Чертог

        − Я люблю тебя, мама, − прижался Майлз к родной щеке. – Я правда не хотел тебя обижать.

Графиня смерила маленького сына непроницаемым взглядом и выпрямилась в своем кресле.

− Зачем ты это сделал? Думаешь, я бессердечная тварь, не способная к сочувствию? Ошибаешься. Ты мог все мне рассказать и не мучить ни себя, ни кого другого. А что подумал отец? Он места себе не находил. Каждый день он проверял твою комнату, в надежде отыскать сына, но все напрасно. Ты исчез.

Майлз провел ночь в слезах. Он никак не мог успокоиться и привести себя в порядок. Будучи безвольным существом, мальчик страдал от этого. Если бы он был хоть на каплю похож на своего отца, то непременно смог бы утолить печаль и утереть слезы. Но он не был копией своего родителя. Он был другим. И страдал от этого.

Складывая вещи в холщовый мешок, Майлз думал об одном – как перехитрить судьбу и спрятаться от гневных взглядов родителей. Он слышал, что его хотят отдать на обучение в далекий незнакомый город, и страшился своего будущего. Майлз хотел остаться дома, под опекой родных и горячо любимых людей. Двумя днями ранее, мальчик, прильнув ухом к двери, слушал разговор родителей.

− Майло уже достаточно взрослый, чтобы стать учеником. Нет больше смысла держать его в замке, − тихо говорила мать Майлза. – Подыши ему достойное место и определи туда.

Граф Грайвер мялся.

− Не слишком ли ты торопишь события, дорогая? Да, скоро наш сын станет взрослым, но это не повод отсылать его как можно дальше. Я мог бы организовать ему домашнее обучение.

− Ничто так не дисциплинирует человека, как университет. – Повысила голос графиня. – Если не хочешь отдавать его в оруженосцы и в армию, то отправь его в университет. В Оксфорд, например.

− Это будет строить нам немалых денег.

− Не экономь на сыне. Тем более что он у нас один.

Майлз слушал и не верил своим ушам. Зачем его хотят отослать из родного дома? Почему он непременно должен ехать в проклятый университет и проживать свое детство там? Ему очень нравились игры дома, и он не видел причин прекращать их.

Нужно было что-то предпринять. Говорить с родителями на тему его будущего было бессмысленно. Они не поймут. Выход был только один – побег.

Собирая вещи в мешок, Майлз думал, куда отправиться. С собой он брал самый минимум, поэтому отправлялся налегке. Было решено выдвигаться с первыми лучами солнца.

− Мамочка, я правда не хочу уходить, − плакал Майлз и ронял горючие слезы на одежду. – Но отправляться в университет не хочу еще больше. Прости меня.

Ночь прошла без сна. Майлз все думал о том, как ему избежать последствий своего судьбоносного решения.

«Мимо привратника не удастся пройти незаметно, значит нужно придумать отговорку, чтобы покинуть замок. Прокрасться незаметно не получится, да и страшный Баал наверняка будет ходить рядом. Что если соврать, что я ухожу погулять? Каковы мои шансы на успех? Примерно ноль».

Лидия Грайвер тоже не спала этой ночью. Ее грызло злое предчувствие, от которого невозможно было избавиться. Что-то должно было произойти, материнское чутье ощущало это. Она уже хотела встать с кровати и пойти навестить Майлза, но недовольный Абрахам отговорил ее в самый последний момент. Лидия улеглась обратно и снова попыталась заснуть.

− Все будет хорошо, − уверял ее супруг. – Завтра утром мы все еще раз взвесим и примем окончательное решение. В конце концов, ты сама хотела этого. А теперь спи.

− Нервишки шалят. Как думаешь, Лешатрь уже спит?

− Давно. Если хочешь, то прими моих успокаивающих капель. Флакон находится в верхнем ящике стола. Только умоляю тебя, успокойся и поспи. С тяжелой головой ты не сможешь и половину дня отходить. Еще заболеешь, а сейчас этого нам как раз не нужно.

− Где ты сказал, находятся капли?

Маленький Майлз стоял около двери привратника. Вокруг было подозрительно тихо. Мальчик постучал. Ему не ответили. Тогда Майлз решительно дернул ручку и та с легкостью поддалась. Как оказалось секундой позже, Шиферс спал на своем стуле в невероятной позе. С открытого рта капала слюна и приземлялась на живот.

− Отлично, − прошептал Майлз и улыбнулся. – Спи спокойно и не просыпайся.

Ворота замка оказалась тяжелее, чем казались с первого взгляда. Мальчик долго провозился с засовом, и дурная мысль о ненадобности побега все сильнее укоренялась в его голове. Только Майлз собрался вернуться в свою комнату, как из коморки привратника послышался шорох. В следующую секунду, дверца ворот словно по волшебству распахнулась перед беглецом, освобождая тому дорогу. Не успев принять важное решение, Майлз выскользнул в холодное утро, оставив ворота болтаться на петлях. Он со всей силы рванул вперед и уже через несколько минут был далеко от родного дома. Повернувшись лишь раз, Майлз заметил возмущающегося привратника, на чьем лице читалось явное недоумение. Но мальчик был уже вне зоны досягаемости, чего он несколько страшился. Возможно, еще не все было потеряно. Что его ожидает, вернувшись он сейчас домой? Долгий разговор с родителями, которые все равно отошлют его в чужой город? Недовольная мина мерзкого Баала? Майлз не хотел ничего из перечисленного. Ноги сами несли его по дорожке, протоптанной много лет назад усталыми ногами путников. Впереди была только неизвестность.

Мальчик дышал полной грудью, но никак не мог надышаться. Ребра сдавливали стальные кольца, которые с каждым мигом все сильнее усиливали свою хватку. Казалось, что легкие заполнялись густой пеной, подступающей к самому горлу. Избавиться от этого фантомного чувства никак не получалось.

− Что же я делаю? – спросил сам себя Майлз.

Его вопрос так и остался без ответа.

Мокрая от росы трава едва касалась щиколоток. Ветер теребил волосы мальчика. Он знал, что родители не спохватятся его еще несколько часов, ибо по своему обыкновению, они спали до полудня. Разве что какой-нибудь слуга наведается в его покои и обнаружит пропажу. Но это маловероятно.

Впереди показался черный лес. Ступать под его тень было страшно, но не страшнее, чем убегать из дома. Зеленые кроны тихо шелестели на своем неведомом языке, с треском покачивались толстокожие стволы. Перед самыми ногами Майлза пробежала белка. На несколько секунд она остановилась и посмотрела на него глазами-бусинами.

− У меня нет для тебя еды, доброе животное. Уходи.

Белка убежала.

− Да ведь и я голоден до ужаса. Почему я не догадался взять с собой немного орехов? Все потому что я глупец и сопляк.

Холодок пробежал по спине мальчика. Воздух был колючим. В лесу не было тропинок. Должно быть, никто не ходил сюда по собственной воле. Сильнее углубляться в темную рощу совершенно не хотелось. Уж больно велик был шанс окончательно заблудиться. Майлз прошел несколько сотен шагов и повернул обратно. Его собственных следов на траве не оставалось, лишь в некоторых местах зеленый ковер был чуточку смят. Это был верный путь, как считал беглец.

Солнце не показывалось из-за тугих облаков. Серые тучи заволокли небо. Вокруг царствовал матовый свет, и казалось, вот-вот пойдет дождь. Нужно было как можно скорее отыскать укрытие, дабы не намокнуть. Листья зашелестели сильнее.

Наконец, впереди показался просвет. Бесконечная череда черных стволов заканчивалась, обнажая за собой пустоту. Майлз усилил шаг и с радостью вышел в чистое поле, засеянное пшеницей. На краю поля располагалась маленькая деревушка, чьи косые домики напоминали умирающих животных. Мальчик стал медленно пробираться сквозь заросли пшеницы, раздвигая ее голыми руками. Незаметно прошло время. Наверное, около двух часов Майлза не было в замке. Он начал скучать по родным стенам. Усевшись у ветхого забора, он заплакал. Проплакал минут пятнадцать и перестал. Шмыгнув носом, мальчик уверенно поднялся на ноги и красными от слез глазами огляделся. Деревня спала. Крестьяне не сильно спешили работать, предпочитая коротать время в постели. Майлзу было их не понять, так как сам он никогда не трудился.

Деревня стояла кольцом вокруг небольшого пустого пространства, похожего на утоптанную поляну. В центре поляны стоял высокий деревянный идол, на личине которого отражался весь ужас захолустья. У основания идола лежали несколько глиняных мисок, подпираемых плоским камнем. Майлз неуверенно подошел к идолу, внимательно рассматривая его поверхность. На древесине были вырезаны горизонтальные линии, изображающие условную грудную клетку божка и вертикальные – для рук. Мальчика пугало страшное лицо идола, молчаливо сторожившего свои подношения. Это крестьяне оставили пищу в глиняных мисках, желая таким образом задобрить своего покровителя. В самой глубокой миске было налито молоко, а в самой плоской лежал хлеб. Не раздумывая, Майлз схватил еду и стал с удовольствием чавкать. Хлеб оказался невероятно вкусным. Даже повар замка не пек такой замечательный хлеб. Выпив все молоко и поставив миски на место, мальчик подошел к одному из домов. Он заглянул в оконце и увидел троих детей, мирно играющих в углу комнаты. Их родителей поблизости не было, из чего Майлз сделал странное умозаключение – они были сиротами. Возможно, так оно и было, а может быть и нет. Странная тоска обуяла мальчика.

Рядом с домом стоял хлев. Двери оказались не запертыми, и Майлз проник внутрь. Здесь было тепло и уютно. Пахло свежим молоком и коровьим навозом. У правой стены ровным рядком располагались стояла. Коровы с удивлением посмотрели на вновь вошедшего, ожидая, что сейчас их покормят. Устроившись на мягком стоге сена, Майлз уснул тревожным сном и проснулся только под вечер. В хлеву было темно, поэтому в естественном желании устремиться к свету, мальчик вышел на улицу. Пока он спал, прошел дождь. Теперь грязь на дорогах размыло, обратив ту в небрежные подтеки и бурые ручьи. Майлз увидел, как перед идолом стоял бородатый старик и чесал затылок, тупо уставившись на глиняные миски.

− Впервые еда пропала, − бормотал старик. − Ни разу никакая животина даже не проявляла интереса к этому съестному, а теперь все исчезло, словно по волшебству. Не иначе, это добрый знак. Боги благоволят нам. Дети! Принесите еще молока и хлеба. Сегодня удачный день!

Трое ребятишек весело высыпали из дома, держа в тоненьких руках кувшин с длинным горлышком и завернутый в тряпицу свежеиспеченный хлеб. Майлз сглотнул слюну и дикими глазами уставился на идолопоклонников.

− Налейте до краев. Нельзя обижать Богов.

Дети послушались и наполнили самую глубокую миску так, что из нее перелилось.

− Отлично. А теперь идите в дом. Мать согрела ужин.

Значит, эти дети не были сиротами, как подумал Майлз. Отчего-то стало грустно. Он вспомнил своих родителей. Они ведь его любили и только из этой безграничной любви желали ему самого лучшего. Но это был не повод отсылать его в город и отдавать на многолетнее обучение, оставив совсем одного. Это было нечестно.

Старик закрыл за собой дверь в хижину и внутри зажегся свет. Майлз понуро вернулся в хлев и, уткнувшись в сено, снова заплакал.

Едва ли ночь опустила на деревню звезды, Майлз покинул свое убежище. Выпив все молоко и закусив хлебом, он тихо подошел к окну. Дети спали на одной кровати, укрывшись шкурами убитых зверей, наверное, волков. Старика и матери не было видно.

Как там сейчас дома? Должно быть, пропажа обнаружилась. Как повели себя родители? Громко рыдали или просто пожали плечами? Нет, они любили Майлза и не могли ограничиться такой мелочью. Не иначе, как весь замок был поднят на уши и до самого позднего вечера был не на шутку взбудоражен. Мальчику хотелось домой. В хлеву хоть и было тепло, но вонь стояла невыносимая. Само сено пропахло едкой мочой. Его пора было менять.

Опустив тяжелую голову на свою импровизированную подстилку, Майлз забылся дремучим сном. Проснулся он на рассвете. Стоял на удивление солнечный день. Сквозь щели в стенах просачивался золотистый свет и падал на массивные спины коров. Щебетали птицы. Дверь в хлев распахнулась и вошла маленькая девочка лет семи. Майлз едва успел спрятаться за стог и затаить дыхание. Он наблюдал, как девочка кормила коров из огромного ведра, удерживая его двумя руками. Животные с удовольствием ели. Когда девочка покинула хлев, Майлз поспешил за ней. Ему страшно хотелось перекусить. Не стоило попадаться на глаза хозяевам фермы, ибо это могло нехорошо закончиться. Мальчика могли принять за вора или бездомного попрошайку, и тогда остается только гадать, какая участь ему уготовлена. Лучше оставаться незамеченным, питаясь подношениями деревянному идолу. Это была не лучшая доля, но выбирать не приходилось.

На улице стояла жара. Майлз отер со лба пот и прищурился. Недоуменный старик снова стоял перед глиняными мисками, почесывая затылок.

− Ребята, это... принесите еще еды, − громко сказал он. – Не задерживайте Богов. Все та же девочка вынесла из дома высокий кувшин и подала его старику. Тот бережно налил молока и поправив свою рубаху, взял косу.

− Я в поле, − крикнул старик женщине. – Буду поздно. Ужинайте без меня.

Женщина понимающе покачала головой и уселась в глубокое кресло, которое вытащила минутой ранее. Принявшись вышивать, она изредка поглядывала на играющих детей.

− Теперь ты будешь собакой, − смеялась девочка, выхватывая мячик. – Становись в центр.

Совсем маленький мальчик безуспешно пытался поймать мяч, но из-за своего низкого роста, у него это никак не получалось. Наконец, окончательно обидевшись, он перестал играть с другими детьми и в слезах убежал в дом. Женщина проводила его равнодушным взглядом и что-то сказала двум оставшимся на улице ребятам. Майлз не слышал ее слов. Вернувшись в хлев, мальчик долго пролежал на неуютном сене, вспоминая свою любимую кровать с мягкими подушками. Все это вспоминалось ему словно из сна, а ведь прошел всего один день. Он не знал, что скажет родителям, когда вернется. Но необходимость возвращения даже не стояла под вопросом. Нельзя было вечность жить в хлеву и пить молоко деревянного Бога. Рано или поздно он постучится в родные ворота, но получит ли ответ? Что если привратник не пустит его? Хоть и видимых причин для того не было, но ведь возможно все. Тем более что в последний раз он мирно спал в своей коморке, не выполняя возложенные на него обязанности. А ведь именно для того его и держали в замке.

Время тянулось невыносимо медленно. Так происходит всегда, когда бездельничаешь или занимаешься нелюбимым делом. Майлз выскользнул из хлева, немного прошелся по окрестностям деревни и вернулся обратно. Коровы недовольно мычали и вертели своими рогатыми головами. Мол, чего вернулся? Уходи. Максимально уютно устроившись на сене, мальчик принялся разглядывать высокий свод своего убежища. Чем-то он напоминал ему замок. Отличие состояло разве что в искусности выполненной отделки. Потолки Силентиума украшали каменные паутинки, а хлева – деревянные балки, через которые были перекинуты многочисленные веревки.

Вошла женщина. Устроившись перед стойлами, она занялась доением коров. Те в свою очередь, кивали в сторону копны сена, за которой прятался мальчик. Женщина не придавала этому никакого значения и что-то насвистывала себе под нос, увлеченная делом. Перелив молоко в железный бидон, она вышла из хлева и растворилась в солнечной суете.

Когда стемнело, Майлз покинул хлев. Живот невыносимо урчал. Его стягивала боль. Со вчерашнего дня во рту мальчика не было и крошки. Он подбежал к идолу и принялся жадно глотать молоко, закусывая хлебом, уже черствым.

− Попался!

Майлз в ужасе рванулся в сторону, но крепкая рука надежно держала его за плечо.

− Отпустите! – лепетал Майлз. – Я больше не буду воровать еду!

− А я то было правда подумал, что Боги питались нашими подношениями. Все оказалось куда прозаичнее. Да не вырывайся ты, спокойно, спокойно.

Майлз послушался и прекратил попытки выскользнуть из рук. Он поднял голову и увидел доброе лицо старика.

− Пошли-ка в дом. Накормим тебя, как полагается.

− Так как ты сказал? Грайвер?

− Именно.

Мальчик хлебал луковый суп, не попадая в рот и проливая излишки на грудь.

− То бишь сын нашего графа?

− Ага.

− Во дела. Слышала, мать? Сын графа ел наш хлеб и не привередничал.

Женщина одобрительно кивнула.

− Даже если это правда, то как ты оказался в нашей деревне?

− Убежал из замка, − односложно отвечал мальчик.

− Зачем это?

− Все дело в моих родителях. Они хотят отдать меня в чужой город и оставить там одного.

− Так что ли принято у аристократов? – погладил лоб старик. – Послушай, малец. Убегать из дома это не выход. Ты только расстроил своих родителей. Уверен, они тебя любят.

− Тогда зачем нужен этот город? Мне и дома хорошо.

− Это для твоего же блага. Ну подумай сам. Не станут же они понапрасну тебя мучить. В любом случае, это не навсегда. Через какое-то время ты вернешься в замок и будешь жить, как прежде. Вот что, сейчас ты хорошенько поспишь, а завтра мы отведем тебя домой. Я отведу. И не вредничай. Лучше ешь свой суп, пока не остыл. Проголодался, а? И где ты прятался?

− У коров.

− Во придумал. Молодец. Но больше так не делай. Это я добрый старик. А могут найтись те, кто за подобные шалости выпорет и не подумает, что ты сын графа.

− Спасибо за еду. Все очень вкусно.

− Это хозяюшке говори благодарности. Она старалась.

Женщина покраснела.

− Ну все. Пора спать, − встал со стула старик. – Завтра уже будешь спать на шелковых подушечках и укрываться одеялами с золотой вышивкой. А пока не побрезгуй нашими скромными покоями. Хотя они явно лучше того сена, на котором ты спал раньше. Даже не верится. Такой дорогой гость в нашей хате. Не забывай мою доброту. Кто знает, может именно из-за меня ты вырастишь хорошим человеком.