Кукольный Дом

Кирпичные стены катакомб всегда были сырыми и холодными. Под низкими потолками, в тесных переходах, заворачивающих к помещениям без дверей, всегда ютилось множество оборотней. Они хорошо видели в темноте и не нуждались в свете или тепле. Зачастую они принимали звериную форму и не возвращались к человеческой днями, неделями.

Вивиан жила здесь сколько себя помнила. Говорили, что оборотни стаи ушли из города около тридцати лет назад, потому что считали навязанные людьми правила несправедливыми. И теперь, как отшельники, они могли выпускать на свободу животную сущность, жить сплоченно и не подчиняться никому. Сама девочка не понимала, почему мать пошла на это и повела за собой других членов стаи: ее дочери голодали, ходили в обносках, а некоторые оборотни совсем одичали.

Она долгое время принимала все это как данность. Летом, когда они с сестрами играли в лесу, Вивиан видела вдалеке очертания города, но мало интересовалась им, полагая, что там живут какие-то «враги». Позже, будучи подростком, она пару раз доходила до трассы, но так и не решалась двинуться дальше и возвращалась. Так было, пока она не встретила своего единственного друга и не узнала, что никаких «врагов» не существует, а городским жителям нет дела до оборотней-отшельников. Тогда она впервые в жизни поставила под сомнение то, что говорила Мать.

— Мне страшно, — голос младшей сестры заставил Вивиан открыть глаза.

Каменный потолок, под котором не жили даже пауки, выглядел сине-зеленым в кромешной темноте.

— Почему? — она перевернулась набок, чтобы видеть родное лицо.

Сестра лежала на спине и смотрела на свои пальцы, выскабливающие грязь из-под ногтей. Она заговорила совсем тихо, еле двигая губами:

— Слышала, что сегодня отец возвращается.

— Со мной все будет в порядке, — попыталась успокоить ее Вивиан.

Та кивнула, и еще некоторое время молчала, пока не оставила собственные ногти в покое и не заговорила медленно, через силу:

— Перед тем как уехать год назад, он смотрел как-то странно... и еще спросил, — она нервно прикусила губу клыком, — спросил, сколько мне лет.

Вивиан приподнялась на локтях, а потом и вовсе села на холодном полу, устеленном лишь старыми протертыми тряпками. Сон как рукой сняло.

— Я никому не говорила. Ты говорила?

Младшая покачала головой.

— Он обещал не трогать тебя, если я никому не скажу, — они надолго замолчали, прислушиваясь к дыханию спящих оборотней. — Может, стоит сказать матери? — озвучила она общий вопрос, но тут же добавила: — Хотя может стать только хуже...

— Он никогда не говорил со мной до этого, — настаивала сестра.

Вивиан поднялась, набросив на себя мятую льняную сорочку. Чаша терпения переполнилась. На душе стало скверно — хуже, чем обычно, — и в попытке сбежать от кома смятения, засевшего где-то в груди, она выскользнула из комнаты, чтобы разбудить Мать.

Она нашла ее в широком помещении, к которому вели все переходы катакомб, словно муравьиные дорожки, соединяющиеся в самом сердце муравейника — жилище матки.

Мать была пышнотелой смуглой женщиной с русыми волосами, несмотря на полное отсутствие ухода, крепкими и густыми. Карие глаза, обычно спокойные, иногда вдруг грозно вспыхивали, и ее низкий голос пригвождал провинившегося к земляному полу. Она всегда казалась Вивиан чем-то бóльшим, чем обычное существо, при этом далеким и недосягаемым. Сама себе девушка не признавалась, насколько боится матриарха стаи, насколько маленькой и незначительной себя чувствует. Названная в честь матери, она словно не имела даже собственного имени.

Вивиан нерешительно остановилась в стороне, пока мать, сидящая со скрещенными ногами, тихо переговаривалась с одним из взрослых. До нее доносились обрывки разговора:

— ...стая Северной Дакоты настаивает, чтобы мы действовали сейчас... они не понимают, чего мы ждем...

— То, что они предлагают, — категорично отвечала она, — устраивать беспорядки, нападать на людей — это чистой воды терроризм. Так мы ничего не добьемся. Мы не будем действовать такими методами, если не хотим развязать очередную бессмысленную войну.

— Но разве наша цель — не война?

— Но не бессмысленная, — парировала мать. — Мы должны оставаться правы, несмотря ни на что. Мы не можем нападать первыми. Мы должны спровоцировать их.

— Шейн поддержал их план...

— Кто такой, по-твоему, Шейн? — она наклонилась к собеседнику, и он совсем растерялся.

— Отец твоих детей?.. — казалось, он пытался найти правильный ответ, но не знал, что именно от него хотят услышать.

— Это делает его матриархом стаи?

Оборотень кивнул в знак того, что понял, к чему она клонила, поднялся на ноги и направился к выходу, несмотря на позднюю ночь. Вивиан поспешила к матери и села напротив нее, стараясь как можно скорее собраться с мыслями.

— Мне нужно кое-что рассказать, — затараторила она.

— Это что-то срочное? — ее крупная ладонь потерла уставшие глаза, словно мама специально показывала дочери, насколько она не вовремя.

Вдалеке послышались голоса: оборотня, что ушел к выходу, и другой, страшный, который Вивиан узнала даже спустя год его отсутствия в стае.

— Это про отца, — торопилась она.

— Ты уже большая девочка, разве ты не можешь решить это с ним сама? Он с минуты на минуту вернется.

— В том и дело...

— Уверена, это может подождать, — она уже начала подниматься на ноги. — Сейчас мне не до детских ссор.

— Ты просто не знаешь...

— Я знаю все, что мне следует знать, — рявкнула мать, одной фразой заставляя дочь замолчать.

Вивиан уставилась на нее округленными глазами, неуверенная, как понимать сказанное: это пустые слова, брошенные в порыве раздражения, или она и правда знает.

В нос ударил знакомый запах, и вскоре она услышала шаги отца, эхом отдающиеся от влажных стен. Нервы натянулись до того, что это стало невыносимым. И девушка сорвалась.

Она не помнила, что именно говорила матери, но точно знала, что после такого не может оставаться в стае. Вивиан еще никогда не перечила ей, и эту истерику, приправленную отборным матом, ей бы не простили. Она забыла о том, что должна быть разумной старшей сестрой, в глазах потемнело, а последствия перестали иметь значение.

Пришла девушка в себя только когда почувствовала морозный воздух и немеющие от снега стопы. Она бежала быстро, насколько могла, не обращая внимание на болезненно напряженное горло, которое словно сжалось от льдистого воздуха. Вивиан знала, что отец быстрее, и он ее догонит.

Серый, безжизненный свет восходящего солнца еле пробивался сквозь плотную завесу облаков. Ледяной аромат зимней свежести бил в лицо с каждым порывом ветра. Она уже видела впереди зеленые листья, на которых поблескивали капли росы. Изумрудный лес под куполом окутывала белесая дымка.

Предрассветную тишину прорезал оглушительный крик, и птицы взметнулись в небо. Они закружили над зелеными кронами так высоко, что пересекли черту купола, и снова попали в мир зимы. Спокойствие на границе, где сталкивались недвижимый ледяной лес и кипящий жизнью летний купол, было грубым образом нарушено.

Девушка отбилась от острых когтей и отскочила на такое расстояние, чтобы видеть мохнатые лапы оборотня, уже успевшие оцарапать ей спину. Сама она не приняла звериную форму, зная, что тогда мать призовет ее обратно в стаю и заставит извиниться за свои слова.

Ее побеги из стаи стали регулярными в последние годы, и их перестали воспринимать всерьез. Но если раньше ей не казалось страшным снова спуститься под землю, в сырые душные катакомбы, то сейчас это было невозможно: она видела, как живут городские оборотни, не связанные со стаей кровными узами, не голодающие, способные не подчиняться воле матриарха. Она слышала столько рассказов о цивилизованных существах со школами и больницами, что склизкие стены, в которых она выросла, вызывали самую настоящую тошноту.

Оборотень поймал ее, но девушка начала с новой силой упираться и грызть его руки, хотя каждое движение отдавалось острой болью в спине. Она перестала ощущать холод босыми ногами, утопающими в снегу, но горячий воздух от купола согревал остальное тело и делал чувствительным. Отец хлесткой пощечиной сбил ее с ног. Она быстро вскочила. Смятый снег окрасился в красный. Зубы скрипели, и клыки царапали десну.

Девушка считала себя невероятно сильной: она превосходила в выносливости всех сверстников, ее тело могло выдержать нечеловеческую нагрузку, самые низкие температуры, длительный голод и серьезные повреждения. Все ее способности оказались бесполезны сейчас. Отец был сильнее в разы, и бороться с ним она не могла.

— Не делай глупостей, Вивиан, — сказал он, возвращаясь в человеческую форму и стряхивая комки шерсти. — Иначе станет хуже. Ты знаешь, насколько может быть хуже.

Даже в теле обычного существа он оставался огромным, устрашающим настолько, что, казалось, двумя мощными ладонями он мог бы раздавить ее череп. Несколько старых шрамов уродовали коротко стриженную голову, лицо и темную кожу торса.

Из-под спутанных волос, на него смотрела пара бездонных черных колодцев, обведенных тонким ободком янтарной радужки. Вивиан лихорадочно искала выход: убежать она не сможет — он гораздо быстрее, вернуться в стаю и еще раз сбежать не получится — вряд ли ее вообще выпустят на воздух в ближайшие несколько месяцев.

Девушка бросила быстрый взгляд на зелень за полупрозрачным куполом, созданным лесными общинами ведьм и фей, чтобы сохранять вечное лето. Пересекать его было запрещено, но другого выхода она не видела. В порыве беспомощной ненависти она оскалила клыки и отступила на шаг. Сорвалась в сторону, чувствуя когтистую руку на плече. Ее окатил жар. Оглянувшись назад, Вивиан увидела пелену, застлавшую глаза.

Оборотень остановился перед границей магической оболочки. Он не рискнул бы пересекать ее, злить живущих внутри купола ведьм. Еще секунду они молча смотрели друг на друга. Так же быстро, как она пересекла купол, девушка осознала, что пути назад не осталось.