14.
«Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля…»
Я замер в ожидании огромной мурчащей чёрной морды, но Манька не спешил ласкаться. Песня дошла до припева, когда я, наконец, вспомнил, что нахожусь не у себя дома, и пробурчал ругательство.
Вместе с документами Палыч дал мне ключи от тесной комнатки в одном из деревянных бараков. Их построили в качестве жилья для нуждающихся на короткий срок, но как показала жизнь, нет ничегоболее постоянного, чем временное.
Узкая солдатская койка скрежетала продавленными пружинами, когда я переворачивался на другой бок. Из-за пыльных стёкол, пространство между которыми было оплетенопаутиной и заполнено сухими мухами, в комнату проникал свет — тусклый, серый и больной. Кроме кровати в малюсенькой комнатке два метра на четыре, не было ничего. То есть совсем. Четыре стены, оклеенные газетами, и низкий потолок, почерневший от плесени. На нём темнела блямба динамика радиоточки. Я усмехнулся, вспомнив запрос давешнего еврея с Горбушки о собственной квартире.
Палыч нарочно загнал меня в этот гадюшник: целый район, застроенный развалюхами, был прекрасным местом для того, чтобы потеряться. Подумаешь, к множеству местных небритых рож прибавилась одна чужая. К тому же, в таких условиях совершенно точно не возникнет желания отсиживаться отсиживаться, а Палыч стремился разобраться со всем по-быстрому.
От сна в одежде зудело всё тело. Валяясь в кровати под одеялом, пропахшим пылью, я смотрел в стену и постепенно приходил в себя.
Нужно было переварить события прошедших нескольких дней, проанализировать информацию, составить план… Но делать этого совершенно не хотелось. Вместо этого я предпочёл пролежать почти час, пока мочевой пузырь не заставил меня подняться и проследовать в коридор, где в вековечной темноте, заполненной старыми ботинками, коробками и непарными лыжами, тускло светилась на зелёной бетонной стене одинокая лампочка.
Горячей воды не было: даже на кране наличествовала единственная ручка с синим кружком, но оно и к лучшему — умывание помогло взбодриться. Правда, вытереться было нечем, и я, кажется, стал ещё грязнее, чем был.
Рожа в зеркале выглядела ужасно. Майор Иванов, крутой агент КГБ с лицензией на убийство, Джеймс Бонд двадцать какого-то столетия смотрелся так, словно вот-вот попросит рубль на опохмел. Небритый, опухший, в старом клетчатом пиджаке поверх тельняшки, несоразмерной кепке, офицерских галифе и сапогах, я был похож на уголовника. Впрочем, всё верно. Так оно и было.
Поразмыслив, я решил, что сидеть дома нет ни одной причины. Нужно выбраться куда-нибудь в цивилизованное место и хотя бы позавтракать. Узкая извилистая улица между рядами бараков оказалась ожидаемо грязной — лужи по пояс, довоенный ещё асфальт. За почерневшими от сырости покосившимися деревянными заборами стояли редкие машины и сушилось на верёвках бельё. Из открытых дверей деревянного сарая-гаража доносился ритмичный лязг.
Где-то вдалеке лаяли собаки, навстречу мне прошла сгорбленная старуха в ярко-оранжевом платке.
Как будто я не в двух шагах от центра Москвы, а в райцентре образца девяностых годов двадцатого века. И не скажешь, что где-то мчатся сверхскоростные автопилотируемые машины, боевые корабли Советского Краснознамённого Космического Флота бомбардируют Луну, а человечество почти построило коммунизм и научилось сращивать в симбиозе плоть и железо.
Искомая столовка нашлась у бывшей станции метро Бауманская. Непривычно было видеть пространство вблизи неё незастроенным: я помнил огромный театр, торговый центри множество старинных домов, как на Пречистенке, но сейчас от той, старой Москвы практически ничего не осталось. Она обратилась в руины, а руины расчистили бульдозерами и возвели кривые «времянки», так что над пейзажем теперь доминировали два четырёхэтажных деревянных барака и чудом уцелевшая церковь. Чёрный обугленный шпильна колокольне глубоко вонзался в серое небо, как модернистский памятник приключившейся ядерной бойне.
В глаза сразу же бросалось многолюдье. Куча студентов в тёмно-синей униформе, рабочие с шарикоподшипникового завода, расположенного неподалёку, и множество стариков, инвалидов и ветеранов. Они шли на колхозный рынок: бравые деды с орденскими планками, наполовину железные из-за фронтовых травм, бережно поддерживали под руку своих прекрасных дам, чьи спины были согнуты напополам из-за тяжёлой работы в молодости.
Столовая находилась рядом с трамвайной остановкой и была прилеплена к серой панельной уродине — новому корпусу знаменитого университета.
Во часы занятий она пустовала, и я оказался практически единственным посетителем. Помимо меня за белым столиком в углу сидели два парня лет по шестнадцать и внимательно смотрели на оранжевую голограмму какого-то чертежа, время от времени передвигая или изменяя размер той или иной детали.
— Кофе и три бутерброда с колбасой, пожалуйста, — попросил я у скучавшей продавщицы — крупной краснощёкой девахи с голубыми глазами и ниспадающей на глаза кудрявой светлой чёлкой.
— Тридцать копеек! — ответила она.
— Нету, — помотал я головой. — Давайте по труду.
— Какой коэффициент? — спросила женщина. Я показал новые документы. — Один и два.
— Два бутерброда, — скривилась продавщица.
Я присмотрелся к меню:
— А можно бутерброд и котлету?
— Котлет нету!
— Давайте три бутерброда! — потребовал я.
Да уж. Палыч явно не желал облегчить мне задачу. Был бы мой трудовой коэффициент хотя бы полтора, я бы позавтракал как следует. Можно было, конечно, и за деньги, но Палыч подкинул мне совсем немного, а потому нужно было экономить. Получив заказ и «расплатившись» коэффициентом, я уселся, отвернувшись лицом к стене, и крепко задумался, выстраивая заново всю цепочку расследования. Сзади проехал, стуча колёсами по рельсам, трамвай, и из-за него пол под моими ногами мелко завибрировал.
Итак, что мы имеем, если откинуть лишнее?
Начнём с азов. Некий депутат был убит. Убийцу нашли, но тот, мало того, что не признался, так ещё и умер сам, активировав протокол «Плен» и поджарив собственные мозги.Мотив — есть. Орудие убийства — есть. Улики, вроде одежды и ботинок, — есть. Алиби — нет. Просто прекрасно. Дело можно закрывать и рапортовать о выполнении плана.
Следом ещё одно убийство. Почерк похожий, но есть и отличия. Убитый — депутат, убийца — бывший фронтовик. Самоубийство через активацию протокола плен.
Оставляя за бортом очевидные схожести, можно сказать с уверенностью, что в этот раз всё прошло не так гладко. И мотив неочевиден и убийца — настоящий, а не бедный старшина — показал, что может брать человеческий разум под контроль. Поведение завхоза указывало на это очень недвусмысленно.
Далее — хакеры. Управлять людьми при помощи боевых имплантатов — это даже по нынешним меркам научная фантастика, а значит, специалист, который может это провернуть, очень и очень силён. Один из этих специалистов на допросе поведал, что совсем недавно в Сети появился некто или (бр-р-р, аж мурашки по коже) нечто, из-за чего исчезают его друзья-хакеры.
И вот тут, стоило некоему майору КГБ подобраться к разгадке поближе, как начались внутренние разборки в Конторе. Топорно, очень топорно. Либо тот, кто это затеял, — дилетант (ха-ха), либо он очень торопится. И второй вариант, учитывая последние события с раскрытием непонятно чьей агентурной сети среди высших чинов КГБ, становится наиболее верным. В попытке выиграть время этот некто не жалеет никого и ничего.
И тут встаёт самый интересный вопрос…
Бутерброды были давно съедены, кофе выпит, а я возил ложкой по рыжему осадку в одноразовом стаканчике и задавал самому себе вопросы, которые мучили русскую интеллигенцию несколькими столетиями ранее: кто виноват и что делать? Студенты, ещё не так давно сидевшие тихо, сейчас о чём-то оживлённо спорили.
Задача номер раз: выйти на Разум или того, кто за ним стоит. А самое простое и очевидное её решение — найти кого-нибудь из пропавших хакеров. Хотя бы того Унгерна.
И начать его поиски следовало с глубокой сети, о которой говорил Ионо.
Я покинул столовую и постоял какое-то время, наблюдая за людьми на тротуаре и проезжавшими мимо трамваями. Очень хотелось курить, но сигарет как назло не было — значит, надо бросать. Стрелять сигареты у прохожих я считал ниже своего достоинства.
— Простите! — остановил я спешащего взъерошенного студента с тубусом подмышкой. Тот поднял на меня красные глаза и взглянул, как на неведому зверюшку. Похоже, бедолага категорически не высыпался. — Где здесь поблизости библиотека?
Юноша осмотрел меня недоверчиво. Да, мой внешний вид явно не сочетался с библиотекой, но что поделать — внешность обманчива.
— Дальше по улице, — студент махнул рукой. Он, очевидно, подозревал какой-то подвох. — Две остановки. Минут десять идти.
— Спасибо! — кивнул я и, дождавшись ближайшего трамвая, запрыгнул на подножку. Из-за стекла мне погрозила кулаком старуха в платке.
Кроме неё на меня никто не обращал внимания, поскольку подобное использование транспорта не возбранялось: главное на рельсы не упасть и на контролёров не нарваться. В моём случае второе было куда хуже.
Библиотека располагалась на цокольном этаже восстановленной каменной модернистской трёхэтажки начала двадцатого века. На ней висела мраморная мемориальная доска, гласившая, что в этом доме почти пятьдесят лет назад жил трижды герой советского союза танкист Рубелев. Посему библиотека в доме была не простая, а имени этого самого танкиста Рубелева: об этом мне сказали вывеска и здоровенный портрет героя в небольшом холле. Рядом стоял пыльный красный флаг, а под ним — небольшой конторский стол, за которым сидела стройная молоденькая девушка с русыми волосами. Чёрное платье в белый горошек делало её фигуру похожей на фарфоровую статуэтку — хрупкую и тоненькую.
— Здравствуйте! — улыбнулась она.
— Здрасьте! — я тоже расплылся в идиотской улыбке. — А читальный зал работает?
— Конечно. У вас карточка есть?
— Нет, — развёл я руками. — Впервые в ваших краях.
— Тогда надо завести, — с умилительной серьёзностью сообщила девушка, и я не смог ей отказать.
Изучив мои документы, она вбила какие-то данные в терминал и сказала, указав на дверь, ведущую вглубь библиотеки:
— Проходите. Подшивки журналов в зале не все: если что-то понадобится, обращайтесь. Когда будете входить в Сеть, обязательно заполните журнал и не забывайте записывать адреса. С бумажными книгами осторожнее, могут рассыпаться. Из терминала можете брать электронные книги только на наших носителях, скачивать себе запрещено.
— Как у вас строго, — усмехнулся я.
Девушка нахмурилась:
— Правила придумала не я.
— Понимаю-понимаю. Безопасность превыше всего.
Я прошёл в помещение с низким потолком, тонкими занавесками на высоко расположенных окнах, книжными шкафами, несколькими терминалами и креслами у стен. Посреди комнаты — длинный стол с пожелтевшими подшивками газет и шахматной доской с чьей-то незаконченной партией. Тихонько тикали настенные часы, пахло бумажной пылью, от которой щекотало в носу.
Я уселся за ближайший терминал, на клавиатуре которого лежала помятая тетрадь в линейку с истрёпанной зелёной обложкой. Колючей коричневой бечевкой к ней была привязана шариковая ручка. Когда я увидел эту конструкцию, то чуть не расхохотался, правда, открыв, понял, что смеяться было рано: в журнал требовалось записывать абсолютно всё — не только название страницы, как я предполагал, а полную ссылку. Каждый щелчок подлежал тщательной фиксации на бумаге. Шедевр бюрократии. Впрочем, потакать этому бреду я всё равно не собирался.
Советские компьютеры конструировались по тем же принципам, что и военная техника — в первую очередь характеристики, надёжность и способность пережить ядерный взрыв и уже потом такие мелочи, как удобство и дизайн.
Последними вообще никто не заморачивался, поэтому операционная система «Демос» (Диалоговая Единая Мобильная Операционная Система) работала быстро и производительно, практически не имела уязвимостей, была надёжно защищена от вирусов, но при всём этом ей было невозможно пользоваться.
По чёрному экрану пробежали белые буквы, составлявшие странные и непонятные обывателю слова.
Появилась долгожданная строка «Введите команду», и замигал белый курсор, предлагавший начать работу. Я набрал команды, пару раз ошибившись, и сумел-таки запустить браузер, который показал мне страницу поисковика «Гоголь» — красный фон с четырьмя предназначенными для заполнения полями и надписью «НИИ Специальной Информатики и Алгоритмов Поиска им. М.А. Карцева».
Сверяясь с новыми документами, я ввёл ФИО, адрес и паспортные данные, после чего, наконец, напечатал на механической клавиатуре с чрезвычайно тугими клавишами: «Большая Советская Электронная Энциклопедия сеть Айсберг'.
Клавиша ввода западала, и пришлось по ней хорошенько стукнуть. Не тут-то было. Страница БСЭЭ вывела окно с предупреждением «Информация строго для служебного пользования!» и попросила ввести личный номер и пароль. Пораскинув мозгами, я ввёл подсмотренные когда-то данные Палыча — к чёрту, с него не убудет — и углубился в чтение.
Про Айсберг я слышал многое, но это многое оказалось не более, чем легендами и мифами. Сеть была создана сравнительно недавно кучкой гиков с Горбушки (почему я не удивлён?) и с тех пор росла и процветала. Она представляла собой что-то похожее на старый Интернет: графический дизайн, куча форумов и конференций по интересам, полная анонимность при помощи хитрой системы маршрутизации и подмены адресов. Официальная Сеть была куда скромнее Айсберга — она использовалась простыми смертными лишь для связи в двух-трёх высочайше одобренных мессенджерах, хранения данных а-ля БСЭЭ и страниц учебников, газет, журналов, а также для доступа к порталам госучреждений. Ещё две страницы предназначались для прослушивания музыки и просмотра кинофильмов.
Больше в ней ничего не было, но, собственно, сеть и создавалась не для развлечения, а для связи, военных целей и регулирования плановой экономики Союза. Во многом именно ей Союз был обязан своим экономическим чудом.
А в Айсберге, как в Греции, можно было отыскать всё. Любые доступные средства и способы связи, включая настолько анонимные, что даже Контора кусала локти и не могла ничего поделать. Фильмы, музыка, книги, игры — не только из партийного списка разрешённых материалов, но и вообще всё, включая старые записи. Магазины, в которых можно было достать всё, что было в Союзе, а если чего-то не было, то всегда находилась группа рукастых товарищей, способных сотворить техническое чудо из ничего.
Статья была чертовски интересной: я и не подозревал, что Айсберг и впрямь оправдывает своё название. Сам я с ним дел практически не имел — слышал лишь, что есть специальный отдел, занимающийся глубокой сетью. Они предоставляли нам информацию время от времени, и из-за этого о тамошних спецах ходили слухи, мол, они настоящие Штирлицы, знакомые со спецификой работы в целой Сети, состоящей из преступников, антисоветчиков, вражеских шпионов и торговцев всякой дрянью. А на деле получилось простосмешно: я смотрел скриншоты (с казённой тщательностью подписанные «Изображение экрана?…») и узнавал старые добрые социальные сети, форумы, интернет-магазины.
Мне хватило получаса на то, чтобы разобраться, как работает сеть и как в неё попасть. Небольшие махинации с маршрутизацией, кое-какие настройки, с десяток консольных команд — и я, наконец, попал в тот самый легендарный Айсберг. Это было как возвращение домой. Ни ввода паспортных данных, ни ГБ-шной слежки, ни скучных страниц с текстом. Вместо них — анонимность, свобода и яркая графика даже там, где она была не к месту: некоторые страницы оказались откровенно перенасыщены всякими мигалками, анимацией и всплывающими окнами.
Я вплотную занимался поисками, когда за спиной раздался возмущённый возглас.
— Мужчина, что вы делаете?! — от неожиданности меня чуть не хватил Кондратий. Позади стояла негодующая девочка-библиотекарь: брови нахмурены, щёчки горят. — Что это такое? — поинтересовалась она тоном, который я применял во время воспитательных бесед с Манькой перед тем, как ткнуть его мордой в содеянное.
Я подавил неуместное желание поднять руки и лихорадочно придумывал оправдания, но фантазии, к сожалению, хватило лишь на жалкое: «Оно само».
— Мужчина… — протянула девушка. — Ну зачем вам это? Почему вы ведётесь на всякую… — она пару мгновений подбирала слово, — похабщину? Сеть — величайшее изобретение человечества. Ни один древний учёный и мечтать не смел о моментальном доступе ко всей культурной сокровищнице цивилизации! А вы используете это, чтобы смотреть на всякое… Всяких нарисованных девок!
Я недоуменно посмотрел на экран и чуть не расхохотался: поиски Унгерна завели меня на хакерский форум в тему, посвящённую взлому страниц государственных учреждений. «Нарисованная девка» была аватаром одного из пользователей: безобидная анимешная девочка без какого-либо намёка на упомянутую похабщину. К счастью, библиотекарша принадлежала поколению, не избалованному мультимедиа, и потому обратила внимание в первую очередь на картинку, а не текст, рассказывавший, как хакнуть электронный талон и увеличить еженедельную пайковую порцию масла.
— Простите, — я пристыженно опустил глаза.
— Понимаю, — смягчилась девушка. — Понимаю, как легко человеку, мало знакомому с Сетью, свернуть не туда с пути саморазвития. Учиться, учиться и ещё раз учиться! —назидательно сказала она. — И записывайте адреса, это важно!
Я клятвенно заверил, что тут же пойду читать энциклопедию, и девушка, посоветовав статью про современное земледелие на заражённых радиацией почвах, удалилась.
Какое-то время я действительно сидел, читая статью про теоретические изыскания, связанные с освоением заражённых земель, и она оказалась неожиданно затягивающей. Если вкратце: существовало две «партии» учёных — «почвенники» и «генетики». Первые не достигли никаких особых успехов, и всё, что могли предложить: срыть слой заражённой почвы на метр и уже там стараться что-то вырастить. Вторые были куда интереснее: от группы молодых учёных поступали конкретные предложения по выведению новых сортов пшеницы, картофеля и кукурузы, способных расти в заражённых районах и не накапливать радиацию. И вроде как победа очевидна — родной Партии следовало направить все усилия на поддержку «генетиков», но на стороне «почвенников» были почтенный возраст, авторитет и административный ресурс. В научных дискуссиях они не стеснялись использовать демагогию и переходить на личности. Так несколько месяцев назад был уволен один из специалистов НИИ Растительного генома — его уличили в пьянстве.
Разумеется, информация в БСЭЭ была предложена исключительно официально одобренная, и о «генетиках» отзывались негативно, но мне хватило совсем небольшого расследования, чтобы понять: «почвенники» — те ещё скоты. Их основным аргументом была игра на страхах обывателя: «Неизвестно, что там эти растения нахватают! Они же ненатуральные! Вы хотите радиации наесться?»
Просто группе старых пердунов не хотелось терять статус светил науки. Колесо истории совершило полный оборот, и генетика снова стала продажной девкой империализма.
Закончив со статьёй и тщательно переписав в тетрадь адрес, ругая про себя бюрократов, я снова перешёл в Айсберг и продолжил поиск по никнеймам Унгерн, Чёрный барон и Тевтонец.
По сообщениям я составил его приблизительный портрет: молодой, двадцать пять-двадцать семь лет, технический специалист. Высокомерный, временами до откровенного снобизма: обожал унижать тех, кто знал меньше. Получил хорошее высшее образование, но по распределению попал не туда, куда хотел — как-то обмолвился словом, что ему светила должность в НИИ, но её урвал какой-то «мудила из комсомола», а его отправили на «сраный завод», где работали «одни идиоты».
На форумах слыл, как отличный специалист по взломам страниц государственных учреждений, также мог делать какие-то несложные устройства — значит, имел доступ к заводскому оборудованию и какой-нибудь разряд.
Помимо техники, увлекался историей, был завсегдатаем одной из профильных конференций. Любил ввернуть к месту и не к месту, что немец по национальности, но это вряд ли: я нутром чуял враньё и попытку покрасоваться.
«Тысячи тонн словесной руды» были переработаны в жалкие крупицы информации, из которой половина являлась всего лишь моими догадками, а потому легко могла оказаться недостоверной.
Я снова переключился на Большую Советскую Электронную Энциклопедию, чтобы библиотекарша в очередной раз не застала меня врасплох и не затянула лекцию о самообразовании, вызвал в дополненной реальности новый файл заметок и ввёл в оранжевую текстовую форму, всплывшую перед глазами, все свои догадки. Их оказалось бы достаточнодля поиска Унгерна, если бы я был сотрудником и располагал всеми колоссальными ресурсами Конторы, но сейчас приходилось думать самому — систематизировать и анализировать каждую мелочь.
Просидев в размышлениях почти полчаса, я так ничего и не добился. Единственная идея была дурацкой, но кроме неё ничего не оставалось: дедуктивный метод это, конечно, хорошо, но без вещественных доказательств с таким же успехом можно было набросать портрет подозреваемого, не читая ни один из форумов.
Регистрация заняла пару минут, после чего я вошёл в одну из любимых конференций Унгерна — «Х@кинг'. Жуткое название, от которого веяло ранним-ранним интернетом, когда было модно пихать многострадальную «собаку» во все названия, содержавшие букву «а».
«Привет всем. Я ищу Унгерна».
Ответа ждать долго не пришлось. Посыпались шутеечки, вроде «Поищи в Монголии».
«Нет, народ. Я серьёзно. Унгерн пропал, с ним что-то неладное».
«Конечно, неладное. Он же умер. Лет двести назад».
Я ещё несколько раз попытался вывести людей на серьёзный разговор, но что-то не очень получалось. Пользователи лишь отшучивались и, в конце концов, администрация конференции меня забанила за разговоры не по теме. Жаль, очень жаль. Что ж, попробуем в другом месте…
Время шло, несколько раз дверь тихонько скрипела, и девушка-библиотекарь подглядывала, не смотрит ли странный посетитель на «нарисованных девок», но я вовремя переключал вкладки на БСЭЭ. В зале стало темно и девушка, в очередной раз заглянувшая ко мне, включила свет. Чуть позже пришли два старика, тут же засевшие за шахматы. Они обсуждали что-то своё — талоны, внуков, болячки.
В большинстве конференций мне ничего так и не сказали: либо шутили, либо молчали, либо игнорировали. Я потёр уставшие от монитора глаза, взъерошил волосы и, подняв голову, поначалу не понял, почему рядом с моим никнеймом мигает зелёная единица.
Сообщение! Покосившись на стариков-шахматистов, я открыл почтовый ящик.
«Привет. Зачем тебе Унгерн?»