Шепот Во Тьме [18+]

https://www.youtube.com/watch?v=VyuEK5X3gmY

[Трейлер к книге]

«Ты убила его... ты убила его... ты убила его»

Эти три страшных слова в совокупности все никак не хотели выходить из моей головы. Мой беспощадный внутренний монстр продолжал хрипло нашептывать их где-то глубоко в моём сознании, заставляя меня морщиться от боли, пронзающей грудь каждый чертов раз, когда я вспоминала, что сделала своими же руками, даже не задумываясь об этом. В какой момент моя жизнь стала подобно аду? Казалось бы, совсем недавно все шло своим чередом, и я была обычной, ничем не примечательной девушкой: хорошая ученица в школе, послушная дочь дома и оторва с друзьями и любимым парнем. Но в один момент все в одночасье изменилось. Друзья пропали без следа, узнав, что та Стефани, которую они знали многие годы, стала хладнокровной убийцей, лишившей жизни своего парня, доброго и дружелюбного молодого человека, который также являлся их близким другом и был обожаем обществом. Просто так отняла его жизнь, словно по щелчку пальцев. «Мы не хотим, чтобы с нами случилось тоже самое, что и с Крисом», — презрительно кидали они мне вслед, прежде чем навсегда уйти из моей жизни. Я не была против, потому что знала, что они абсолютно правы. Врачи списали смерть Криса на обычную остановку сердца, которая случается у людей постоянно и которую предвидеть невозможно, ее причины порой непонятны, но я-то знала, что в этой остановке сердца была целиком и полностью виновата я. Если бы не я, он был бы до сих пор жив. Но врачи решили, что простая семнадцатилетняя девочка не при чем, она просто оказалось не в том месте и не в тот момент. Но я, именно я — та, кто был виноват во всем. Я возненавидела общество и окружающих меня людей также сильно, как и они меня. Воздвигнув вокруг себя защитный барьер, я закрылась ото всех, кто еще как-то пытался мне помочь. Многие испытывали жалость и сочувствие, но они мне были не нужны. Жалость и сочувствие не помогли бы мне избавиться от того, чего я не просила. Я не хотела больше никому причинять зла, и обособиться ото всех в этот момент казалось единственным и самым правильным решением. Я не разрешала родителям, которые еще первое время после трагедии пытались помочь, подходить ко мне слишком близко. Я боялась. Я безумно боялась самой себя. Самобичевания с всепоглощающей ненавистью к самой себе — это все, чем я занималась в последние дни. Порой возникали мысли о самоубийстве, но как только я решала воплотить свои мысли в действия, мне мешали. Родители, вдруг осознав, что их дочь уже не спасти, решили, что меня нужно на некоторое время изолировать от общества, поместив туда, где, как им казалось, я буду в безопасности и смогу восстановиться. Как же они ошибались. Психушка никогда не будет тем местом, где человек, над которым посмеялась жизнь, сможет восстановиться. Психушка только сильнее ломает людей, уничтожая их разум, который и до нее был покалечен. Хотя по мнению родителей, «частная психиатрическая поликлиника» это очень квалифицированное заведение, в котором реально лечат людей от их психических заболеваний. Но я, честно говоря, и не возражала против их решения. Мне было откровенно наплевать. Апатия и безразличие ко всему не позволяли взглянуть мне на эту ситуацию по-настоящему. Прострация, в которой я прибывала с момента похорон Криса Эвардса, создала мнимое ощущение того, что хуже, чем сейчас уже не будет. И сейчас, когда меня вели по коридору частной, но не менее ужасающей психиатрической клиники Сакраменто штата Калифорнии я понимала, что может.

Белые холодные стены, которые, видимо, должны оказывать на психически больных людей успокоительный эффект, но сейчас лишь раздражали мои заплаканные глаза, в которых лопнул, скорее всего, не один капилляр, создавая туманную дымку, которая мешала нормально рассмотреть пространство. Серо-грязный потолок, усеянный страшными трещинами, создавал впечатление, что вот-вот, с секунды на секунду он обрушится, засыпая в своей пыли и обломках обычных людей, с кем жизнь сыграла жестокую и совсем не смешную шутку. Я моргнула, и вот надо мной вполне нормальный потолок такого же белого цвета, как и стены, без трещин и падающей штукатурки, с которого свисали лампы, проливающие белоснежный свет на помещение. Под ногами пол, застеленный ламинатом, по которому так легко скользят ноги, обутые в специальные больничные тапочки. По бокам от меня два мощных санитара, чья задача здесь сдерживать психически нестабильных больных от попыток сбежать. Они крепко держали меня за локти, видимо, ожидая, что я могу взбрыкнуться и попытаться сделать тоже самое, что и люди, не по своему желанию попавшие сюда. Но я была настолько ослабевшей, что они даже не вели меня, а скорее тащили, а я безвольной куклой повисла на их руках. Частная психбольница не особо отличалась от среднестатистической психушки, лишь некоторыми удобствами: к каждой палате прилагалась своя ванная с туалетом, в столовой более вкусная еда, а не непонятная похлебка, сваренная из подручных средств, но при этом более тщательный надзор над больными. Меня запихнули сюда с самыми разными диагнозами: глубокая депрессия, склонность к суициду, несколько фобий, не сильные галлюцинации и что-то еще, что я уже не запомнила в силу того, что мне было наплевать, чем я больна и зачем я здесь. Но теперь проходя мимо палат под номерами «55...57...60...65...70...75», я понимала, в какую ловушку загнала себя. Мы остановились у палаты «77». Санитары открыли дверь ключом и завели меня внутрь. Одна половина небольшой комнаты была поглощена во мрак. Во второй я сумела разглядеть кровать, маленькую тумбочку рядом с ней и... всё. Вот что называется роскошью для тех, кто платит больше денег за пребывание здесь?

— Располагайся, ты здесь надолго, — с презрительным смешком сказал один из персонала, после чего они вышли, закрыв дверь. Я услышала, как в замочной скважине повернулся ключ.

— Идите к черту, — выплюнула я тихо, обессиленно опускаясь на край кровати.

— Не советовал бы так с ними разговаривать, — раздался насмешливый холодный голос из темноты комнаты.

От испуга я подпрыгнула, судорожно вздохнув, и уставилась в темноту, несколько раз поморгав. Голос был смутно знакомым, будто когда-то я слышала его и даже была знакома с его обладателем. Неужели опять галлюцинации? Голос казался вполне реальным, с приятной хрипотцой и твердостью и, по идее, должен был принадлежать молодому парню. Но как в моей палате мог оказаться какой-то парень, если для каждого пациента была своя палата? Вот именно, что никак. Однозначно галлюцинации, которые при этом перешли на новую ступень.

— Мне все это кажется, просто кажется, — принялась успокаивать я себя. — Там никого нет.

— Ну что ты так категорично, мне вообще-то неприятно, — ядовито хмыкнули в ответ.

— Это что, шутка? — прошептала я, пытаясь разглядеть кого-нибудь в густой тьме, наполнившей половину палаты. Если здесь были установлены камеры, то тот, кто следил за больными, должно быть, злобно насмехался надо мной, наблюдая, как я разговариваю с пустотой. — Это устроили медсестры, чтобы проверить насколько я стрессоустойчива?

Сощурившись, я обвела взглядом потолок в поисках какой-нибудь небольшой камеры или хотя-бы красной лампочки, которая выдала бы мне ее местонахождение.

— Хотел бы я, чтобы это была просто шутка или проверка, — мрачно отозвались из другой части палаты. — И да, камер здесь нет. Благодаря мне. Мы тут абсолютно одни.

«Мы»?

— Стефани, успокойся, это всего лишь обычная галлюцинация, — проговорила я, обращаясь к самой себе, зажмурив глаза.

 — Стефани? — мурлыкнули заинтересованно из темноты. — У меня была одна о-о-очень давняя подруга, которую тоже звали Стефани.

— Что? — ошарашенно прошептала я, отползая в самый дальний угол кровати. Чувствуя чей-то пристальный взгляд на себя, я не выдержала, истерично вскрикнув. — Прекратите издеваться надо мной!

— Тише-тише, солнце, — успокаивающе проговорила моя галлюцинация, но обращение «солнце» звучало из ее уст язвительно и крайне неискренне. — Если будешь кричать, прибегут санитары и повяжут тебя.

— Почему вы разговариваете со мной? — в панике произнесла я, обращаясь к тому, кого так усердно пыталась разглядеть в темноте палаты и к тому, кого, по-видимому, даже не существовало.

 — Почему ты обращаешься ко мне на вы? — отпарировало непонятно что таким тоном, что невольно казалось, что оно закатило глаза.

Я точно схожу с ума. Боже, почему так быстро?

— Мне срочно нужны мои таблетки, — спохватилась я, шаря по смирительной рубашке, в которую меня облачили. Вспомнив, что у меня забрали буквально все, прежде чем поместить сюда, я нервно выругалась, все еще испытывая надежду найти что-нибудь на кровати, в тумбочке. Перевернув все вверх дном на кровати, я упала на колени возле тумбочки, лихорадочно нашептывая. — Нет, нет, нет, нет.

Если я не найду свои спасительные таблетки, галлюцинации меня окончательно замучают. Все еще чувствуя прожигающий взгляд на своей спине (или мне просто казалось), я ускорилась, рыская по тумбочке.

— Не старайся, ты там ничего не найдешь, — лениво произнесли со спины.

Я помотала головой, не веря. Тот, кто хочет, найдет, я знаю, обязательно найдет...

— Они должны быть где-то тут, должны, — прошептала я скорее себе, чтобы убедить, что я еще не окончательно свихнулась.

— Ищи-ищи, — примирительным тоном проговорили сзади. — Все равно навряд ли что-нибудь найдешь. Но лишать такое солнышко надежды было бы очень жестоко, правда?

Нет, я точно сошла с ума. Я разговариваю со своей галлюцинацией, плодом своего больного сознания, обычным глюком. Я подскочила к двери, чтобы позвать кого-нибудь, кто спасет меня от окончательной потери рассудка.

— Только попробуй кого-нибудь позвать на помощь, — угрожающе зарычали сзади, совсем близко от меня. Повеяло холодом, который мгновенно забрался под мою рубашку, заставляя передернуть плечами.

Когда я почувствовала легкое касание холодных грубых пальцев к моей спине, я пронзительно закричала, отскакивая, но меня схватили в охапку, закрыв рот огромной сильной ладонью.

— Тихо, Стеф, успокойся, — рыкнули мне в ухо, обдавая небольшой участок кожи горячим дыханием.

Меня словно пронзило, и непонятно каким образом я выпуталась из этих «объятий», судорожно отскочив в самый дальний угол палаты и забившись в него, словно он мог как-то уберечь меня от того, кого еще чуть-чуть и я могла бы убить, если бы прошло немного больше времени. Хотя я еще ничего не понимала и не знала о том, чем меня так щедро наградила жизнь, каким удивительным, но смертоносным «даром», но я чувствовала, что лишнее взаимодействие со мной может стать последним для того, кто осмелился это сделать. Санитары, которые вели меня, были в плотных перчатках, которые позволяли мне не задумываться об их касаниях. Но таких перчаток у этой «галлюцинации», оказавшейся реальным человеком, не было. Я подтянула колени к груди и уперлась в них лбом, зажмурившись и глубоко дыша, стараясь успокоиться.

— Не трогай меня. Никогда, слышишь, никогда больше не прикасайся ко мне, если не хочешь умереть, — прорычала я.

— Рыжик, неужели ты совсем спятила с нашей последней встречи? — издевательски усмехнулись рядом со мной.

«Рыжик»... «Стеф»... «с нашей последней встречи»

В моей голове беспорядочно закрутились винтики, я почти услышали их скрипы после долгого бездействия и отсутствия нормально мысленного процесса. Я всеми силами попыталась напрячь память с целью вспомнить, к кому в палату я попала. С кем оказалась в ловушке. С кем-то до жути знакомым, с кем-то, от чьего голоса тело покрывалось мурашками, а волосы вставали дыбом. Я зажмурилась еще сильнее, скалясь от болей в голове, но не желая поднять глаза, чтобы увидеть своего «сокамерника». Погрузившись в самые темные закоулки своего сознания, я пыталась отыскать хотя бы крупицы, хоть что-то, что помогло бы мне разгадать эту загадку.

«Рыжик... Стеф» — эти слова крутились в моей голове, будто подталкивая меня к разгадке. Никто и никогда не звал меня Стеф, для всех я была либо Стефани, либо Стефи. Никто и никогда не звал меня рыжиком, потому что меня всегда раздражали такие прозвища, данные из-за цвета волос, и близкие мне люди знали об этом. Словно шаровой молнией, в моей голове вспыхнула разгадка, и я вспомнила то, что так упорно старалась забыть долгое время. Только один человек называл меня так. Один человек, с кем меня так неудачно свела в один момент безжалостная судьба. И сейчас мы встретились снова. Спустя медленно тянущееся время, которое я потратила, чтобы восстановиться после нашей первой встречи, которой мне хватило с достатком. Неужели жизнь решила еще больше посмеяться надо мной? Кто-то свыше будто так и хотел отомстить мне за жизнь Криса, которую я отняла, и забрать взамен мою.

— Ну же, рыжая, неужели ты не узнаешь своего старого знакомого?

Я резко вскинула голову и распахнула глаза. Мой взгляд перехватил взгляд темно-карих, почти черных, как и душа их обладателя, глаз. Прямо передо мной во всей своей красе возвышался Алек Уайт. Парень, который несколько лет назад бездушно сломал меня, словно хрупкую, но надоевшую игрушку, поделив мою жизнь на рваные, ободранные куски под названием «до» и «после». А я, в свою очередь, сломала его жизнь. Именно я — та, из-за которой он попал в эту тюрьму для психов. Я стала причиной всех его бед. Я разрушила его планы на светлое будущее, также, как и он когда-то разрушил мою еще детскую психику. И теперь мы здесь, вдвоем. Помощи ждать не от кого. Именно теперь он может в равной мере отомстить мне за то, что я перечеркнула его жизнь, засадив в эту клетку, где всем будет наплевать на твои крики, потому что к ним привыкли.

— Думаю, это будет интересно, — ухмыльнулся он по-хищному, будто прочитав мои мысли.

Я снова зажмурилась, сжав кулаки и проклиная тот день, когда судьба в первый раз сыграла со мной злую шутку, толкнув меня в лапы Алека Уайта...

Продолжение следует...

Ну что, как вам, котятки? О-о-очень, просто безумно надеюсь, что понравилось. Что думаете об Алеке и Стефани? И в целом о книге? Стоит продолжать?
Жду ваших комментариев и голосов❤
Люблю и обнимаю💋