Изобретение

Кто-то вел его за руку, и он смиренно следовал вместе с ним.

Он доверял ему, и не думал о том, куда он его ведет.

Он думал о чем-то своем.

«Ну вот и все, Л, — прозвучал голос. — Скоро ты придешь домой. Потерпи еще немного. Тебе всего лишь нужно побыть здесь какое-то время».

Он поднял глаза и, увидев лицо незнакомца, с ужасом осознал, что это был Норрингтон. Он улыбался своей тошнотворной улыбкой, возвышаясь над ним.

Л попытался что-то сказать, но не смог открыть рот.

«Будь молодцом, Л. Изучай мир, продолжай изучать то, что тебя окружает...»

Л обернулся и внезапно увидел Эофос, в точности такой, каким он запомнил его перед посадкой.

Он снова повернулся к Норрингтону, но тот уже стремительно отдалялся от Л, помахивая рукой с длинными костлявыми пальцами...

Л медленно открыл глаза.

Сон уходил.

Нужно было подождать еще несколько минут, прежде чем откроется крышка капсулы, и можно будет начинать адаптацию.

Л не был удивлен тому, что увидел, перед тем как проснуться. Он, скорее, удивился бы, если к нему снова пришли бы видения о будущем.

Сейчас сон отражал его мысли, которые крутились у него в голове вот уже почти два года: Норрингтон специально направлял его к полету на Землю.

Наивной детской глупостью казались его давние мысли о том, что Л может обвести Норрингтона вокруг пальца, что он умнее и хитрее него.

Но беловолосый всегда был на шаг впереди. И сейчас он был впереди, пока Л был заточен здесь на несколько лет, без возможности выбраться наружу. Он был заточен не только физически — он был надежно заперт в своих мыслях, и эта клетка становилась только прочнее.

Он не мог освободиться, и единственным выходом было лишь ожидание.

Ожидание конца заточения.

Норрингтон всю его жизнь подводил Л к тому, чтобы он изобрел корабль. Ведь этот тип мог в любой момент остановить полет, стоило ему только сделать несколько внушений.

Но он до сих пор не сделал этого.

Именно он предложил Л работу. Именно он поспособствовал тому, чтобы Л закончил свой проект. Он знал заранее о его способностях. Он специально подстроил ему такую ситуацию, где Л мог сделать выбор, однако исход был заранее известен. Он даже подослал девчонку, чтобы та сливала ему всю информацию.

Быть может, он уже с рождения Л следил за его жизнью, направлял его, манипулировал им. Вполне возможно, как бы это ни было безумно, что Норрингтон мог заранее внушить ему, как действовать и о чем думать.

Ведь он мог это сделать...

Только один вопрос в связи со всем этим оставался без ответа.

Зачем?

Зачем это Норрингтону?

Что ему сделал Л? Почему Норрингтон так поступал с ним? Какая у Л с ним была связь, помимо умений?

Л чувствовал себя бесконечно уставшим, чтобы быть способным вырваться из этих опутывающих его разум вопросов.

Ему оставалось лишь ждать. Ждать, отсчитывая дни. Ждать, день за днем совершая, как ритуал, одну и ту же работу: проверять показания приборов, совершать расчеты, измерять показатели здоровья. Ждать, превратившись в робота, в механизм, без эмоций и ощущений. Уходить от всего этого в прекрасные моменты гибернации и на время все забывать. Затем просыпаться и снова ждать, ждать, ждать...

За эти несколько минут, пока он лежал в капсуле, к нему постепенно возвращались тяжелые воспоминания.

Уже почти два года они бороздили космос.

Если ничего нештатного не произошло, и его разбудили в нужное время, то сегодня должен быть почти год, как они находились в невесомости, перемещаясь в пространстве с колоссальной скоростью.

Находясь здесь, никто из них не чувствовал этого перемещения, не ощущал этого безумно быстрого движения. Из иллюминаторов они видели лишь бесконечную тьму.

Казалось, что они просто находятся в неподвижном состоянии, словно застряв в паутине мрака. И только показания приборов указывали на то, что космонавты стремительно двигались к конечной цели.

Но где он, этот конец?..

Последующий день не отличался от предыдущего, и, как бы это ни наводило тоску, все члены экипажа понимали, что это однообразие означало отсутствие нештатных ситуаций, а значит, экспедиция продолжалась, и конечная цель становилась ближе.

Такого спокойствия, однако, не было полтора года назад, когда случилась первая и, на сей момент, последняя неисправность. Тогда каждый думал, что лучше уж все было бы однообразным.

В тот время корабль еще только набирал скорость, когда внезапно, по каким-то неизвестным причинам, возникла ошибка в программе посадочного модуля. Компьютер ракеты начал полагать, что сработала команда отмены отстыковки модуля, будто кто-то из экипажа специально вызвал это опцию внутри корабля. Однако, естественно, никто из космонавтов не делал этого.

Отмена посадки означала, что экипаж, прибыв на орбиту Земли, не сможет начать действия по отстыковке и посадке, а значит, никогда не достигнет поверхности планеты. Можно было бы посадить модуль вручную, но это сулило непредсказуемые результаты.

Ситуация осложнялась тем, что чем больше корабль отдалялся от планеты, тем дольше приходилось ждать ответного сообщения из Центра управления. Программистам необходимо было как можно скорее зафиксировать причину сбоя и устранить ее. Если проблема не была бы решена в одном сообщении, экипажу нужно было бы ждать повторного ответа еще два года, и в таком случае необходимо было бы завершать дальнейший полет к Земле и разворачивать корабль обратно на Мету.

К счастью, программисты придумали решение проблемы: с помощью нескольких строчек кода система, получая сигналы об отмене, попросту игнорировала их. При этом все другие ее области функционировали в штатном режиме.

Путникам невероятно повезло, что эта ошибка возникла в первой половине полета. Если проблема возникла бы позже, пришлось бы развернуть корабль, так как искать решение самим было бы небезопасно.

В любой из дней полета могли бы произойти такие погрешности, которые означали бы конец экспедиции. И хоть схожесть дней действовала угнетающе, путь все еще продолжался. Показатели защиты от радиации и космической пыли были в пределах нормы, стабильно работали системы энерго- и жизнеобеспечения, безошибочно функционировали бортовые компьютеры.

Эофос, вершина изобретательной человеческой мысли, совершеннейшее детище метанианской цивилизации, продолжал путь к цели.

Крышка начала подниматься, и вскоре Л увидел склонившееся над ним расплывчатое лицо Джима Коллинза.

— Доброе утро, — негромко произнес он и улыбнулся. — Как спалось?

Мягкий тембр его голоса всегда успокаивал и располагал к себе. В любой сложной ситуации Джим всегда сохранял стойкость и здравый рассудок — неотъемлемые качества любого астронавта. Эти же качества стали основой для овладения им профессии хирурга перед тем, как углубиться в космическую отрасль.

Основная его роль в этой экспедиции заключалась в проверке состояния здоровья своих коллег и выявление возможных отклонений организма в условиях нагрузок.

Возможно, эта профессия и повлияла на выработку такого голоса и манеры поведения, которые всегда располагали другого человека — пациента — к доверию.

— Спасибо, неплохо. Ну что, мы прилетели? — попытался шутить Л.

— Пока нет, но нужно немножко подождать, — усмехнулся Джим, поднимая спинку капсулы, чтобы Л принял сидячее положение.

Безмятежное лицо Коллинза не менялось, однако, взглянув на него, Л даже без очков понял по его глазам, что что-то не так.

— Что-то серьезное, Джим? — нахмурился он.

— Проблема, — произнес тот, не меняя выражения лица. — Непростая, но ожидаемая.

Он помог Л освободиться от ремней, и руки последнего тут же стали подниматься вверх из-за невесомости. Л сцепил их в замок.

— Но это потом, — продолжал Джим. — Сейчас адаптация.

Л кивнул, и с помощью и подсказками коллеги стал по очереди разминать все части тела после долгого сна. В невесомости было намного легче выходить из гибернации, однако Л не представлял себе, во что он превратится, когда к ним наконец вернется привычный вес.

— Держи, — произнес Джим, потягивая Л линзы.

Джим был единственным, кто знал о зрении Л, и последний был счастлив, что его коллега оказался надежным человеком. В первый же раз, когда Л вышел из сна, Джим, проверяя его зрение, все узнал, однако продолжал сохранять это в тайне. По крайней мере, никто не задавал Л вопросов по этому поводу.

Вновь обретя способность четко видеть, Л осмотрелся. Находящаяся рядом с ним другая капсула была закрыта.

— Стив еще там? — спросил Л, кивнув на капсулу.

— Его очередь после тебя, — отозвался Джим.

Состояние здоровья Л было удовлетворительным, и вскоре он уже был полностью готов к дальнейшей работе.

Отталкиваясь от стенок и выступающих частей корабля, Л начал перемещение по узкому проходу к отсеку управления. В начале этапа полета с выключенными двигателями невесомость раздражала своей непривычностью, но вскоре все к ней быстро привыкли. Единственное, о чем необходимо было помнить всегда, — это каждодневные физические упражнения.

Когда Л добрался до отсека управления, там уже находились Мэтт Ливитт — пилот и командир экспедиции — и Дэниел Палмер — ответственный за связь с планетой. Они с радостью приветствовали Л, однако на их лицах отражалась та же задумчивость, что и у Джима.

Бросив взгляд на приборы, Л все понял.

— Давно? — спросил он.

— Три дня на минимальном значении, и продолжает падать, — ответил Мэтт. — Началось две недели назад. Мы продолжаем отправку информации на Мету, но они узнают об этом только через четыреста восемь дней.

Л поджал губы.

Он понимал, что если значение количества антивещества упадет до нуля, этого не хватит им для полета обратно.

— У нас все еще есть шанс, что значение возрастет, — Мэтт покачал головой, — но он ничтожно мал.

— Надо дождаться Стива и решать, — бросил Дэниел. — Как он там?

— Джим начал пробуждать его, когда я вышел, — ответил Л и посмотрел на календарь. — Вы подняли нас на три дня раньше?

Дэниел кивнул.

— Показатели уже давно зашли за критическую отметку. Нужно срочно что-то решать.

Он скрестил руки на груди и глубоко вздохнул. Дэниел сильно изменился за последнее время — прежде обладая сильным могучим телом, он похудел, и было видно, что каждый день он напряженно о чем-то размышлял.

Л догадывался о причине его состояния — Дэниел был единственным, помимо него, у кого на Мете осталась семья. К тому же, Л знал, что ему пришлось расстаться с женой перед подготовкой непосредственно к «M–E».

Но наличие семьи не должно было срывать экспедицию, и Дэниел об этом прекрасно знал. Возможно, он не предполагал, что это может быть настолько тяжело, и начинал жалеть, что принял это решение.

Дэниел исподлобья взглянул на Л.

Он с самого начала относился к Л с подозрением, и последнему казалось, что Дэниел знал все, что он скрывал.

Л спокойно посмотрел ему в глаза в ответ.

— Не нагнетай, Дэн, — проговорил Мэтт, проверяя приборы. — У нас есть время. Очень мало, но есть.

Через полчаса вся команда, включая пробудившегося Стива Роудса — ответственного за бортовые компьютеры и систему управления, — собрались в жилом отсеке.

— Итак, коллеги, — начал Мэтт. — Пока наш с вами полет протекал успешно. Но четырнадцать дней назад я, Джим и Дэниел обнаружили стремительное падение количества антивещества снаружи корабля. Зонд показывает, что это количество скоро упадет до нуля. И с очень малой вероятностью, — он по очереди смотрел всем в глаза, — оно поднимется снова.

Мы все прекрасно знали о таком исходе, и нас об этом неоднократно предупреждали. Также нам предоставили выбор. Выбор, который повлияет на дальнейший ход экспедиции, а вместе с ней, и истории человечества. Мы должны как можно скорее понять для себя, что мы выбираем, к чему идем.

— Ты не хочешь привести цифры, Мэтт? — задал вопрос Джим.

— Я думаю, здесь нам точнее скажет Л.

Л слегка удивился проницательности Мэтта — капитан знал, что Л уже все посчитал.

— Если темп уменьшения количества топлива не изменится, — начал он, не отрывая взгляд от пола, — то можно ожидать, что значение опустится до нуля примерно через год. В этот момент пройденное нами расстояние от точки старта будет равняться 0,9 парсек. Если лететь к точке, где закончится антивещество, от Земли на обычных двигателях... — Он запнулся и поднял глаза.

Четверо космонавтов внимательно слушали его, догадываясь о значении числа, которое он должен был произнести.

— ...путь к ней займет 3876 лет, — закончил Л.

— Немыслимо, — покачал головой Стив. — Какие же огромные расстояния мы проходим ежедневно...

— Даже если лететь поколениями, что само по себе абсурдно, — тихо произнес Мэтт, — то сменится около пятидесяти пяти поколений. За это время к концу пути путешественники могут увидеть уже совершенно другую цивилизацию...

— Надо срочно что-то решать, — повторил Дэниел. — Чем дальше мы летим, тем дольше мы будем возвращаться обратно.

— Но так ли нам важно возвращаться? — спросил Стив. — Прости, Дэниел, но ведь мы летим к конкретной цели...

— Но что если Земля небезопасна для нашего существования? — возразил Дэниел. — Вдруг мы погибнем, как только ступим на поверхность планеты?

— Глупости, — ответил Стив, скрестив руки на груди. — Мы уже давно знаем, что условия жизни на Земле идентичны нашим.

— Я бы не был столь уверенным в этом, Стив...

— Господа, я призываю вас успокоиться, — подал голос Мэтт. — И тщательно поразмыслить. У нас есть всего два варианта: лететь дальше, либо развернуться. Сейчас у нас еще есть возможность затормозить на остатках антивещества и отправиться обратно. Однако полное торможение при уменьшениях топлива произойдет лишь через полтора года. И также полтора года мы будем разгоняться обратно. Таким образом, путь домой с этой точки займет у нас...

Он взглянул на Л.

— Около пяти лет, — тихо проговорил Л.

— А можем двигаться дальше к Земле, — продолжил Мэтт. — Тогда мы прибудем через два года. У обоих вариантов есть как положительные, так и отрицательные стороны.

Если мы достигнем Земли, это будет колоссальным прорывом в нашем развитии и развитии всего человечества. Мы первые ступим на поверхность другой обитаемой планеты и будем первыми в истории обеих цивилизаций, кто войдет в контакт с инопланетными жителями. У нас появится возможность к непрерывному изучению Земли. Мы сможем поспособствовать улучшению жизни на нашей родной планете.

Но одновременно с этим перед нами встанут огромные трудности. Мы должны будем стать частью другой жизни, влиться в непривычное нам окружение, налаживать контакт с землянами. Это может быть опасно, так как мы не ведаем, что нас ждет на Земле.

Мы никогда не увидим своих друзей, родных и близких. Мы должны будем начать новую жизнь и забыть старую.

Он замолк и повисла тишина.

— Так как нас пятеро, — продолжил капитан через некоторое время, — то мнение каждого имеет значение. Так как каждый из нас — часть команды, то решение должно быть общим. Поэтому я предлагаю вынести резолюцию при помощи голосования. Каждый из нас отправит текст «Земля» или «Метаморфоза» соответственно решению на внутренний компьютер. У нас есть сутки на размышления. Призываю вас мыслить не только личными побуждениями, но и общими целями.

Л глянул на Дэниела. Было видно, как он борется с самим собой, и Л боялся, что Дэниел останется в меньшинстве. И тогда он, возможно, никогда не оправится от всего этого.

Когда собрание закончилось, Л направился за Джимом в сторону оранжерейного отсека. Когда они достаточно удалились от других, Л тихо спросил:

— Джим, ты следишь за состоянием Дэниела? Он выглядит, мягко говоря, не очень хорошо.

— Дэниел держится, — ответил Коллинз и, сощурив глаза, пристально посмотрел на Л. — Честно говоря, меня больше волнует твое состояние.

— Мое? — удивился Л.

Джим кивнул.

— Возможно, это прозвучит резко, но ты первый, кому удалось неоднократно обманывать бдительность ЦПК. Я не знаю, как ты это делал, но уверен, что это может терзать тебя сейчас. Я не прав?

Несколько секунд Л смотрел на него, прежде чем ответил:

— Я не знаю, кто я, Джим. Что я за существо. И я лечу на Землю, чтобы узнать это. Если мы развернемся... — Он запустил руку в волосы. — Земля — это моя цель. Но чем дальше мы от Меты, тем, как ни странно, я сильнее хочу вернуться. Невозможно осмыслить то, что твой огромный дом сейчас всего лишь точка в небе, которую не увидишь даже в хороший телескоп.

— Мы все боимся неизвестности, Л, — вздохнул Джим. — Но я уверен, что мы достигнем вскоре Земли. Земля — наш будущий дом. Постарайся понять для себя, что ты — и мы все — летим сейчас домой.

* * *

И вновь те же самые расчеты, бесконечные проверки показателей, очередные вычисления... Он застрял, застрял здесь в ловушке, и очень не скоро он сможет вырваться на свободу.

Но свобода ли его ожидает?..

Они настолько отчуждены, отдалены от жизни вакуумом, что их ценность не представляет абсолютно никакого значения. Но еще более жалким чувствовал себя Л из-за потери своих способностей.

Он не мог абсолютно ничего: ни заставить предметы двигаться силой мысли, ни видеть структуру объекта, ни заглянуть в сознание своих товарищей. Ему перестали сниться сны, о которых он точно мог сказать, что они похожи на воспоминания. Луна, деревья, сине-зеленая трава, серый подвал... Ничего из этого не приходило больше ему во снах, которые сейчас больше напоминали забытье.

Поначалу думая, что отсутствие способностей сделает его ближе к нормальному человеку, он с каждым днем все больше разубеждался в этом. День за днем он ощущал себя все более ничтожным, а возрастающее вокруг безвоздушное ледяное пространство словно сковывало его мысли.

День ото дня сообщения с родной планеты приходили все реже и реже: ответа на отправленное сообщение необходимо было ждать несколько лет. Вести с Эофоса будто тонули в безмолвном пустынном океане, и казалось, что никто никогда больше не узнает о них.

Но экипаж строго каждый день отправлял отчет с информацией о показаниях приборов и общем настроении команды. За их полетом по-прежнему следил весь мир. А за самим Л, как ему виделось, каждый день следил Норрингтон.

Для Л всегда было радостью и облегчением слышать новости с Меты. В эти моменты он ощущал себя — хоть на мельчайшую долю — связанным с другими людьми, хоть и чувствовал себя бесконечно далеким от них. Более того, он узнавал, что его отец жив и здоров, а также получал информацию о том, что происходило в мире.

Здесь, на Эофосе, для того, чтобы не сойти с ума от одиночества, у команды имелись некоторые объекты досуга: множество книг, фильмов, музыки. Но всего этого было так мало по сравнению с огромным количеством информации, которые каждый из членов экипажа получал на планете. Все, что у них было, вся информация, которую они взяли с собой — все уже стало безнадежно надоевшим. Единственное, на что Л мог смотреть вечно в свободные часы отдыха — это фотография океана, которую он сделал незадолго до отъезда.

Он уже не смел и мечтать о ветре, облаках, крутых склонах, опускающих свои каменистые лапы вниз, огромных деревьях, устремленных ввысь, далеких горизонтах, становившихся ближе с каждым его шагом...

Все это осталось далеко в прошлом, казалось сном, и будто всю свою жизнь он летел на этом корабле.

В следующих полетах на фотонной ракете, если они будут, необходимо сделать что-то посущественнее фильмов, фотографий и звуков с Метаморфозы, чтобы пережить это тяжелое время.

О чем он думал?..

Нет, это определенно не было способом межзвездного путешествия. Это чрезвычайно долгое мучение, которое могло проходить только по направлению к планете Земля. Не было и речи о таких же путешествиях к другим звездам.

Нет, человечество должно придумать более простой и эффективный способ таких полетов. Его ракета, как ни печально, — это одноразовое устройство.

Прошел очередной день, и наступило свободное время.

Путники редко обменивались словами и больше молчали, по-видимому обдумывая сложившуюся ситуацию.

Что же они выбрали, какое решение приняли? Какой выбор сделает Дэниел?

Размышляя об этом, Л совершенно забыл про свое собственное решение. Он полагал, что решил все уже восемь лет назад, однако как только он задумался, какое из двух слов отправить на компьютер, он зашел в тупик.

Да, он всегда хотел на Землю.

Но сможет ли он там жить все оставшееся время? Не будет ли тосковать по дому? Никто точно не знал, что может ожидать их на Земле. Вдруг их организм не был приспособлен к жизни на другой планете?

Л вспомнил о том, как терзался желанием покинуть Мету. Ему там не место, — думал он тогда.

Но где же тогда его место?

«Я так стремился к полету, так жаждал уйти оттуда... Но почему, почему так хочется вернуться назад?!»

Пробыв около получаса в одной позе в размышлениях, Л наконец понял истинную причину того, что тянуло его обратно к родной планете.

Люди.

Его тянуло к людям. Это было странно, но ему, вечно отчужденному от людей, хотелось делиться с ними мнением, общаться, развиваться вместе с ними.

«В этом и состоит наша жизнь. Существование в социуме».

Л внезапно показалось, что он ухватился за какую-то мысль, но она тут же улетучилась.

Он нахмурился.

Думая о людях на Мете, он вспомнил безумие толпы на митинге, вечно торопящихся по делам прохожих, которые каждый день просиживали за компьютером, не понимая, что они делали и для чего...

А те ли это люди, с которыми ему необходимо сосуществовать?

Но с кем же еще? Земляне?

На каком же основании ему будет лучше на Земле?

Ответ был только один.

Там была она.

И только она являлась причиной его выбора, только к ней он мог стремиться.

Она ждала его, и он не мог ее подвести.

Лишь она могла дать ему ответ.

Л собрался с духом и напечатал то слово, которое было на уме у него все это время.

Оторвавшись от экрана, он глубоко вздохнул.

«Пусть будет так».

Сон никак не приходил к нему, и размышления снова завладели им.

Он мог видеть время. Но до сих пор он делал это непроизвольно. Что же будет, когда он увидит будущее осознанно?

В любом случае, сейчас он не мог этого совершить — его способности будто отрезало от него.

Если же они все-таки достигнут Земли, вернутся ли к нему его умения? Изменится ли будущее, которое он видел в своих снах?

Что же их ждет дальше?..

На следующий день — утром, если это слово было уместным в вечно одинаковой обстановке на корабле, — команда снова собралась вместе, чтобы прийти к окончательному решению.

Мэтт по очереди открывал сообщения.

— Первое сообщение, — начал он, — Земля. Второе. Земля... Третье — Земля....

Все. Теперь большая часть — за Землю.

— Четвертое, — продолжал командир. — Земля. Пятое...

Подняв глаза, он с толикой удивления посмотрел на коллег.

— Земля.

— Единогласно?! — изумился Джим.

Л в замешательстве уставился на Дэниела.

Тот спокойно обернулся к Л и, чуть улыбнувшись, молвил:

— Земля, — кивнул он, словно подтверждая свой выбор. — Мы ведь проделали такой огромный путь. Было бы глупо отступать.