Столкновение

«И тогда Джейн разумела, что нет в мире ничего прекрасней одиночества и мрачней тоски от визита мистера Двалина.       

— Ты слепа и безумна. Двалин, хоть и мрачен, имеет к тебе чуткое сердце, — взвизгнула приятная леди Мей.       

— Моя дорогая тетушка, я сочтусь безумной, если позволю ему стать ближе, — заявила Джейн, — Совладать собой трудней всего на свете, но ныне это — моя главная цель.»       

Я помечаю последние строчки стикером и откладываю книгу на тумбочку. На телефоне высвечивается сообщение от Лии.       

«Тебе бы здесь понравилось!» — пишет она, приложив фотографию солнечного пляжа.       

Родители увезли ее в Милдон, дабы отпраздновать поступление в вуз. До этого они не могли выбраться из-за плотного графика учебы. Да и к тому же Лия доводит все задания до идеала и не терпит отлынивания. Ее усердию можно только позавидовать.       

«Да, только исключив загар» — отвечаю я.

В моем детском альбоме найдется минимум пять фотографий, где я закрываюсь от солнца полотенцем. Мама считает это забавным. А я стесняюсь своего смуглого цвета кожи. Ко всему прочему, меня не радует идея купальников.       

«Это отдых, детка! Отсюда невозможно уехать Белоснежкой» — присылает она, отчего смеюсь.      

«Кстати, что там с Куртом?» — добавляет Лия, и смех иссякает.       

Я с трудом принимаю сидячее положение на кровати и растрепываю влажные волосы. Сбоку валяются проверенные тетради, оценки в которых я ставила «скрипя сердцем». Завтра идти на работу. Может быть, там у меня получится отвлечься?

Я успокаиваю себя тем, что теперь мои дни будут мирными. Работа, фильмы, еда и снова работа. Но вместе с тем я опечалена — всю эту серость нужно разбавить чем-то хорошим. К примеру, найти хобби, помимо книг. Раньше я не особо задумывалась над этим, но тогда все было иначе. Сейчас я осталась почти одна.

Джейн абсолютно права. Двалин не упускает возможности играть ее благосклонностью. Пусть он и отличается от всех предшествующих ему мужчин умом, силой и красотой — он все равно неисправим в своей гордости и в своем высокомерии. Идеальной парой для нее будет Оллин — он добрый, милый и светлый. Да, он не вызывает эмоций, но зато гарантирует спокойствие.

Я морщусь от собственных мыслей. Так говорит мама: «Лучше быть любимой, чем любить». Нет, Джейн не нужен и Оллин. Ей нужно остаться одной, раз выбор стоит между простаком Оллином и опасным Двалином.

Спустя еще полчаса чтения, на самом интересном моменте, где Двалин признается в своей непомерной грубости, в дверь стучат. Я соскакиваю с кровати и шагаю вниз по лестнице. Мне следовало бы научиться смотреть в глазок, но в этот раз я избегаю правил предосторожности.

— Нет, уходи, — тараторю, выпучив глаза, и не позволяю Эрику сказать и слова.

— Даже не поздороваешься? — он давит на жалость, а я давлю на дверь, но не выходит.

— Я хочу поговорить, дай мне объясниться, — выдыхает светловолосый, и я моментально улавливаю запах алкоголя.

Его сила превозмогает мою. Он входит в дом, а я пошатываюсь от напора отлетающей двери.

— Давай без глупостей, — кривится он, — Зачем делаешь себе больно?

Эрик не удосуживается разуться и нагло идет на кухню. Я захлопываю дверь, прикрывая длинной черной футболкой голые ноги.

— Выйди из моего дома, — злобно говорю ему вслед.

Он наливает себе стакан воды и облокачивается о стол. Нетрезвые глаза скользят по моему телу, и я сглатываю от страха.

— Уходи, иначе я вызову полицию, — голос дрожит.

— Не вызовешь, — усмехается он.

— Вызову, Эрик... — я замолкаю, замечая свой мобильный у него в руках.

Он забрал его в прихожей. Меня обдает ледяной водой.

— Я отдам, когда выслушаешь, — противно улыбается парень, — Точнее, когда мы помиримся.

Я сжимаю кулаки, но он опережает возмущения.

— Ты должна уметь прощать, Бо. Я оступился и немного подвел тебя, но отношения не бывают простыми. Это работа двух людей...

— Да что ты говоришь! — взрываюсь, — В чем же заключалась твоя часть работы?

Он качает головой и сжимает стеклянный стакан.  На синей куртке виднеются мокрые пятна. Эрик снимает ее, что не может не напрягать.

— Я делал все для тебя! Жалел, когда ты ныла из-за папаши, любил, когда ты была спесивой стервой, — кричит, — Даже сейчас иду навстречу, проглотив твою выходку!

— Какую к черту выходку?

— Не я в слезах убежал черт возьми куда и черт возьми к кому, — он вылезает из-за стола, отчего пячусь, — Думаешь, я не знаю, что ты вьешься около этого ублюдка?

Я сжимаюсь и судорожно мотаю головой, отступая.

— Уходи отсюда, — пищу, прикрывая рот ладонью.

— Мы в отношениях, а ты катаешься в тачке бойца! — рявкает Эрик.

Бежевая футболка намокает под подмышками.

— Ты не в себе, — судорожно сглатываю и намеренно игнорирую слова про Курта.

Парень прыскает. Через секунду размашистый шаг нагоняет меня. Я бегу в гостиную, и мы оказываемся по разные стороны дивана.

— Извинись, Бо, иначе я за себя не ручаюсь, — рычит он, тяжело дыша.

Парень дергается влево и ругается матом, когда у него не получается меня поймать. Липкие руки ходуном. Он не только под алкоголем.

— Я не буду извиняться. Я ни в чем не виновата, — выпаливаю и подпрыгиваю от разлетевшихся в сторону осколков стакана.

— Ты, сука, сейчас серьезно? — кожа приобретает красно-белый оттенок, — Ты извинишься, еще как извинишься, Бо! И лучше бы тебе сделать это быстрее, пока я не передумал прощать тебя после этого дерьма!

— Пожалуйста, уйди, Эрик! Пожалуйста! — почти слезно умоляю, защищаясь трясущимися руками.

Ему плевать на это. Единственное, на чем он сконцентрирован — десятая попытка схватить меня. Наконец я оказываюсь ближе к проходу в гостиную и, не медля, тут же срываюсь к двери.

— Куда ты, мать твою, собралась?! — орет он и в один миг нагоняет меня.

Я кричу во весь голос, когда потные ладони хватают меня и отцепляют от ручки двери. Что сейчас будет? Что он со мной сделает?

— Отпусти! Не надо! Хватит!

— Сначала ты ответишь за все свои поступки, — скалится он.

Я замираю, ведь мы поднимаемся по лестнице. Не стараюсь ударить его, так как сама кубарем покачусь вниз. Но как только лестница кончается, я со всей дури вцепляюсь в него зубами. Эрик шипит и бросает меня на пол. Я отлетаю, ударяясь головой о косяк. Во рту какой-то железный привкус.

— Сука! — выдавливает он и хватается за окровавленное ухо, — Ну все, тебе конец.

Я не успеваю ничего понять, как вдруг Эрик поднимает меня за шею и тащит в спальню. Слезы, не переставая, льются рекой. Я вновь кинута на пол и сквозь туман страха отползаю назад. Он закрывает дверь и когда разворачивается, выглядит словно демон.

— У тебя с ним что-то было? — выдыхает, снимая футболку, под которой находится не очень спортивное тело.

— Что ты собираешься делать? — я скулю, упираясь спиной в самый дальний угол комнаты.

Только не это. Только не так. Я не вынесу.

— Ты спала с ним, значит переспишь и со мной, — спокойно отвечает он.

— Нет, нет, нет! Я не спала с ним! Пожалуйста, Эрик, я знаю, ты злишься, но у нас ничего не было! — мое тело безостановочно трясется.

— Сейчас и проверим, — продолжает также безразлично, — Ты же девственница. Если ты не трахалась с ним, то будет кровь.

Он несерьезно, верно? Я оглядываюсь и выдергиваю провод зарядки из розетки — единственное, что есть под рукой.

— Чем это тебе поможет, Бо? — он смеется высоким тоном, расстегивает ремень и подходит впритык, — Или ты хочешь, чтобы я тебя связал?

Меня вот-вот вырвет от рыданий. Как дать ему отпор? Я не допущу того, чего он хочет. Невозможно.

Неожиданно откуда-то снизу раздается громкий звук, который слышит и Эрик. Он хмурится и поворачивается к двери.

— Бо? — доносится отдаленный голос, и я сразу кричу.

— Помогит.. — подлетевший Эрик суетливо закрывает мой рот.

Меня не услышали. Попытка вышла сдавленной, неудачной.

— Закрой пасть, — грозит парень на мои мычания.

Шорохи продолжаются короткое время, а позже исчезают. Дверь хлопает.  Я с треском внимаю, что кто бы там не пришел, его уже нет. Это же понимает и ухмыляющийся Эрик. Он перемещает руку на мою талию, моментально сжимая ее как-то по-собственнически.

— Одумайся, Эрик, ты же не такой, — болезненно ною, — Ты делаешь мне плохо, как ты потом будешь с этим жить?

Я стараюсь зайти с другой стороны, обращаясь к его совести. Тщетно.

— Как жить? — гогочет он, — Да легко! Мы были вместе два года, и за это время ты ни разу мне не дала. Я имею право забрать свое!

Он силой раздвигает мои ноги коленями, скалясь от безответности. Я хнычу, чувствуя, как его пальцы ухватываются за нижнее белье, чтобы убрать преграду.

— Перестань брыкаться! — страшно орет, — Или будет еще хуже! Ты будешь без сознания, когда я закончу тебя иметь.

— Нет, Эрик, нет, я тебя умоляю, Эрик, прошу! — отстукиваю в конвульсии, и дверь спальни распахивается.

Эрик подскакивает, а я истошно плачу, когда вижу Курта. Посмотрев на меня, парень сразу же понимает в чем дело. Я перестаю дышать, впервые застав Курта таким: он превращается в исчадье ада с неконтролируемыми эмоциями. Ярость в его глазах поражает Эрика, поэтому он сразу отнекивается.

— Чувак, послушай, послушай, — тараторит блондин, и это все, что он успевает сказать.

Курт настигает его, полыхая, и резко хватает за горло. Он ударяет Эрика головой о стену так, что тот аж скулит в слезах. Грудная клетка Курта часто вздымается. Он выталкивает обидчика за пределы комнаты и закрывает дверь ногой.

— Что ты хотел с ней сделать?! — басом орет Курт.

Я вздрагиваю, как будто на себе ощущая силу удара за стеной.

— Я задал вопрос, тварь! Отвечай! — и снова гулкий звук.

— Ничего, ничего, прости, — в ужасе молится Эрик, — Прости, пожалуйста, прости, прости!

Я жмурюсь и прижимаюсь к коленям, желая закрыть уши.

— Ты сказал, что будешь насиловать ее, пока она не потеряет сознание?! — я не узнаю его голос, настолько он зверский.

Удар следует за ударом. Курт добивается того, чтобы Эрик и вовсе перестал дышать. Не обращая внимание на боль, я вскакиваю и бегу к ним. Парень, сидя сверху Эрика, без всякой оттяжки изувечивает его лицо и чуть ли не ломает кости.

— Курт, ты его убьешь! — я с испугом цепляюсь за его плечо, — Плевать, оставь это!

Я не могу опустить взгляд, так как Эрик становится похожим на кровавый кусок мяса.

— Курт, прекрати! — бесстрашно обнимаю его за торс со спины.

Парень отрывается от бедолаги и, часто дыша, смотрит на меня. Непроглядно черный цвет глаз и гнев, исходивший, казалось, от каждого дюйма его тела, должны были заставить меня отпрянуть от Курта. Но я лишь сильнее вжимаюсь в него и шепчу в слезах:

— У тебя будут проблемы, если он умрет. Я не хочу... Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — жар его кожи испепеляет мою, — Мне страшно тебя потерять.

Эрик пользуется паузой и шустро выползает из под бойца, но Курт молниеносно приколачивает его к полу за шею.

— Закройся в комнате и не смей выходить, — отчеканивает боец сквозь зубы.

— Ты сказал, что больше не хочешь иметь со мной ничего общего, — также тихо плачу, — Я обещаю, что больше не подойду к тебе, что больше не приближусь, только прекрати. Не порть себе жизнь из-за малознакомой девчонки.

Парень чуть менее яростно мотает головой. Он встает с Эрика, пиная его.

— Проваливай! — шипит Курт, — Если еще раз я увижу тебя рядом с ней, то пеняй на себя.

Уже через минуту мы остаемся в доме вдвоем. Изувеченный Эрик несется вниз, подбирает свою куртку и испаряется.

Только сейчас ко мне возвращаются болевые ощущения. Адреналин спал, и я с трудом стою на ногах. Черный лонгслив парня готов разорваться в области плеч. Оказывается, его волосы гораздо длиннее, чем я предполагала: локоны выпали из прически и доходят до самой нижней грани скулы.

— Сейчас приду, — злобно говорит он, доставая пачку сигарет из заднего кармана джинсов.

— Ты можешь покурить здесь.

Но он игнорирует слова и, пыхтя, удаляется тяжелым шагом.  Я знаю, что он крайне недоволен мной, что обязательно наорет и отчитает за то, что посмела прервать его. И также я знаю, что делал он это не из каких-то чувств ко мне, а лишь потому, что кишит агрессией. Но меня не заботит его расположение. Я благодарна ему за то, что осталась не изнасилованной. Но не больше. Мне все еще не хочется иметь с Куртом Уилсоном ничего общего.

Я захожу в ванную и прикусываю губу до крови от собственного отражения. Растрепанные волосы и красные отпечатки на шее, которые стремительно превращаются в фиолетовые. Я стараюсь избавиться от дрожи, но не выходит. Не спасает и горячая вода, умывшая кожу лица, и расчёска, намерено больно прочесывающая волосы.

— Он успел сделать с тобой что-то, кроме побоев? — приглушенно спрашивает из ниоткуда появившийся Курт.

Он, не стесняясь, заходит в ванную, даже не постучав. Я пробегаюсь по нему глазами и ощущаю лишь холод.

— Нет, — бормочу и срываюсь, — Еще бы минута, если бы ты не пришел, то он бы, он бы...

Я не способна договорить. Курт рвано выдыхает. Я нуждаюсь в чувстве безопасности, а потому подхожу к нему, взывая к объятиям. Он никак не реагирует на контакт.

— Спасибо тебе, — шмыгаю носом, — Спасибо, что предотвратил этот кошмар.

Боец не отвечает, но почему-то я ощущаю, что сердце его слегка оттаяло. Мнение резко меняется, когда я дотрагиваюсь до каменной груди. Курт тут же перехватывает мои руки, убирая их в сторону.

— Мне нужно тебя осмотреть, — переводит тему парень.

— Что? — заикаюсь, выпучив глаза.

Он бесцеремонно берет мою руку и проверяет кости. Шершавые пальцы аккуратно и внимательно проминают белую кожу. Я отстраняюсь, когда боец доходит до плеч.

— Я просто проверю, — уже мягче произносит Курт.

Мне не остается ничего, кроме как довериться ему. Я чувствую себя беспомощной перед огромным накаченным телом. Проверив плечи, он спускается к низу футболки. Робко киваю, и парень продолжает. Это не вызывает внутри никаких трепетных ощущений. В груди один только скрежет от случившегося. Ладони Курта пробираются под ткань и теперь исследуют область ребер. Я напрягаюсь, ведь он скользит мимо оголенной груди к ключицам.

— Переломов нет, — наконец выдает, отдаляясь.

Как бы все было сейчас, если бы Курт не приехал? Что бы со мной происходило? Мне нужно срочно отвлечься от этих терзаний.

— Тебе больно? — аккуратно спрашиваю, рассматривая разбитые костяшки.

— Нет, — отрезает и подходит к раковине.

— Не нужно было его бить, — помедлив, добавляю я, — Он бы итак испугался, если бы ты просто сказал ему пару «ласковых».

— Мне что, перед ним извиниться? — злостно усмехается Курт, промывая раны под водой.

— Нет, конечно нет, прости...

— С какой стати ты решила, что можешь говорить мне, что делать, а что нет? — холодно выплевывает боец, — Уясни впредь, что когда я решаю дела, то ты молча стоишь в стороне.

— Этого не потребуется, — оставшиеся нервы сдают, — Мы больше не пересечемся, как ты и просил, и как я и пообещала.

Курт выключает воду, недобро поджимая губы.

— Потребуется. Теперь мне точно придется следить за тобой, — раздраженно говорит он, покидая ванную.

— Зачем? — следую за ним, — С какой целью?

Но он молчит, спускаясь по лестнице.

— Тебе не кажется, что ты слишком жесток ко мне? — уже громче произношу я ему вслед, прикрывая рот от всхлипов.

Я снова начинаю плакать и, чтобы не ввязываться в споры, просто ухожу обратно в ванную и оседаю на холодную плитку. Нет, конечно, я всегда знала, что Эрик плохой человек, но чтобы настолько... Вот что с ним сделали наркотики. Превратили в монстра.

Курт не заставляет себя долго ждать. Он появляется, держа в руках стакан воды и несколько шоколадок. Я хмурюсь, ведь такого в моем холодильнике не было.

— Пойдем, — говорит на выдохе, будто утихомиривая своих чертиков, — Нечего сидеть на полу.

Я не намереваюсь вновь сталкиваться с его отвратительным характером. У меня нет никакой уверенности в том, что Курт способен управлять своим гневом дольше пары минут. Он останавливается, когда я замираю на пороге своей спальни.

— Не могу туда возвращаться, — признание нелегко срывается с уст.

На полу до сих пор валяется футболка Эрика, как ужасное напоминание. Я даже в руки ее брать не хочу.

— Я буду рядом, никто тебя не обидит, — успокаивает он, — Тебе нужно отдохнуть.

Собравшись силами, я пересекаю линию и сразу ложусь в кровать. Холодная постель и горечь на небе отвратительны. Курт кладет шоколад на тумбочку и протягивает мне стакан воды.

— Выпей, — просит, на что я отрицательно мотаю головой.

— Не хочу...

— Выпей, Бо, — с легким нажимом вновь настаивает он, — Пожалуйста.

Я беру стакан и, чуть приподнявшись на локтях, опустошаю его.

— Откуда это? — указываю на сладости.

— Привез продукты.

— Продукты? — нахмурившись, переспрашиваю я.

— Ты ничего не купила в магазине, — он осматривает мой разбитый и трясущий вид, — Я говорил, что разберусь с этим позже.

Я лишь устало киваю, пряча лицо в подушке. Нет никаких сил пререкаться или беседовать с ним. Но внутри все равно возникает необычайная нежность и легкий трепет от заботы.

Жалеть себя — отвратительное занятие. И именно этой работой я и предпочитаю заняться. Мне просто не верится в произошедшее, и сцена, где Эрик кидается в меня противным смехом и мерзкими фразами, въелась и крутится на повторе. Так что меня не только пробивает дрожью, но и порывами к рвоте.

— Я могу лечь рядом, — помедлив, хрипит Курт.

Я никак не могла предугадать это предложение. С одной стороны, я его на дух не переношу, а лежать с ним унизительно после тех слов. С другой стороны — я хочу прижаться к нему и чувствую, словно только он может забрать мою боль.

— Ты же ненавидишь, когда я тебя касаюсь, — утверждаю.

Порой мне правда так кажется. Случай в раздевалке был сомнительным. Все длилось несколько секунд.

— Это не так, — заверяет, — Я просто считаю, что лучше этого не делать.

Его слова звучат, как некое признание и задевают какую-то часть в сердце, отчего оно екает.

— Ладно, я пойду вниз. Попытайся уснуть.

Курт разворачивается и почти покидает комнату, но я, занервничав, тихо говорю:

— Не уходи. Побудь со мной, пожалуйста.

Я рассудила, что если он услышит мою едва ли разбираемую просьбу, то значит так и нужно. Значит, что эта идея хорошая. И я сглатываю, осознавая, что он останавливается. Становится ясно, что он думает примерно о том же. Не знаю почему, но парень все же возвращается, смотря на меня своими глубокими карими глазами. Я испуганно дергаюсь, когда он вдруг скидывает лонгслив.

— Что ты делаешь? — пищу, зарываясь в одеяло.

— Ты хочешь, чтобы я лежал в твоей кровати в уличной и местами окровавленной одежде? — он приподнимает бровь.

Пряжка ремня звенит. Джинсы присоединяются к кофте. Черт. Перестань, Бо. Кто-кто, а он тебя не тронет подобным образом.

Я закрываю глаза будучи чрезмерно смущенной. Курт вздыхает и, раскутав кокон одеяла, ложится рядом. Ему совсем не свойственна нежность, но так или иначе он прижимает меня к своей груди с предельной осторожностью, аккуратно и трепетно.

Это безумно странно: так близко находиться с ним в одной постели, льнуть к нему щекой и чувствовать запах его парфюма вперемешку с сигаретами. Я знаю, что жалкая. Пустила его к себе, хотя божилась об обратном. Но он помог мне, защитил, и нет, я лежу с ним не из чувства благодарности: я лежу с ним, потому что очень хочу этого, и пытаюсь найти оправдание своему желанию.

— Расслабься, — командует он, нечаянно шаркнув щетиной по лбу.

— Я еще не находилась с раздетым мужчиной под одним одеялом, — невнятно бурчу.

— Не воспринимай все так. Это ничего не значит. Надеюсь, ты понимаешь? — кидает весьма грубо.

— Более чем, — лгу.

Курт, не церемонясь, притягивает меня еще ближе и напрягается, когда касаюсь его строгих ключиц. Считаю, что ему неприятно и убираю руки, но он одним движением помещает их обратно и накрывает своей ладонью.

Теперь мысли об Эрике уходят на второй план. Не потому, что это вдруг, по волшебной причине, перестало меня волновать. Я просто... Что сейчас происходит? Я лежу с практически голым бойцом под одним одеялом? Это неправильно.

Парень размеренно дышит, а я пытаюсь не шевелиться, так как абсолютно потеряна. Внутри жужжит что-то теплое и волнительное: так происходит всегда рядом с ним. Он ни за что не испытает ко мне того же, я более чем уверена, что его мысли заняты кем или чем угодно, но в последнюю очередь мной. И, пусть и глупо, я решаю проверить.

— Курт, — шепчу, тихо и тонко прочищая горло.

— М? — произносит он в район макушки.

Я жмурюсь, так как один лишь этот звук заставляет сердце трепетать.

— О чем ты сейчас думаешь?

В душе я понимаю, что боец ничего не скажет, а потому удивлению нет предела, когда он произносит:

— О тебе.

Обо мне? Хорошо, он не перестает удивлять.

— Опять что-то плохое? — губами я случайно задеваю сильную грудь.

— Нет, — делает паузу, — Я хотел... сказать, что был неправ. Несправедлив.

Я приоткрываю рот, выныривая из его хватки и поднимая голову. Он опускает свою так, что теперь мы видим лица друг друга. Мне необходимо убедиться, что он не шутит. Курт оглядывает меня мгновение, задерживаясь взглядом на губах, но не в каком-то романтичном контексте. Будто...анализирует. Трудно объяснить, если честно. Появившийся хмурый вид застает врасплох: парень отводит глаза, прикусив внутреннюю сторону щеки. Как будто недоволен собой.

— Я пытаюсь тебя понять, — выдыхает с раздражением, — Но не получается.

— В машине ты сказал, что тебе это не нужно, — напоминаю с робостью в голосе.

Курт проводит языком по нижней губе в самом привлекательном жесте и утвердительно дергает подбородком.

— Не нужно, мне это ни к чему, — повторяет, но безвредно, скорее искренне, а оттого я не обижаюсь, — И все равно...почему-то думаю об этом.

В нем продолжает сквозить недовольство, направленное в сторону самого себя.

— Ты можешь спросить меня, и я отвечу честно.

Он кидает на меня настороженный взгляд. Не пытаюсь давить и просто жду, когда он обдумает вопрос.

— Почему тебе была так важна благодарность? — хрипит, — Ты хотела сказать «спасибо» лично. Зачем?

Вау. К такому я не подготовилась. Он поворачивает голову, сосредоточенная складка между бровей не исчезла. Я же, напротив, опускаю свою, разглядывая край одеяла, который закрывает нижние части наших тел.

— Я просто добрая, наверное, — пожимаю плечом, не прижатым к его горячей коже, — Ты мне очень помог, и я хотела, чтобы ты знал, что твой поступок значимый.

Это не ложь, одна из причин для встречи была именно такой. А о второй причине, заключающейся в смешанных и опьяняющих чувствах, лучше умолчать.

— Значимый, — тихо проговаривает он с предубеждением.

— Ты считаешь, что каждый хочет извлечь из тебя выгоду? — поднимаю взгляд, — Все так и делали раньше? Я имею в виду...никто не относился к тебе хорошо? Без намерений использовать?

Курт поджимает губы, и я ежусь от вспыхивающей злости. Видимо, с подбором слов у меня огромные проблемы.

— Я не оцениваю, как ко мне относятся люди, на которых мне плевать. Это пустая трата времени, — холодно цедит он, — Засыпай, Бо. Я лег сюда не для болтовни.

Хорошо, ему на меня плевать — это было особенно подчеркнуто строгим голосом. Но, раз так, то почему же ты не уходишь, Курт Уилсон? Спрашивать бессмысленно. Поэтому я закрываю глаза и заставляю себя провалиться в сон, чтобы ненадолго отключиться от этого паршивого дня.  

***
    
Открыв глаза, я вижу Курта. Он сидит на полу и что-то держит в руках. Сонливая пелена еще не ушла.

— Сколько времени?

Тело ноет, как только тянусь. Произошедшие события тут же восстанавливаются в памяти.

— Семь вечера, — хрипло процеживает парень, не поднимая голову.

За окном уже темно. В комнате горит лишь маленький ночник, который боец переставил поближе к себе.

— Прости, не думала, что просплю так долго... — я осекаюсь, замечая книгу в жилистых руках, — Что ты делаешь?!

— Читаю, — хмыкает он.

Черт! Я тут же встаю, чтобы забрать предмет. Курт не паясничает в силу возраста, а потому сразу отдает роман. Я с ужасом осознаю, что он остановился на 150-ой странице.

— Думаешь, что я — Двалин? — негодующе спрашивает парень.

— Нет! С чего ты взял? — спохватываюсь, неловко ерзая на краю кровати.

— «Мы должны были столкнуться друг с другом, чтобы понять, что такое боль», — приглушенно цитирует он.

— У тебя хорошая память, — фыркаю от безысходности.

— «Признаюсь, он хорош собой. Но что толку с красоты, когда душа его так черна?» — продолжает дразнить.

— Прекрати! — краснею, чем выдаю себя.

Курт опирается спиной о стену. На нем одни джинсы, а верх все еще оголенный. Об углы косых мышц можно порезаться.

— И все же. Зачем ты помечаешь такие моменты стикерами?

— Они мне нравятся, — нервный вздох, — Что в этом плохого?

— Ничего, — ровно отвечает Курт, — Главное не ассоциируй меня с этим конченым придурком. Мы даже близко не похожи.

— Я бы поспорила, — мельком кидаю, что не проходит мимо него.

— Интересно. И что же в нас общего?

Он усмехается, моментально оживляясь. Пожимаю плечами так, будто все очевидно.

— Вы оба эгоцентричны. Грубые и черствые.       
По моему, это и вправду бесспорно.

— Как по мне, ты перечислила только хорошие качества, — он крутит закладку, выпавшую со страниц, — Если мы похожи в этом, то я не против.

— Ну конечно ты так считаешь, — закатываю глаза и издаю смешок.

— А ты хочешь, чтобы Двалин был размазней? — втягивается он.

— Уважать чувства других - не равно быть «размазней», — парирую.

— Как раз-таки равно, — серьезно произносит Курт, — Зачем ему растрачиваться на такие мелочи? Уважение к тем, кто уважения не достоин — формальность, которую придумали инфантильные идиоты.

— Разве Джейн не заслуживает почтения? — злюсь я.

Знаю, что мы обсуждаем книгу, но не могу отделаться от мысли, что Курт говорит про нас.

— А она какая-то особенная? — естественно, он издевается, — Проблема в том, что Джейн усердно стремится доказать свою уникальность, а Двалину это не нужно. Она видит то, что хочет видеть, и мучает его.

Я подкладываю ладони под себя, дабы не ударить парня. Как вообще возможно быть таким наглым?

— Кажется, минуту назад ты назвал его конченым идиотом, — замечаю, пыхтя.

— Да, — опоминается Курт, — Он изменяет себе, когда все же начинает в нее влюбляться.

Его слова ужасны, а голос бархатный. Я отвожу взгляд, прерывая наш долгий зрительный контакт.

— Такому, как ты, не понять чего-то высокого, — бросаю в обиде, — Да и беседовать с тобой о литературе не имеет смысла.

Ему неприятно услышанное. Замечательно. Этого я и хотела.

— Такому, как я... — повторяет он, — Хорошо.

Я прикусываю губу до крови, когда опираюсь на руку. Запястье зудит от недавнего потрясения.

— Ты в порядке?

— Да, — пищу и киваю.

Он перемещается таким образом, что теперь стоит на коленях прямо напротив меня. Даже так я не становлюсь выше ростом. Курт перехватывает мою руку и проверяет снова, но я выдергиваю ее.

— Не надо, — встаю с кровати.

Почему он до сих пор не уехал? Что ему неймется?

— У тебя может быть вывих, — отчеканивает и поднимается вслед за мной.

— И? Какое тебе дело? — раздраженно спрашиваю и сглатываю, когда он возвышается.

— Никакого. Просто не горю желанием ехать к тебе посреди ночи, когда ты завоешь от боли, — сквозь зубы отвечает и опять дотрагивается.

Расстояние между нами становится все меньше и меньше. Я делаю полшага назад, так как дальше только стена.

— Стой ровно, мать твою, — шипит от непослушания.

У меня не складывается грозный тон его голоса и аккуратные, почти невесомые касания. От такого контраста мутнеет рассудок.

— Уж поверь, ты последний человек, которого я попрошу о помощи, — начинаю дрожать и чаще дышать, — Почему ты все еще здесь? Чего не уехал?

— Хотел убедиться, что ты будешь в порядке, когда проснешься, — агрессивно выпаливает Курт.

Аромат его одеколона ударяет в голову. Кажется, будто и моя футболка насквозь пропитана этим запахом.

— Я же тебя раздражаю, — задыхаюсь, потому что он уже не собирается отступать.

— Да, — сокращает дистанцию.

— Почему?

— Потому что ты просишь глазами у меня то, чего я тебе дать не могу. И никогда давать не буду, — сухо произносит он.

— Я ничего не прошу, — возражаю, поежившись, — Мне от тебя не нужно ничего, кроме одного — чтобы ты перестал появляться в моей жизни.

Моя язвительность задевает его. А меня задевает то, как он самоуверен. Карие глаза темнеют, поэтому пячусь.

— Не появляться в твоей жизни? С нашей второй встречи — это моя главная цель. Но видишь, как получается, что твою задницу все время приходится спасать, — отрезает боец.

— Моя задница — не твоего ума дело. Спасибо, что приехал сегодня, но больше не стоит. За продукты деньги верну, — бросаю и стремлюсь оттолкнуть его, чтобы пройти.

Но неожиданно ахаю, когда он резко прижимает меня к стене. Его ладонь ловко пробирается за спину, так что столкновение мягкое.

— Ты так достала меня с этими деньгами, с этим своим хамством и с этим бесконечно детским характером, что я вот-вот немедленно заставлю тебя извиняться, — горячо выпаливает он мне прямо в глаза.

Я сглатываю от положения и чувствую, как колени подкашиваются. Курт вминает свои бедра в мои, тем самым придавая равновесие. Но от этого движения я совсем забываюсь. Единственное, о чем я думаю — властное тело, которое уверенно возвышается, но не грозит опасностью.

— Раз мы оба друг друга достали, то уезжай отсюда прямо сейчас, — выдыхаю я как можно тверже в его губы.

— Ты этого не хочешь, — приглушенно хрипит парень, не меняя позицию.

— Когда тебя вообще волновало то, чего я хочу? — не отступаю.

Он сжимает мою талию не больно, а как-то... Предупреждающе. Я в жизни не испытывала подобного.

— Никогда, — рыкает, — Но ты бесконечно попадаешь в какое-то дерьмо. И уж прости, но я не хочу, чтобы ты оказалась в безвыходной ситуации, а потом мне звонили и выясняли, кто я такой и как с этим связан.

— Звучит, как отговорка, — самонадеянно высказываю, отчего у парня срываются предохранители.

Он наклоняется, задевая губами мочку уха, а щетиной — мою щеку. Я вцепляюсь ладошками в грубые плечи, что заставляет его сжаться от напряжения. В животе появляется нечто незнакомое: тягучее и приятное.

— Если бы тебе не было 17, то я бы сейчас не позволил тебе сказать и слова, просто переходя к делу, — через зубы выдавливает он и мигом отстраняется.

Я испуганно моргаю, наблюдая, как Курт подходит к комоду и накидывает свою футболку. Сердце бешено колотится. Да что со мной такое?

— Ты уезжаешь? — сбивчиво шепчу я.

— Да, — каким-то незнакомым тоном говорит он, — Этот урод сюда больше не заявится. Можешь не бояться.

— Ты уезжаешь? — опять спрашиваю впопыхах.

— Учусь прислушиваться к твоим просьбам, — неровно отвечает боец и перед тем, как скрыться, добавляет, — Разблокируй меня.

Я с ужасом обнаруживаю странное желание: хочу, чтобы он остался. Почему? Бо, соберись, приди в себя!

Курт уходит, а я так и сижу в спальне. Стук в висках и дрожь в ногах переодически обгоняют друг друга. Держаться от него подальше становится трудно.

Футболка Эрика исчезла. Неужели Курт забрал ее, чтобы облегчить мой день? Что творится в его голове? И что творится в моей?

Остаток вечера я привожу себя в порядок, разбираю два пакета продуктов и пялюсь в одну точку. Он купил столько всего, что запаса хватит на две недели. Больше всего меня поражают три коробки вишневого сока. Того самого, что я вчера складывала в корзину.