпатичная девушка за стойкой гардеробной наигранно улыбнулась, как она улыбалась каждому посетителю, но, внимательно осмотрев вошедшего, резко переменилась в лице. На нем была черная кожаная куртка с высоким воротом, казавшаяся со стороны очень тяжелой, такие же черные, как уголь, штаны и сапоги на высоком железном каблуке. Лицевая сторона темного, цвета оникса, шлема изображала не человеческий лик, а будто потусторонний, устрашающий, с глубокими глазными впадинами без самих глаз, а пустотой внутри; с высокими скулами; с длинными перекрещивающимися клыками на нижнем и верхнем рядах челюсти. На лбу, если присмотреться, можно было разглядеть пару острых, коротких рожек. Она сглотнула слюну. «Посетитель» просто прошел мимо, даже не одарив её взглядом. В его глаза ударил яркий свет от фиолетового неонового шнура, протянутого по потолку. Он почувствовал дрожь земли. Чем ближе егерь был к цели, тем сильнее она становилась. До его ушей добралась электронная музыка, которая с каждым его шагом била по перепонкам всё сильнее. Отвратительно. Он преодолел длинный коридор, попав на второй ярус подземелья. Всюду были представители золотой мидгардской молодежи, что развлекалась, как могла. Они пили и танцевали, обнимались и целовались, некоторые блевали прямо на пол, вынуждая бедных уборщиц носиться туда-сюда, некоторые выясняли отношения на повышенных тонах, но не осмеливались поднять друг на друга руку, так как повсюду стояли сотрудники охраны, готовые в любую секунду выкинуть дебоширов за пределы клуба. У егеря было очень мало времени. Слишком мало, чтобы тратить его на изучение местной флоры и фауны. Он с трудом отыскал лестницу, с помощью которой ему удалось попасть на первый ярус, где располагался танцпол. Ему необходимо было попасть за сцену, в подсобные помещения. Егерь, набрав в легкие побольше воздуха, ввалился в толпу, став её частью. Молодые люди не стеснялись никого и ничего, отдавая всю душу и тело танцу под отвратительный набор звуков, которые они звали музыкой. Его за плечо взяла молодая девчонка, одетая так откровенно, что ему захотелось дать ей свою куртку.
— Какой ты интересный! — проорала она ему в ухо. — Зачем тебе маска? А, ты хочешь побыть немного господином загадочностью? Хи-хи, люблю таинственных мужчин! Или ты просто страшный, поэтому её носишь?
— Ровно наоборот, — прорычал егерь искаженным голосом, оттолкнув девушку от себя.
Она тут же затерялась в толпе. Он продолжил продираться сквозь эту человеческую массу, словно путешественник в тропических джунглях. Только у егеря не было в руках ничего острого, чтобы прорубить себе путь и облегчить его. Времени было мало. Он выбрался из толпы, грузно выдохнув. Егерь прошел к двери, над которой была закреплена огромная надпись: «Только для персонала». Он беспроблемно вошел. В лицо ударил холодный свет. Длинный коридор. Он вытащил из ножен свой крючковатый клинок. Сердце забилось. Пошло разветвление коридора. Два пути. Егерь, вскинув руку, нажал на кнопку на функциональной панели своего шлема.
— Куда мне? — спросил он, мотая головой из стороны в сторону.
— Я не могу сказать точно, масштаб не позволяет, — послышался знакомый голос, больше похожий на скрип старого стула. — Дальше ты сам.
Это последнее, что егерь хотел услышать. Он решил положиться на случай, повернув направо. Времени было мало. Ускорил шаг. Дошел до конца коридора. Остановился у двери. Егерь убрал холодное оружие в ножны и вытащил огнестрел. Прокрутил револьвер на указательном пальце, набрал в легкие воздуха, успокоился, привел в норму ритм сердцебиения. Удар. Дверь с треском сошла с петель. В ушах вдруг встал тяжелый гул. Перед ним рядами выстроились громадные бочки с трубами, шедшими от них к потолку. От кромешной тьмы просторное помещение спасали одинокие лампочки. Он услышал мужской крик. Паскудный крик. Затем удары каблуков по полу. Егерь выдал себя. О нем знали. При других обстоятельствах он был бы озабочен этим фактом больше, чем был тогда. Первый показавшийся мужчина тут же получил пулю. Огромная дыра кровавой точкой осталась у него промеж глаз. Он рухнул, ещё несколько секунд после этого извиваясь, как уж. Труп. Егерь ускорился.
— Прибить ублюдка! Живо! — послышалось с другого конца котельной. — Второй нам не нужен!
Они забегали, словно муравьи. Начали занимать позиции. Егерь спрятался за одну из бочек.
— Выходи, мразь! — крикнул один.
— Покажись! — подхватил второй.
Егерь не заставил себя ждать. Он выбежал из-за бочки, резво расстрелял лампочки в котельной, взводя курок револьвера с неимоверной скоростью, в ответ на такой выпад получив в свою сторону несколько очередей из пистолета. Близко, но мимо. Помещение погрузилось в кромешную тьму. Оно вдруг превратилось в тоннель с холодным светом в конце, который проникал из-за выломанной двери, но его не хватало. Они все оказались в ловушке. Запертые во тьме, лишенные возможности слышать из-за гула котлов. Всё закончилось быстро. Пламень, что вырывался из ствола револьвера, с каждым выстрелом становился всё ближе и ближе к концу помещения. Последние стрелки и вовсе начали палить вслепую, из последних сил надеясь попасть в цель, но тщетно. Смерть настигла и их. Чем старше становился егерь, тем лучше он видел в темноте. Это факт, отрицать который было бессмысленно. Когда последний противник рухнул с пулей в горле, задыхаясь и булькая, егерь в спешке подбежал к привязанному к железному стулу товарищу, ради которого и затевалась вся эта операция. Операция без плана. Егерь ненавидел подобные авантюры, но всегда оказывался их главным героем. Он подошел к бугаю, невольно скривил под шлемом лицо от увиденного. Тот был весь в крови.
— Выродки, — егерь издал искаженный рык. — Шон, это я, Эсмонд. Ты в порядке, брат?
В ответ тишина. Егерь ослабил крепления лицевой части шлема, показав себя другу. Они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Шона был полон паники и беспокойства. Он хотел что-то сказать, что-то важное, но вместо этого только мычал. Эсмонд слишком хорошо знал своего друга, чтобы списать это на простой шок. Что-то было не так, и когда Тардуэл открыл рот, Деврим понял, что именно. Ему отрезали язык, поэтому весь подбородок и шея были в уже подсохшей крови. Эс стиснул зубы. Он почувствовал, как внутри него что-то зреет, что-то могущественное, но при этом чрезвычайно опасное. Сердце облачилось в доспехи ярости, потоки крови в жилах ускорились. Он услышал зов, но пока на него откликнулся. Егерь мотнул головой, затем, прийдя в себя и вытащив из ножен клинок, перерезал путы, которые сдерживали Шона. Эсмонд подхватил друга, но тот начал брыкаться, словно не хотел, чтобы его уводили.
— Что ты делаешь, кретин? Нам надо уходить! — прокричал Деврим, схватив того за шкирку и потащив за собой.
Если бы Шон не был слаб, не был ранен, Эсмонд едва ли смог бы потащить его за собой. Тардуэл пытался освободиться от хватки своего друга, мычал и цеплялся за углы ногтями, лишь бы не идти дальше. Всячески сопротивлялся.
— Перестань! — вторил егерь, стараясь воззвать к голосу разума товарища, но тот не оставлял своих тщетных попыток. — Я пытаюсь помочь!
Единственный путь назад лежал через танцпол. Они дошли до конца хладного коридора. Если бы у Эсмонда было больше времени на подготовку, если бы не было той срочности, с которой он отправился на это задание, всё прошло было бы гораздо проще. Егерь закрыл лицевую часть шлема, прокрутил на пальце револьвер и взглянул на своего друга. Он выглядел так жалко, как не выглядел никогда. Окровавленный, грязный, избитый. Его нужно было скорейшим образом доставить домой. Домой...
— Положись на меня, ладно? — произнес егерь. — Я вытащу нас отсюда, как всегда вытаскивал. Всё будет хорошо, обещаю.
Он отворил дверь, держа друга на плечах, а револьвер в куртке, чтобы его никто не увидел. Шон уже не брыкался. Песня сменилась другой, более басистой и резкой. Это было им на руку. Егерь не заметил возможности обойти толпу, так как люди были абсолютно везде, поэтому им пришлось нырнуть в неё. Эсмонд молился всем существовавшим богам, чтобы на них никто не обратил внимание, чтобы все подумали, что Шон – просто сильно выпивший человек с кровавого-красного цвета рвотой. Но его мольбы не были услышаны. Боги покинули их. Раздался пронзительный женский крик. В толпе в миг образовался островок пустоты, занятый Эсмондом и Шоном. Музыка не перестала играть, женщины не перестали кричать. Вид окровавленного тела, хоть и живого, слишком сильно напугал танцоров. На шум сразу же сбежалась охрана. Они не подозревали о том, что произошло в подсобных помещениях, но знали, что какой-то таинственный хмырь расправился с их товарищем на входе. Настроены они были не очень позитивно. Вполне вероятно, в ближайшие секунды завязалась бы потасовка, если бы не Шон, что оттолкнул Эсмонда от себя и рухнул на колени. Он ловким движением выхватил из чехла Деврима нож и упал на спину. Эс тут же сел рядом, схватив друга за плечи и начав поднимать, но тот лишь снова оттолкнул его. Тардуэл с трудом прорезал поверхность кожаной куртки. Он выпустил из рук нож, посмотрев на Эсмонда. Егерь забыл на мгновение, что для жизни необходимо было дышать. В его голове всё прояснилось. Всё было спланировано. Он попался в ловушку, как последний глупец, положившийся на эмоции, а не на холодный расчет. Это была расплата за его ошибку. Эсмонд понял, что хотел сказать Шон. Он понял, зачем ему отрезали язык. Понял всё. Люди сразу же начали бежать, крича, словно их всех собирались стереть с лица земли, словно от скорости их бега зависела их жизнь. Так и было. Началась давка. Даже охранники побежали, надеясь спастись. Эсмонд увидел, как по лицу Шона потекла одинокая слеза. Бугай улыбался. Улыбался так, как не улыбался никогда. Он даже не пытался ничего сказать. Всё было понятно и без слов. Эсмонд соврал, когда сказал, что сможет вытащить их. Даже не думал, что может не получиться.
— Прости, — произнес егерь, смотря на Шона и поднимая руку с Титулом к небу.
Мир лишился красок. Револьвер запылал адским пламенем. Егерь оттолкнулся от земли и сразу же оказался на верхнем ярусе зала, оставив своего друга лежать на танцполе. Он ловкими движениями раскидал образовавшуюся пробку, пролетел, словно тень, по коридору к выходу и выбил дверь, что вела наружу. Капли дождя, соприкасаясь с частицами Тьмы, что исходили от Эсмонда, превращались в пар. Егерь смиренно опустил голову, наблюдая, как из клуба вылезала человеческая масса, готовая буквально идти по головам, лишь бы спастись. Он их не винил, не имел права. Винил только себя. Только себя. Винил в том, что позволил собственному другу умереть. Винил в том, что просто оставил его, даже несмотря на то, что выбора и не было. Через несколько мгновений раздался взрыв. Земля затряслась. Затем ещё один, уже большей мощности. Люди закричали в унисон...