Глава 47: «Каждый день»
Сначала это было жестом — раз и навсегда.
Потом — смелостью.
А потом стало привычкой, ритуалом, как утренний чай, как вечерний закат над полем.
Каждое утро, когда Даня выходил на крыльцо — в своей слишком большой кофте, с кулоном-крестом, который уже стал частью его кожи, — Лёша подходил со спины, укрывал его руками, прижимал подбородок к плечу и почти неслышно говорил:
— Доброе утро, солнце.
И он делал это при всех.
Без оглядки. Без «сейчас увидят».
Без фальши.
Компания первое время жужжала, как злые мухи.
— Фу, опять театр!
— Снимите уже это кино!
— Лёш, докажи, что ты мужик, а не...
Но Лёша даже не моргал.
Он просто сильнее прижимал Даню к себе.
Иногда — касался носом его щеки.
Иногда — просто молчал, и этого хватало.
Днём, когда все собирались за столом, он вставал за спинку Даниного стула, обнимал его одной рукой за грудь и так стоял, пока тот ел, наконец-то не торопясь, не пряча дрожь в пальцах.
Если кто-то бросал колкость — Лёша даже не отвечал.
Его молчание звучало громче любого «заткнись».
Катя бесилась.
Она пыталась поддевать, шептать, придумывать новые слухи.
Но чем громче становился её яд, тем тише — Даня.
И тем устойчивее — Лёша.
Вечером, у костра, когда компания снова пыталась включить старый сценарий,
Лёша садился позади Дани, обнимал его, как будто ставил между ним и миром живую стену, и Даня позволял себе то, чего не позволял никогда —
расслабить плечи.
Однажды Игорь кинул через огонь:
— Слушай, Лёш, ты чё, так всегда теперь будешь?
— Да, — спокойно ответил Лёша. — Всегда.
Игорь отвёл глаза.
Катя стиснула зубы.
Кто-то переместился дальше. Кто-то — просто замолчал.
Смех стал редким.
Неуверенным.
Словно каждый новый Данин вдох в этих объятиях забирал у них право на их старую силу.
Это не было спектаклем.
Это было освобождением.
Маленьким, ежедневным, упрямым.
С каждым объятием у Дани уходила привычка вздрагивать, когда сзади тянется рука.
С каждым «солнце» — оттаивал лёд внутри.
С каждым «держи» — возвращалось ощущение, что он имеет право быть рядом.
Иногда, оставаясь вдвоём, они смеялись над тем, как нелепо всё это выглядит со стороны.
Иногда — молчали, просто дыша в унисон.
Иногда — терлись носами, как всегда, и этого было достаточно, чтобы мир успокаивался.
Розы, подаренные однажды, уже начали подсыхать в стеклянной банке у окна.
Крест на шее тёплил, когда Лёша прижимал Даню к себе.
И даже если впереди их снова ждали удары —
теперь у них был день, в котором объятия происходят по расписанию сердца.
Каждый день.
И это «каждый день» вдруг стало важнее, чем всё, что было «раньше».