Кукольный Дом

Первыми шли вырванные листы:

«26 октября 2224 года.

Клэр категорически не хочет, чтобы мы с Кендис пытались обезглавить общину. Жрица, естественно, это заслужила, особенно после того, как она стерла память (имя было зачеркнуто так тщательно, что стало абсолютно нечитаемым) Ясновидящей. Но я понимаю, почему Клэр против. Я склонен послушать ее, а не Кендис. В конце концов, до восстания я пытался дать обет ненасилия. Жаль, жизнь всегда переворачивает все с ног на голову».

Местами почерк становился совершенно непонятен. Карисса прочла еще несколько страниц о людях, которых не знала, и несколько заметок и разного рода записей о восстании черных ведьм 2216-ого года.

Некоторые записи вообще не имели даты:

«...свою личность.

Третья загадка, которую я не разгадал: как могли мы так долго верить, что эти волны (по последним открытиям именно волны неизвестного происхождения повлияли на генотип большей части населения) меняют сознание человека? Такое чувство, что физически изменилась нечисть, а люди мутировали психически, ведь они очень и очень долго не могли понять, что мы все те же личности с теми же воспоминаниями, с тем же разумом. Нас воспринимали только как угрозу.

Я понимаю древнее, варварское время и менталитет людей, для которых воткнуть топор в соседа не было большим делом. Понимаю умственные эпидемии средневековья, теологический бред, имеющий мало общего с религией, примерно представляю, что двигало священниками и палачами. Кажется, немного осознаю корни фашизма, хоть я и родился спустя лет шестьдесят после смерти Duce. Но эта вражда человеческого вида с другими вызывает у меня крайнее недоумение».

Над последними предложениями Карисса надолго задумалась, пытаясь вспомнить, к каким историческим событиям они отсылают. В какой-то момент она даже засомневалась, что это записи Доминика, но, бегло сравнив почерк, убедилась, что текст написан магом.

«Сейчас все изменилось. Тихое и спокойное время. Человечество постепенно оправляется от постапокалиптической ситуации. Разрозненные города Европы объединяются и набирают силу. Терроризм и тот оставил после себя группку наемников, которые убивают строго индивидуально, в основном, губернаторов больших городов, стремящихся к объединению (невооруженным глазом видна рука Большого Брата). В общем и целом все хорошо. Казалось бы. Но. Есть несколько тревожных звонков.

Первое — кислород. Его катастрофически не хватает в отдельных частях земли. Я общался с Соломоном, Первым Создателем, он уже давно поручил академию преемникам, а сам бóльшую часть времени проводит на космической базе, обучает будущих ученых. Так вот, Соломон рассказал, как происходит колонизация планет. На это уходит не больше года. Не больше года, для того чтобы сделать планету пригодной для жизни, чуть ли не полностью терраформировать ее. Почему не использовать эти знания, чтобы спасти Землю? Даже в экогородах нельзя найти технологии выше второго уровня.

Второе — смертная казнь. С восемнадцатого века человечество знает другой путь — путь гуманизма, милосердия и прочей утопической чепухи, которая хоть и не достижима, но обязана быть нашей целью. Сейчас же очень многие преступления караются смертью, причем в основном в нечеловеческом законодательстве. Нечисть боится сама себя. В мое время в большинстве цивилизованных стран казнь либо была запрещена, либо подвержена мораторию. Даже когда меня сжигали жители того города, двух из них приговорили к пожизненному лишению свободы. Кстати, их реабилитировали спустя почти двести лет благодаря мне. Незначительный плюс к моей испорченной карме».

Карисса несколько раз перечитала «даже когда меня сжигали...», совсем потеряв нить повествования.

«Третье. Упадок исторического образования. Я общаюсь с теми, кто родился и вырос в этом мире, и удивляюсь, как можно так нагло фальсифицировать историю. Да-да, это было всегда. Но не в таких масштабах. Вдруг оказывается, что во времена появления нечисти боролись вовсе не со всеми подряд, а с шовинистами. Виды объединились и героически победили плохих парней. И никакой гоббсовской bellum omnium contra omnes. И никакого трибунала. Никаких гетто.

Я помню чувство, когда ты на секунду отвлекаешься от дела, и этого достаточно, чтобы ощутить на спине тяжесть, а в груди ужас перед неизвестностью. Ты сжимаешь зубы и живешь дальше. И все потому, что мир несправедлив, и ты не знаешь, придется тебе завтра навредить кому-то, или же навредят тебе.

Четвертое. Вера людей в равенство, которого нет не только на практике, но даже де-юре...»

В самой тетради шли более ранние записи:

«14 марта 2210 года.

Вчера сто лет исполнилось Церкви Перерождения. А сегодня мир отмечает 184-ую годовщину появления нечисти на Земле.

Об этом предпочитают не вспоминать по понятным причинам: сложно назвать праздником день, когда была истреблена четверть человечества. К тому же вряд ли кто-то, кроме меня и трех Создателей, действительно помнит, что тогда произошло.

Это был полнейший хаос.

История циклична ровно до тех пор, пока не сделает неожиданный, по большей части необъяснимый виток, вроде изобретения колеса, или великого переселения народов, или мутации 2026-го года. И нужно было бы обвинить миллиард бабочек, взмахнувших крыльями одновременно, чтобы прийти к рационально обоснованной причине этого ужаса.

И мы должны помнить тот день, иначе нас захлестнет новая волна насилия. Взять, к примеру, чрезмерно строгие законы о магии в США. Чего они добьются запретами? Чем сильнее они давят, тем сильнее в итоге рванет.

Дело в том, что человечество кичится гуманизмом и цивилизованностью в коротких промежутках между варварствами, в которых всегда — всегда! — виноваты все и никто в частности. И история будет повторяться из раза в раз, снова и снова, пока нечисть остается запуганной и неконтролируемой.

Не так давно три ведьмы разнесли город под Москвой, наверняка не понимая, почему и ради чего. А за год до этого то же самое случилось в Новосибирске. Ведьмам теперь проще жить на пустырях и в колониях, чем прятаться от людей в странах, где нечисть уничтожают. А главное, нельзя однозначно сказать, кто здесь прав, а кто виноват.

Когда же «сильные мира сего» поймут, что нам нужно дать комфорт и безопасность, тогда и мы перестанем поднимать восстания и устраивать бойни.

С другой стороны, настолько ли «сильные» влияют на глобальные процессы? Все тотальные межвидовые войны начинались с мелких конфликтов, которые никто вовремя не потушил. Создается впечатление, что история строится на биомассе, вернее, биомасса строит историю, причем безотчетно, безответственно и слепо. Разве можно обвинить кого-то в ядерных терактах, некрической эпидемии, тотальных войнах, истреблении белых ведьм и экологической катастрофе?

К счастью, я умер через год после мутации и застал лишь создание органов по контролю существ нечеловеческих видов. Они называли себя миротворцами. Мы называли их инквизицией. Правда, у них не было красивой христианской идеологии. Их цель сводилась к уничтожению непослушных и изоляции тех, кого не смогли уничтожить за неимением малейшего повода.

До сих пор не могу вспоминать тот год без содрогания. Пытаюсь осмыслить его с высоты двадцать третьего века. Что же на самом деле происходило? Люди и «бывшие люди» истребляли друг друга во всеобщей панике, вместо того чтобы остановиться и попытаться понять, чего они, собственно, хотят друг от друга. Сейчас это кажется немыслимым. В тот же год все представлялось ясным как день: бей первым.

Уже после моей смерти ведьмы начали давать людям отпор, собрали первый по счету Магический Легион и уже через пять лет он раскололся на фракцию «черных» ведьм, взывающих к участию в войне, и «белых», которые отказались от борьбы и боевой магии.

С высоты прошедших лет кажется, что правы были белые ведьмы. Но не потому ли их так быстро вырезали, всех, до единой?»

В комнате царили беспорядок и духота, и через изъеденную молью засаленную занавеску внутрь проникали тонкие лучики красноватого света. Стул повалился от количества повешенной на спинку одежды. На компьютерном столе в окружении грязных кружек и тарелок стоял ноутбук с открытой вкладкой биржи. Старые, уже несколько лет бесполезно валяющиеся в углу учебники по основам гражданского права покрылись паутиной, давно покинутой даже самими пауками.

Тело, закопанное в тряпье, подало признаки жизни, и из-под груды рубашек, брюк, полотенец, одеял и даже обуви, на свет выползло взъерошенное существо, тут же потянувшееся за телефоном. Парень несколько минут упорно смотрел на маленькие цифры 14/03/2026, пока не вспомнил, что интернет отключили еще вчера за неуплату. Батарея почти разрядилась. Поднявшись на ноги и натянув серые спортивные штаны, он, слегка пошатываясь, пошел в ванную.

Лицо распухло, на щеке образовались складки от подушки. Под глазами темнели мешки от переизбытка сна. На зеркале остались разводы от ладони. Что-то привлекло его внимание. Так и оставив зубную щетку во рту, парень, по привычке приглаживая непослушные каштановые волосы, наклонился к отражению. Он внимательно рассмотрел глаз, даже специально раскрыл пальцами опухшие веки, чтобы лучше разглядеть то, что делало его лицо сегодня необъяснимо странным.

Радужки поменяли цвет. В карей глубине появился заметный зеленый отблеск. Парень знал, что порой такое случается. Он даже помнил, как меняли цвет глаза матери, по мере старения, но ему бы никогда не пришло в голову, что это случится с ним.

Он умылся, правой рукой поднимая жалюзи, чтобы убедиться в том, что зрение его не обманывает. И действительно, радужки стали неопределенного желто-зеленого цвета. Краем глаза он уловил непривычное движение в окне и одновременно с этим обратил внимание на шум, проникавший даже в изолированную от городских звуков квартиру. Парень оторвал взгляд от отражения и посмотрел в окно, тут же внутренне вздрогнув от неожиданности.

Над соседним зданием черным пятном висел вертолет, закрывая солнце. Под ним копошился потревоженный муравейник, мешанина огня, бегущих людей, собак, в которой то и дело мелькали военные униформы. Окна верхних этажей изливались потоками черного дыма. Взгляд упал на несколько тел, затоптанных толпой и окровавленных. Без причины, в одно мгновение вспыхнул человек. Крики и паника распространились по толпе, как пламя по луже керосина, и море человеческих тел заволновалось, на площади началась давка. Животные набрасывались на людей, военных и друг на друга. Через звукоизоляцию слышались глухие выстрелы.

Парень еще какое-то время стоял в нерешительности, парализованный чувством нереальности происходящего. С треском дверь сорвалась с хлипких петель и упала на пол. В квартиру ворвался шум. Человек в черной форме и в шлеме, грубо ткнув парня дробовиком в живот, толкнул его к стене. На нем не было никаких опознавательных знаков.

Тут же что-то сбило их обоих с ног. Вылетели стекла. Оглушительно загремели выстрелы. Его охватила паника. Он сам не помнил, как побежал. Когда темная пелена спала, он понял, что оказался на крыше. Над зданием пролетел еще один вертолет.

Оглядевшись вокруг, парень увидел еще одну фигуру, женщину лет сорока со светлыми волосами и в офисном костюме. Она смотрела с крыши вниз, на суету на улицах. Заметив его, незнакомка спокойно спросила:

— Вы знаете, что происходит?

— Понятия не имею, — ответил он, задыхаясь от бега и волнения. Он выхватил телефон из кармана и судорожно набрал номер. Ответили ему почти сразу.

— Мам? Ты в порядке?

Его лицо выразило облегчение.

— Что произошло? — спросил он. Выслушав тираду, он разочарованно ответил: — Это я и сам вижу.

Телефон выключился на полуслове. Раздосадованный, парень еще несколько минут смотрел в потухший экран, пытаясь придумать, что делать дальше. Он никогда не испытывал такого дикого страха. Его окатывала паника, кровь отливала от лица, а сердце колотилось почти с бешенством.

Было непривычно жарко для ранней весны. Солнце заливало терракотовые крыши домов, реку Танаро и далекую алессандрийскую цитадель, к небу поднимался дым, пахло горелым пластиком. Доносились отдаленные крики, шум лопастей и предупредительные выстрелы. Время шло бесконечно медленно.

Дверь на крышу заскрипела. Парень резко обернулся, ожидая увидеть человека в форме, но по рыжим волосам узнал соседку, девушку лет двадцати пяти, с которой не был близко знаком, но знал ее имя и здоровался в лифте. Она устремилась к ним, быстро осматривая их с ног до головы и особенно заглядывая в глаза. На секунду остановившись взглядом на парне, она заговорила:

— Пойдем со мной. Нам нужно найти безопасное место.

Она вцепилась в его руку и потянула к краю крыши.

— Меня предупредили из другого часового пояса. У них это произошло раньше. Надо срочно организовать эвакуацию таких, как мы. Ты ведь Доменико Моретти, верно?

Он кивнул.

— Слушай меня, Доменико, — торопилась она, — ты должен спуститься по пожарной лестнице вниз. Во дворе дома красный грузовик. Водитель объяснит тебе, что делать. Встретишь еще таких, как мы, — бери с собой. Если попадешься им, держи рот на замке. Все понятно?

— Кому — им? И кого я должен звать с собой?

— Ни в коем случае не попадайся военным. Прячь глаза. Беги как можно быстрее. Если увидишь еще одного зеленоглазого, пусть идет с тобой.

— Что военным от нас нужно?

— Ты не чувствуешь это?

Парень был окончательно сбит с толку, он стоял в растерянности, не зная, что должен делать. Слабым, безнадежным голосом он спросил:

— Что — «это»?

Девушка в раздражении схватила его под локоть и с неимоверной силой вытолкнула с крыши. Он не успел понять, что происходит. Раздался крик женщины, секундный шум ветра. Промелькнула мысль о смерти.

Его оттолкнуло от земли, будто он упал на упругий батут, и дыхание перехватило. Он почувствовал болезненный удар в голове и странное ощущение невесомости, хотя к тому моменту уже лежал на земле. Голова пошла кругом, глаза закатились, но он автоматически начал вставать, не понимая, что им движет. Он заметил растрескавшийся под ним асфальт. Тиски сжали затылок. Казалось, что через все внутренности проходили потоки воздуха.

Не думая ни о чем, парень начал пробираться к красному грузовику через парковку, оглядывая плывущий двор. Он оперся о машину, чтобы удержать равновесие. Она отодвинулась в сторону, а на месте руки образовалась внушительная вмятина. Нечто невидимое мешало согнуть пальцы и сжать кулак. Постепенно в глазах прояснялось, а шум в ушах утих, и он начал воспринимать реальность трезво, что лишь сильнее его шокировало. Парень прижал ладони к бокам. Ощущение проходящего сквозь все тело воздуха исчезло. Он размял пальцы.

К этому моменту сам водитель грузовика заметил его и махнул рукой, чтобы парень подошел, напряженно оглядываясь по сторонам. Ему помогли забраться в кузов, под завязку забитый людьми, и наглухо закрыли двери. Внутри стояла духота. Света совсем не было. Кто-то подсвечивал темноту экраном телефона. Слышалось лишь дыхание и тихие перешептывания. Изнутри поднималось знакомое с детства чувство бесконтрольности, появлявшееся каждый раз, когда он видел жестокость. Утешало лишь то, что если он сходит с ума, то вместе со всем остальным миром.

«...Была ли нечисть изначально порождением темной энергии или люди заставили нас защищаться? Стал бы я тем, кем стал, если бы люди не охотились на меня из-за одних лишь зеленых глаз, чтобы убить и сжечь тело, в страхе, что полуразложившийся труп мой поднимут некроманты, и он продолжит вырезать их в стихийной ярости? У меня нет ответов.

И иронично, что меня все же вернули к жизни. Правда, не полуразложившегося, но проклятого. К черту мне не нужны ни те люди, ни их правнуки. Мне нужно понять: почему именно я был наказан бессмертием и как искупить вину?

А пока ответа нет, я останусь в этом городке, чтобы найти способ обучать ведьм и предотвратить рождение подобных мне самоучек, использующих магию во вред не только людям, но и всему магическому сообществу. Это, кажется, дает мне смысл. Может, я захотел бы посвятить этому жизнь.

Впрочем, это все мечты. Для начала нужно сформировать Совет, который послужит для ведьм щитом от удобных человеческому правительству рестриктивных законов.

Радует, что у меня все же есть единомышленники, и в первую очередь Кендис. К слову, мне с первого дня ее лицо и фамилия казались знакомыми. Кажется, это ее сестра выступала как эксперт в громком деле о привезенных на Землю ядовитых растениях с Яотла.

Что касается других потенциальных членов Совета, в первую очередь, позову к нам моего приятеля, которого в Европе знают как Мясника. Планирую навестить на пустырях Индиру Лоари (в последний раз видел ее в итальянских колониях). Уверен, она может подсказать пару имен. Хотелось бы, конечно, чтобы меня поддержал мой земляк и близкий друг, Рино Кастанцо. Но, будем реалистами, вряд ли вся семья Кастанцо переедет из колоний, какие бы кошмары там ни творились, да и Рино не бросит свой город».