Чертог

Дверь открылась.

20 июня 1271 года студент Майлз Грайвер вышел из здания архива, держа под мышкой тонкую тетрадь, лишь часть крупного трактата, который он переписывал уже несколько месяцев. Солнце припекало. От духоты помещения, камиза* под тонкой курткой насквозь пропиталась потом. Легкий порыв теплого ветра всколыхнул прядь волос и иссушил влажный лоб. Юноша поправил рукава куртки и аккуратно разгладил края тетради. Едва он спрятал свою ношу под одеждой, как скверного вида попрошайка подскочил вплотную к Грайверу и принялся трясти прогнившей ладонью перед самым его лицом. Морщась от вони бродяги, Майлз попятился и прикрыл глаза. Воспользовавшись этим, нищий с еще большим напором наскочил на студента, почти прижав его к шершавой стене и лишив возможности свободно двигаться. Проведя пару мгновений в замешательстве, юноша вовремя опомнился. Опустив глаза, он увидел костлявые черные пальцы, которые словно лапки паука бегали и ощупывали пояс. В порыве бурлящего гнева, Грайвер сжал кулак и резким движением предплечья, оттолкнул от себя вора. Тот подался назад, на миг утратил опору под ногами и бесформенной массой плюхнулся на булыжник дороги, раскинув в разные стороны конечности. Никого из тех, кто проходил мимо не привлекло произошедшее секундой ранее. С невозмутимым видом люди обходили лежащее тело, а иногда, не замечая его, наступали на запястье или спотыкались о голову. Чертыхаясь, они кривили лица и уходили, не сбавляя шага.

Стряхнув приставшую к куртке пыль, Майлз постоял над попрошайкой и увидел, что тот едва заметно кряхтит. Юноша шмыгнул носом и, переступив через разбросанные ноги, направился вдоль улицы мимо сплошной стены фасадов.

Был полдень. Жаркий день. В городе школяров и студентов всегда шумно и весело. Всегда запах знаний, смешиваясь со смрадом попоек, кружил голову вновь прибывшим и заставлял странствующих школяров задерживаться подольше. Всегда стычки между горожанами и учащимися заканчивались плачевно для обеих сторон конфликта, и виновны тогда были все без исключения. Таковы законы и реалии города-университета. Жить ими приходилось в независимости от желания и статуса.

Ими жил виконт Майлз Грайвер, потомственный дворянин и наследник замка в небольшом графстве на краю королевства. Замка, куда он грезил вернуться с самых первых дней появления в Оксфорде. Ему часто виделись сны. В них знакомые с детства стены и горячо любимые лица нагоняли воспоминания и тоску, с которой юноша не мог бороться. Он отчетливо помнил день, когда покинул родовое гнездо. Мать тогда утирала глаза расшитым цветами платком, отец с прищуром и поджатыми губами смотрел на готовую повозку. Кто-то улыбался, кто-то всем видом выражал безразличие. Повар, по своему обыкновению, ссутулившись, стоял в теньке и с приоткрытым ртом таращился на собравшихся. В тот день солнце светило необычайно ярко и утомляюще. Гнедой мерин топтался на месте, недовольно фыркая, мотая головой и взрывая копытом сухую землю. Рябой конюх со злобой поглядывал на него, но сам от жары не переставал чесать сальные волосы и пыхтеть под нос ругательства.

Майлз ненавидел тот день. Он терпеть не мог тяжелый суконный плащ, подходивший для холодной зимней погоды, но который напялили на него в солнцепек. Он взрывался от мысли, что расстается с прекрасной и беззаботной жизнью, играми и сытной едой, шутками отца и лаской матери. Но больше всего его бесило тогдашнее эмоциональное одиночество.

Глазами ребенка смотрел Майлз на стоявших поодаль людей и понимал, что с его уходом, их жизнь ничуть не измениться. Они так и продолжат вставать по утрам, с легким сердцем проживать день и ложиться спать. Они будут стареть, покрываться морщинами и сединой, но делать это в спокойствии и умиротворении. Оставалось лишь молча завидовать им.

Толстый мужик жестом указал на повозку. Майлз залез на нее и устроился рядом со своим тюком. Мужик лениво сел за вожжи и хлестанул коня. Тот заржал, и телега с толчком тронулась, протяжно заскрипев осью. Юноша оглянулся и увидел, как родные люди начали расходиться по своим делам. Оставалась стоять только матушка, опустив голову и уткнувшись носом в тяжелый от слез платок. Седовласый старик подошел к ней и принялся что-то говорить, положив руку на плечо. В конце концов, они исчезли в дверях.

Все ушли. Остался только Майлз да напевающий неприличные песенки возничий. Высокие башни еще долго чернели на фоне голубого неба. Повозка свернула, и башни растворились, пронизанные ослепительным светом золотого диска.

Вид города пугал до дрожи в коленках и бешеного разгона сердца. Майлз думал, что все взгляды были обращены к нему, отчего он прятал глаза и зарывался поглубже в обмякший с одного края тюк. Здесь было слишком шумно и многолюдно. В лице каждого прохожего юнец видел агрессию и неприязнь. Каждый выглядел как законченный мерзавец и подлец. В их глазах не было доброты, а рты постоянно кривились от ухмылок и смешков. У ворот стражники с алебардами отгоняли нищих, рассчитывающих поживиться у приезжих. Попрошайки хватались за телеги и хрипло стонали, некоторые пытались остановить лошадей, бросаясь под копыта. Люди в броне бесцеремонно стаскивали их, бросали в дорожную грязь, а точнее, в то болото, что разливалось под колесами. Вездесущий шум раскалывал голову. Со всех сторон раздавались брань и проклятья, и невозможно было разобрать, кто являлся их источником.

Проехав глубже по улицам, Майлз мог позволить ушам немного отдохнуть. Здесь он отметил намного более спокойную жизнь, не вызывающую резкого внутреннего отторжения, в отличие, от въезда в город. Повозка остановилась около двухэтажного паба с высокой крышей, и возничий приказал юноше вылезать. Майлз выволок свой помятый тюк и взгромоздил его на спину. Мужик не обмолвившись и словом с пассажиром, пошел вдоль улицы, резво размахивая правой рукой. Привязанный к столбу конь вопросительно посмотрел ему вслед и недовольно фыркнул.

Это была очень тесная комната, устланная старой соломой. В ней собралось несколько десятков людей, возраста примерно, как Майлз. Каждый из них или сидел на полном мешке или держал его рядом с собой. Юноша с облегчением бросил на пол тюк и одной рукой оперся на него. В комнате под самым потолком была настежь открыта форточка, через которую поступал живительный воздух. На подступах к ней сидели утомленные мальчуганы, запрокинув головы и открыв рты. Подобраться к забаррикадированному мешками и тюками источнику свежести было невозможно, поэтому Майлз довольствовался одним видом светлого неба и обрывком розового облака.

− Бывай, − бросил пузатый мужик и вышел из комнаты.

Если бы Майлз чуть раньше понял ситуацию, то, не раздумывая бросился бы за возничим и ни за что не отпустил бы того, не позволил ему так просто уйти. Но как бы ни так. Все произошло слишком быстро. Юноша рванулся к открытой двери, с надеждой высунулся, но увидел лишь бредущих в его сторону груженых сверстников.

Прошло тринадцать лет. Проучившись на обязательном артистическом факультете, который давал знания таких наук как грамматика, диалектика, риторика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия, Майлз поступил на юридический факультет. До завершения обучения оставалось всего два месяца. Это и радовало и пугало одновременно. Привыкнув к тяжелой и неутихаемой студенческой жизни, Грайвер совсем не помнил ту, которая благоухала в стенах любимого замка. Все, что осталось от былых времен это стойкое убеждение в необходимости вернуться домой.

Светловолосая девочка в розовом платьице продавала цветы. Майлз купил букет бархатистых синих фиалок и быстрым шагом направился к небольшому трактиру. Над входом на двух железных кольцах висела вывеска. Выцветшей бежевой краской на ней было намазано «Ржавая пика», а под надписью красовались два нарисованных треугольника, составляющих подобие наконечника копья. Не успел юноша поднести свободную руку к двери, как она с грохотом распахнулась, и из полутемного помещения вывалилось небритое и хмельное нечто. Это нечто, наклонив корпус под невообразимым углом, перебирало толстыми ногами в разодранных на левом колене портках. Майлз едва успел отскочить в сторону и спастись от прямого столкновения с человеком–тараном. Просеменив еще несколько метров, нечто повалилось на желеобразный живот и принялось лениво перебирать руками, протаскивая свою тушу по голой земле. Грайвер скользнул в открытую дверь и с головой погрузился в атмосферу вечного праздника. С порога воняло пивом и мочой. Перебранки, хрюканье, то и дело раздававшийся надрывистый хохот заполняли мрачное помещение «Ржавой пики». К кирпичным столбам крепились подсвечники с длинными застывшими нитями свечного сала. Свет от свечей вырисовывал дугообразные спины и округлые головы посетителей. Майлз окинул быстрым взглядом комнату и убедился, что все столы до единого были заняты. Шаркающей походкой он подошел к стойке трактирщика, где пузатый хозяин заведения натирал дубовое покрытие куском сукна. Над самой головой мужчины раскинулись косы чеснока и пучки сушеных трав.

− Чего подать? – низким голосом спросил кудрявый трактирщик, не поднимая глаз.

− Пива, – коротко ответил юноша и обратил взор на неприметную фигурку, скрючившуюся чуть правее от хозяина, у бочек.

Фигурка ловким движением подцепила деревянную кружку и наполнила ее пенной жидкостью, после чего встала, выпрямилась и расплылась в широкой улыбке. Майлз ответил тем же. Девушка в светло–сером чепце поставила полную кружку на стойку и вытерла руки о фартук. Еще одно бурое пятно осталось на нем. Трактирщик, видя радостные улыбки молодых людей, потянул ртом спертый воздух и слегка повернул голову.

− Сильвия, сходи вынеси собакам кости, а заодно ополосни кружки. Пару минут тебе, − хозяин помолчал, после чего тихо добавил, − работы много.

Худощавая девушка вытащила наполовину пустое ведро с костями и собрала из-под стойки четыре кружки. Держа ведро в одной руке, а кружки в другой, она медленным шагом скрылась в подсобном помещении.

− Чего встал? – бросил кудрявый трактирщик и махнул пальцами в сторону подсобки, − время уходит же.

Майлз схватил свою полную кружку и по пути расплескав пену, поспешил за вышедшей из комнаты.

На заднем дворе девушка вываливала кости собакам. Два барбоса: печеночного окраса и палевого кружили вокруг кормилицы и нетерпеливо высовывали широкие языки. Опустошенное ведро она поставила у самых ног юноши.

− Брось эти кружки.

− Да как же, а потом хозяин меня без харчей оставит.

− Брось, говорю.

Майлз вынул из-за спины левую руку. Синие пятнышки вспыхнули в карих глазах. Девушка остолбенела, продолжая держать ослабшей рукой четыре кружки.

− Привет, Сильвия. Давно не виделись.

− Давно, Майлз.

Кружки бесшумно покатились по высушенной солнцем земле. Хруст костей приглушал птичьи трели.

− Фиалки, твои любимые, − юноша протянул букет.

− Я, было, подумала, что ты забыл меня или уехал.

Сильвия взяла нежными руками цветы и прижала их к груди.

− Никогда не говори так. Даже если бы я лежал при смерти, то непременно послал бы тебе весточку.

− Тогда почему ты не приходил почти полгода? Где ты пропадал так долго? Или только смерть достойный повод для напоминания о себе?

Слезинка заблестела у краешка глаза.

− Это сложно объяснить, может, присядем?

Майлз указал на скамейку в тени выпирающей части крыши. Девушка сняла с головы чепец, обнажив темные волосы, собранные в пучок. Оба молчали в нерешительности.

− Там, в трактире, ты улыбнулась, − нарушил гнетущую тишину юноша.

− Потому что я обрадовалась. Увидела тебя, хотя, наверное, стоило обозлиться. В конце концов, это часть моей работы – улыбаться посетителям.

− Но ты-то сразу признала не простого посетителя.

− А что с того? Будь ты хоть моим покойным батюшкой, я бы улыбнулась. Зачем привязываться к простым вещам. Эмоции быстрее разума и в тот момент эта истина подтвердилась.

− Прости, я собирался прийти, собирался много раз, но... не решался. Я много думал, боялся, попрекал себя за это, но боялся. И вот, все же смог перебороть страх. Наверное, эта разлука была нужна.

Девушка вздохнула и опустила глаза на цветы. Солнце припекало все сильнее. Собаки догрызли кости и мирно лежали у своих будок, не переставая смотреть на людей. Не было слышно ни звука из трактира, казалось, что он здесь и не стоял.

− В тот самый день, ты сказал, что хочешь навсегда связать свою жизнь с моей, сказал, что это не пустые слова или опрометчивое решение. А потом исчез на полгода. О чем я должна была думать, Майлз?

− Я слабак. Я страшился снова посмотреть тебе в глаза, Сильвия.

− Но почему?

− Боялся, что сломаю тебе жизнь.

− Ты дурак, − вскрикнула девушка, − если ты подумал, что можешь сделать мне еще хуже, чем сейчас, то ты просто дурак.

− Видишь ли, все не так просто. Я - виконт, будущий граф. Мои родители не захотят видеть рядом со своим сыном дочь обедневшего сквайра, а тем более... мертвого.

− Ну да. Когда они узнают, что за мной нет и ржавого пенса приданого, то свалятся от удара. А потом я скажу, что сбежала из женского монастыря, где должна была учиться и работала в захудалом трактире, мыла кружки и выносила помои. Как по мне, неплохая невеста для графа. Зачем ты вообще говорил те слова?

− А знаешь, плевать на их мнение. Пусть хоть испепелят меня своим гневом и выгонят прочь. К черту это, к черту... замок, к черту титулы.

− Нет, − тихо прервала его Сильвия, − не порть себе жизнь ради никчемной служанки. Мне тяжело думать о себе, как о причине возможных бед. Лучше нам больше не видеться.

Девушка поднесла чепец к намокшим ресницам.

− Так будет лучше, − добавила она.

Сильвия встала, надела обратно чепец и, оставив цветы на скамейке, принялась собирать кружки. В большом корыте на ножках с мутной мыльной водой она зачерпывала ими воду и сливала обратно. Майлз подошел к корыту и взял из рук девушки одну из кружек, после чего начал повторять манипуляции по полосканию сосудов. На задний двор выбежал трактирщик.

− Сильвия! Сколько можно копаться? Сейчас каменщики на обед придут. Самое жаркое время начинается, а ты попусту прохлаждаешься.

− Уже иду, − угрюмо ответила девушка и встрянула кружкой, избавляясь от воды.

Трактирщик ушел.

− Я еще вернусь, − сказал Майлз и провел пальцем по шершавой мыльной древесине, − и заберу тебя отсюда, лесная нимфа.

− Лесные нимфы не драят полы и не разносят выпивку, − едва заметно улыбнулась Сильвия.

− Я приду в самое жаркое время, когда каменщики заходят на обед. Приду с самым огромным букетом фиалок! Скуплю все фиалки в городе, а что не смогу купить – украду. И на глазах всех посетителей заберу тебя из этого поганого места. Мы уедем в замок и будем жить в нем, как и мечтали, лучше всех королей и королев. Вот только закончу учебу и обязательно вернусь.

− Тогда я буду ждать, виконт Майлз Грайвер. Ты не притронулся к пиву.

− Ненавижу пиво.

* Здесь Камиза – Рубаха (камиза). Нижняя рубашка (аналог белья). Длина рубашки - до середины бедра, рукава длинные, к низу зауженные.