4 глава
Тишина ночи была обманчивой. Я лежал на спине, упершись затылком в твёрдую землю, наблюдая за небом. От холода лицо слегка покалывало, но я уже давно привык к этому ощущению. Осенний воздух был сух и свеж, как горькое вино. Звёзды, словно осколки разбитого стекла, разбросаны по тёмно-синему куполу. Они не мерцали, как в городах, где воздух затянут дымкой, а сияли ясно и чётко, обнажая свою вечную природу.
Но больше всего меня пленила луна. Огромный круглый диск, расплавленный кусок янтаря, медленно поднимался над линией горизонта. Её свет, мягкий и тягучий, словно мёд, проливался на землю тонкими нитями, окрашивая серую землю и силуэты людей в ржаво-оранжевые тона. Полная луна всегда завораживала меня. Её лицо оставалось одинаковым из века в век, неизменным свидетелем всех человеческих ошибок и преступлений. В какой-то момент мне даже показалось, что она смотрит на меня в ответ.
Я смотрел на неё слишком долго. Чересчур долго. Луна всегда вызывала во мне странное чувство беспокойства. Её свет проникал под кожу, как игла. Я чувствовал это особенно остро теперь, когда голод поднимался из глубин моего естества.
Этот голод был не таким, как жажда воды или желание поесть. Он был тягучим и всепоглощающим, как болезнь. Жил где-то внутри, глубоко под рёбрами, а потом вдруг взрывался, растекаясь по венам, отравляя сознание. Сначала он был похож на зуд — едва ощутимый, будто мошка жужжит возле уха. Но стоило задержаться на чём-то красном — на пятне крови на бинте или огне от взрыва, — как зуд перерастал в яростную боль.
Я закрыл глаза и втянул воздух носом. Резкий запах земли и сырости, запах пота и грубой ткани солдатских шинелей. Но среди всех этих запахов я всегда мог вычленить один — запах крови. Он не был явным, не был сильным, но я чуял его, как зверь чует добычу в трёх километрах от логова.
— Ты в порядке? — голос выдернул меня из этого состояния.
Я вздрогнул и приоткрыл глаза. Герт Вайс сидел рядом, скрестив ноги, и жевал кусок чёрного хлеба, будто не замечал ничего странного. Его лицо, освещённое лунным светом, выглядело спокойным и даже каким-то мягким. Свет сделал его волосы почти серебряными, а голубые глаза — бездонными, как колодец в полнолуние.
— Просто устал, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал смиренно.
— Ещё бы, — Герт ухмыльнулся и подбросил в рот крошку хлеба. — Я тут подумал: а ведь ты из тех, кто может не спать сутками, да? Спокойный как удав. Все вокруг носятся, как оголтелые, а ты лежишь и смотришь на луну. Будто она тебе что-то шепчет.
— Не смешно, — бросил я, отворачиваясь.
— А я и не шучу, — пробормотал он, склонив голову набок и разглядывая меня. — Но знаешь, иногда так и надо. Не суетиться. Просто смотреть на луну. Вот кто нас всех переживёт, так это она. Ей плевать на наши войны и амбиции.
Он даже не подозревал, насколько он прав. Луна действительно смотрела на нас всех одинаково. Как на муравьёв, которые сами копают себе могилу. Уилльям Далтон когда-то верил, что мир можно изменить, можно его понять и даже победить. Но Уилл Гроссер знал правду: всё это — только пыль под ногами времени.
— Спи, Вайс, — сказал я. — Завтра будет трудный день.
— Как и всегда, — пробормотал он и лёг рядом, натянув шинель повыше на лицо.
Но я не спал. Мои глаза снова искали луну. Она уже поднялась выше, и её свет стал холоднее, почти белым. Мне казалось, что этот свет проникает под кожу, заполняя меня изнутри. Голод никуда не ушёл, он только затих, как волк, спрятавшийся в кустах. Но я знал, что он ждёт. И он дождётся.
Моё дежурство началось на рассвете. Я склонился над телом солдата, что-то бормоча себе под нос. Раны были глубокие, грязные, как будто его протащили по всему фронту лицом вниз. Кровь шла обильно, а я, как зачарованный, смотрел, как она капает на землю, превращаясь в чёрные пятна. Запах был густой, металлический, но для меня он всегда имел сладкий привкус.
Я почувствовал жар внутри себя. Голод поднял голову, как зверь, что долгое время дремал в своей норе. Я сжал зубы и с силой опустил руки на его раны, будто хотел остановить кровь. На самом деле, мне просто нужно было почувствовать её под пальцами.
— Держись, — хрипло сказал я раненому. — Всё под контролем.
Это была ложь. Ничего не было под контролем. Пульс у парня бился часто, его глаза метались, как у животного в ловушке. Я слышал каждый его удар сердца. Шумный, громкий. Моя челюсть сжалась. Я почувствовал, как клыки на мгновение прокололи десну.
— Чёрт... — я выдохнул и зажмурился. — Сосредоточься.
Но сосредоточиться не вышло. Я склонился ниже, почти касаясь лицом его шеи. Густой запах пота, крови и земли смешался в единую волну, накрыв меня с головой. Я уже не слышал войну. Был только он и его пульс. Ритм. Ритм. Ритм.
Мои клыки прокололи кожу, как острые иглы. Вкус крови обжёг губы, обволакивая небо и язык сладкой волной. Я сделал короткий вдох, будто на мгновение вернулся к жизни.
— Ты чего творишь?! — раздался резкий голос за спиной.
Я отдёрнулся, отпуская раненого. Его глаза были закрыты, он потерял сознание. Я медленно поднялся, облизывая губы, будто это могло что-то исправить.
— Эй, ты! — повторил голос. — Ты его что, кусал? Ты издеваешься?!
Я обернулся и увидел мужчину. Высокий, жилистый, с жёсткими чертами лица. Его глаза сузились, и он сделал шаг вперёд. Рука медленно потянулась к поясу, где висел нож.
— Вам показалось, — произнёс я ровным тоном.
— Правда? — он фыркнул и кивнул на солдата. — У него на шее следы. Два чёртовых следа, как от укуса змеи.
— Он бредил, пытался меня схватить, — я шагнул навстречу мужчине, стараясь говорить спокойно. — Его ногти зацепили мне губу. Вот и кровь.
— Да ну? — его глаза блеснули недоверием. — А ну-ка, открой рот.
— Чего? — я нахмурился.
— Рот открой, говорю! — он шагнул ближе, уже крепче сжимая рукоять ножа. — Давай, открой.
Я стоял неподвижно, не двигаясь ни на дюйм.
— Слушай, я просто делаю свою работу, — произнёс я. — Если тебе нечего делать, найди, кого проучить, а не стой тут и не мешай.
Мы долго смотрели друг на друга. Он пытался прочитать что-то в моих глазах. Но я давно научился быть пустым.
— Говорю тебе, держись подальше от меня, — добавил я тише, почти шёпотом.
Его пальцы разжались, и он убрал нож. Но взгляд не отвёл.
— Слежу за тобой, — произнёс он и ушёл.
Я остался на месте, не шевелясь, пока его шаги не стихли. Затем посмотрел на небо. Луна уже почти исчезла, уступая место серому рассвету.
Мне хотелось верить, что жажда будет терпимой. Первые дни войны я находил себе оправдания: усталость, недостаток сна, стресс от хаоса вокруг. Списывал напряжённость на все факторы, кроме одного — голод, который постепенно превращался в тлеющий пожар внутри меня.
Я старался держаться подальше от тех, кто истекал кровью. Отправлял других санитаров к тяжело раненым, а сам искал себе работу проще — промывал инструменты, завязывал бинты, делал перевязки. Но кровь повсюду. Она пахла медью, сыростью и чем-то сладковатым, что въедалось мне в обоняние. В глубине души я знал: долго так не выдержу.
Иногда, чтобы хоть как-то обуздать себя, я кусал собственное запястье. Давил зубами до боли, чтобы отвлечься. Сначала помогало. Но чем дольше длилась война, тем сильнее становился этот зверь внутри. Он не слушался. Никакие укусы себя или молитвы о сдержанности уже не спасали.
С Гертом я почти не делился этим. Да и что я мог ему сказать? "Герт, я вампир, что мечтает разорвать каждого из вас ради капли крови"? Он бы посмотрел на меня так, будто я окончательно сошёл с ума. А может, и не посмотрел бы... Может, он просто достал бы оружие и застрелил меня.
Но однажды он всё же заметил.
— Ты опять весь в себе, — сказал он, сидя напротив меня у костра. Он жевал кусок чёрствого хлеба и смотрел на меня с прищуром. — У тебя глаза хищные.
Я поднял взгляд.
— Я устал.
— Угу, — кивнул он и откусил ещё кусок. — Я тоже устал, но не пялюсь на огонь, как будто хочу его сожрать.
— Герт, тебе скучно? — вздохнул я, потерев лицо ладонями. — Пойди поспорь с Ральфом, он точно найдёт, что тебе ответить.
— Ральф уже спит, — он улыбнулся уголком рта. — Но я могу поговорить с тобой.
Мы замолчали. Пламя шевелилось и потрескивало. Кожа на моих руках пощипывала от близости огня, но это было лучше, чем вдыхать запах крови. Пламя успокаивало, даже если жгло. Я потёр руки, будто согревая их, хотя на самом деле хотел почувствовать что-то, кроме голода.
— Ты же мне доверяешь, да? — внезапно спросил он.
Я снова посмотрел на него. На этот раз его лицо было серьёзным. В его глазах не было насмешки.
— Доверяю, — кивнул я после паузы.
— Тогда скажи, что с тобой?
— Голод, — признался я тихо, не глядя на него.
— Мы все голодны, — он усмехнулся и показал на корку хлеба в руке. — Но ты сам не свой.
— Это другой голод, Герт.
Мы снова замолчали. Я видел, как он нахмурился, осмысливая мои слова. Но он не задал больше ни одного вопроса. И я был благодарен за это.
Однако ночью я не спал. Я чувствовал на себе его взгляд из темноты. Он не спал тоже.