Глава 2 Пациент 11:13
Коридор Центра Контроля пуст — даже стены кажутся настороженными. Лея идёт медленно, чувствуя, как каждый шаг отзывается под подошвами глухим эхом.
Стеклянные панели по бокам мягко мерцают данными: пульс, индекс усталости, уровень серотонина — всё о ней разложено на цифры, но она не чувствует себя целой. Её отражение бледное, прозрачное — как привидение, застывшее внутри стены.
Она говорит себе, что делает всё правильно. Она должна была доложить о пациенте. Но не сделала этого. Почему?
Она знает ответ — но боится произнести его даже внутри своей головы: он похож на меня.
Дверь кабинета с отметкой 11:13 приоткрыта. Лея замедляет шаг, прежде чем войти. Вдох — выдох. Она знает: внутри всё будет по-другому.
Он сидит за столом, точно так же, как вчера. Только теперь его руки не сложены на коленях — они лежат на столешнице ладонями вверх, как будто он что-то предлагает.
Когда она заходит, он не поднимает глаз.
На миг Лея ловит своё отражение в полированном столе — и в нём, на странный миг, она одна. Его отражения нет.
Сердце сжимается.
— Доброе утро, — говорит она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он поднимает голову медленно — так, словно взвешивает этот жест.
— Утро, — повторяет он. — У тебя тихий голос. Ты всегда так говоришь?
Лея садится напротив, чувствуя, как под локтем холодит скрытая кнопка вызова охраны.
— Как вас зовут на самом деле? — спрашивает она.
Он чуть наклоняет голову, будто рассматривает её под новым углом.
— Ты хочешь имя?
— Я хочу понять, кто вы.
— А если скажу — ты поверишь?
— Попробуйте.
Он молчит так долго, что Лея почти слышит собственный пульс — хотя браслет на запястье снова показывает пустой экран. Пульс «не ловится».
— Когда я был маленьким, — произносит он наконец, глухо, — я любил закрывать уши руками. Лежать так часами. Слушать, как кровь гудит. Внутри всегда громче, чем снаружи.
Лея осторожно записывает это в память — не в блокнот: бумагу нельзя принести сюда.
— Где вы жили? С кем? — Она делает паузу. — Вы говорили, что «проснулись». Кто вас разбудил?
Он улыбается. Но в этой улыбке что-то обрывается посередине — она не доходит до глаз.
— Ты слышишь их? — Он смотрит куда-то в стену за её спиной.
— Кого?
— Голоса. — Его голос становится почти детским. — Там, за Зеркалами. Они стучат по стеклу. Спрашивают, кто я.
Он наклоняется ближе. Лея не двигается.
— Я не знал. Пока ты не пришла. Теперь я помню куски. Город. Люди. Свет. Тишина. — Он выдыхает медленно. — Ты тоже часть этого. Ты — дверь.
Лея старается не показать, что дрожит.
— Вы говорите, что я «дверь». Для чего?
— Для того, что не спит. Оно идёт, Лея.
Он впервые называет её по имени. Холод бежит по позвоночнику.
— Кто идёт? — Она слышит свой собственный шёпот.
— Ты знаешь.
На миг она верит, что действительно знает. Где-то глубоко внутри. Но тут он делает движение — почти незаметное: подаётся к ней через стол и кладёт ладонь поверх её руки. Кожа под его пальцами обжигающе холодная.
— Отпусти, — шепчет Лея.
— Послушай. — Его зрачки расширяются, почти перекрывая цвет радужки. — Здесь.
Его рука сжимает её запястье. Не больно — но сталь под кожей. Он тянет её ближе, и в этот момент весь мир за спиной взрывается сигналом тревоги: Зеркала на стенах вспыхивают красным.
Пациент резко наваливается на стол, перехватывая её вторую руку. Лея чувствует его дыхание — странно холодное, будто из пустоты.
— Ты не слышишь?! Там так тихо, Лея! Они шепчут! Они ждут!
Лея инстинктивно дотягивается до кнопки под столом — её палец соскальзывает по гладкому пластику, но сигнал уходит.
Дверь распахивается, как взрыв — маски охраны, тусклый блеск электродубинок. Лея успевает только выдохнуть, когда Пациента хватают за плечи и буквально отрывают от неё.
Он не сопротивляется — но смотрит на неё так, будто всё ещё держит её за руку.
— Скажи им, Лея... — слышит она его голос сквозь шум. — Скажи им не бояться Тишины.
Руки в перчатках вырывают его из комнаты. Дверь хлопает, глухо отсекая остатки звуков.
Лея остаётся одна. Она садится обратно, чувствуя, как всё внутри гудит пустотой. Она смотрит на свои руки — на запястьях остались белые следы от его пальцев.
На стене перед ней гаснет красный индикатор. На миг всё в кабинете замирает. В этой искусственной тишине Лея впервые ловит чужой, почти детский смех — будто кто-то хохочет за потушенными Зеркалами.
Она сжимает ладони, стараясь не слушать. Но звук не уходит.
Позднее той же ночью
Лея идёт домой через город. Между домами мерцают Зеркала — но на перекрёстках уже есть пустые пятна. Тёмные, как сломанные витрины. Люди их обходят стороной, как чумные.
А Лея останавливается. Смотрит в глухую чёрную поверхность. Смотрит на себя — но не видит себя.
«Оно идёт».
Голос Пациента всё ещё сидит у неё под кожей.
«Скажи им не бояться Тишины».
Лея трогает браслет. Сенсор мигает и гаснет.
Сеть не видит её.
Она закрывает глаза — и впервые слышит, как тихо этот город дышит, когда никто не смотрит.
Лея возвращается домой уже к рассвету.
Свет в её квартире — мертвенно-бледный, мягкие Зеркала гудят фоновыми данными:
«Кассель, уровень тревожности — критический. Рекомендуется медикация.»
Она стоит в ванной, разглядывает свои запястья — на коже всё ещё видны бледные полосы от пальцев Пациента.
Лея трогает их кончиком ногтя, почти как шрам. Почему он сказал «Ты дверь»? Почему её?
Она открывает кран — но слушает не шум воды, а то, что нет привычного гудения за стеной. Сбой.
Она выключает свет — и остаётся одна с собственным отражением. На секунду ей кажется, что в зеркале за спиной стоит кто-то ещё — фигура, неясная, прозрачная, как блик.
Она резко оборачивается — пусто.
На кухне вспыхивает уведомление:
[Вызов ЦКЭП]
«Кассель. Срочный разбор инцидента 11:13.
Протокол «Особый статус» активирован.»
Она знает этот протокол — значит, что-то раскопали. Значит, Сеть всё-таки всё видела.
Но видела ли она главное?
Конференц-зал ЦКЭП — огромная полупрозрачная капсула под куполом. Все стены — Зеркала. Они проецируют каждый отчёт, каждый кадр нападения Пациента в петле.
Перед Леей сидят трое:
Лоран — её куратор, всегда бесцветный, с идеальной улыбкой.
Директор внутренней Сети — женщина с голосом, похожим на шорох шин по льду.
Наблюдатель из отдела нейрокоррекции — чужой, без имени, с пустым лицом и маленькой плоской папкой на коленях.
Лея стоит, стараясь не встречаться с собственным отражением в стенах.
— Вы утверждаете, — сухо начинает Директор, — что субъект проявил физическую агрессию спонтанно.
— Да.
— Вы пытались извлечь данные о происхождении отклонения?
— Да. — Лея делает паузу. — Но пациент был не... целостен.
— Он назвал вас дверью. Что это значит?
Лея чувствует, как внутри всё съёживается — слишком много чужих глаз. Она знает: если скажет правду, её закроют вместе с ним. Если соврёт — ещё хуже.
— Я считаю, это метафора. — Она говорит почти спокойно. — У него параноидальный бред. Он строит образы, чтобы оправдать состояние «тишины».
Наблюдатель впервые поднимает взгляд от папки:
— Уровень заражения «тишиной» по оценке?
— Локален, — быстро говорит Лоран, опережая её. — Но уже есть вспышки в пределах Центрального Кольца. Мы работаем.
Директор кивает, отстукивая пальцами по панели.
— Если это вирус — он должен иметь источник. Найдите его.
После собрания Лея остаётся с Лораном в пустом коридоре. Зеркала здесь потушены на обслуживание — редкий момент слепой зоны.
— Ты что-то скрываешь, Лея, — говорит Лоран почти ласково. — Я вижу.
— Вы видите всё. — Она пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой.
— Не всё. — Лоран наклоняется ближе, чуть шепчет. — Если он был прав — ты уже заражена. Ты ведь понимаешь, что это значит?
Лея отвечает не сразу:
— Это значит, что я — часть сбоя?
— Это значит, — Лоран дотрагивается до её локтя, — что теперь ты на крючке. И ты не задаёшь лишних вопросов. Найди тех, кто стоит за ним. Или окажешься там же, где он.
Ночью Лея возвращается домой и достаёт старую записную книжку — почти артефакт в мире, где никто не пишет от руки.
На полях — имена старых пациентов, заметки из её «психотерапевтической жизни», до того как её завербовали в ЦКЭП.
Она ищет что-то, что объяснит слова Пациента. «Ты дверь. Ты такая же, как я.»
Она находит старую запись:
«Объект «СОНОМАТРИЦА». Групповой эксперимент по синхронизации сновидений. Прерван. Все участники — амнезия, искусственная нейрокоррекция. Протокол закрыт 2029.»
Под датой — обведённый и зачёркнутый код:
P.Z.
Лея откидывается на спинку стула. За спиной гаснет Зеркало в прихожей — снова сбой.
Она знает, что имя Пациента не «11:13». И знает, что «P.Z.» — это может быть Первый Зеркальщик. Человек, который исчез до Сбоя — и которого она, быть может, уже знала.
Она пишет на первой странице старой тетради слово, которое нельзя вслух:
ТИШИНА
И впервые позволяет себе подумать:
Может, я не лечу вирус. Может, я — его начало.