Глава 6 : Расовый сказ (Вторая часть - История Пегасов)
....Глаза Виктории широко распахнулись от изумления, когда в воздухе заискрились новые голографические образцы, словно невидимые художники разрисовали пространство яркими вспышками. Прежнее спокойствие повествования словно сжалось в вихре, ускоряя его течение и одновременно с этим, унося сироту в глубины древних легенд, где каждое слово переплеталось волшебством с силой времени
— Согласно древним преданиям, — мягко, но с уверенностью произнёс Иоанн, — остальные Боги, вдохновлённые творением Землеса, начали вступать в союз с его потомками, чтобы разнообразить бесконечное мироздание. Первый среди них, кто осмелился сделать это, был Громстер...
Взгляд полукровки невольно остановился на загадочной иллюзии Творца-Пегаса, созданной приёмным отцом: могучий гигант, величественно возвышающийся на грозовой туче, окружённый зловещим туманом, сиял в великолепных доспехах, сотканных из сверкающих молний, являя собой живое олицетворение мощи и власти
Виктория невольно вздрогнула, ощутив ледяной холод, исходящий от образа Владыки, чьё суровое выражение казалось способным разорвать любой покров тишины. Но тут же, словно в память, ей вспомнились собственные крылья — тонкие, почти прозрачные, словно искусно сотканные кем-то из застывшего зелёного тумана: наследие покойного отца-чейдждинга. Внутри разгорелся трепет надежды и зависти — мечта свободного полёта, ощущение ветра на шерсти, открытие неведомых горизонтов с высоты птичьего полета, - всё это принуждало полукровку каждый раз касаться неба печальным взглядом
Тем временем, единорог всё продолжал, не отрывая взгляда от видения:
— ...Понимая, что мир, погружённый в первозданный хаос, требует защиты и контроля, Он проявил невероятную смелость, сделав первый шаг к восстановлению Баланса. Объявив свою волю, Творец взял в свои могучие копыта избранных земнопони, и одним лишь дыханием одарил их пассивной магией, что позволяла держаться на облаках без опасения провалиться вниз. Важно отметить главное, дитя моё - изначально небесные создания не владели крыльями, какими мы привыкли их видеть сейчас
Над героями возникла новая голограмма - бескрайнее небесное полотно, по которому скользили очень странные пони. Они напоминали привычных земляков, крепко сбитых и мускулистых, но вокруг их копыт сплетались светящиеся нити эфирной энергии. Вместо привычных крыльев — лишь небольшие перепончатые отростки, смутно напоминающие чем-то плавники диковинных рыб. Создания неуклюже перебирали конечностями, оставляя за собой мерцающие следы, подобно лёгкому и кратковременному прикосновению звездной пыли
— Первые пегасы… когда-то именовавшиеся «небесными ходоками», – сказал священник с трепетом, будто опасаясь нарушить гармонию вечности, – Были весьма неуклюжими и слабенькими, а магия с трудом поддерживала их на небесах. Парящим постоянно приходилось бороться со стихией, силы быстро истощались, любые порывы ветра грозили сбросить с облаков. Громстер, наблюдая за страданиями несчастных, осознавал, что они не способны в полной мере реализовать своё предназначение. Его сердце, хоть и грозное на вид, но справедливое, наполнилось состраданием..
В глазах сироты отразилось сочувствие. Она представила себя на месте тех первенцев, из последних сил пытающихся удержаться в небе, чувствуя одновременно с этим тяжесть своего тела и бесполезность так называемых "крыльев". Ее собственные хитиновые дрогнули, будто почувствовав отголоски той древней борьбы и отчаяния. В какой-то момент полукровке показалось, что зелёные отростки на серой спине стали еще меньше и слабее, а мир вокруг насмехается над ее мечтами о полете.
Приёмный родитель, тем временем, не прекращал свой рассказ:
-....И тогда Всевышний решил усовершенствовать способности, переключившись на следующий шаг... - тон Иоанна звучал всё более торжественно. — Преображение.
В одно мгновение видение изменилось. Перед Викторией предстала новая картина: в центре — Громстер, протягивающий своё облачённое в доспехи копыто к одному из небесных ходоков, словно кузнец, пытающийся вложить часть своей силы в раскалённое железо. В воздухе вспыхивали молнии, ветер завывал, подобно стае голодных волков, а напряжение достигало предела. Ходок дрожал, но не сдавался, зная, что судьба мира отныне зависит от его стойкости
— Создатель, — возбужденно прошептал единорог, — призвал буйство стихий, наделив каждую мышцу силой ветра, а вырастающие из спины полые кости — стойкостью скалы. Вырывая перья из собственных крыльев, он переделывал их в дар. Использовав знания о птицах, — Громстер изменял анатомию избранников, укрепляя мускулы, чтобы каждый взмах мог устремить ввысь за одно мгновение. Орлиная мощь и стремительность теперь могли раздробить даже самую тучную грозу
Картина развернулась дальше, показывая, как из копыта Божества исходит яркий луч, проникая в грудь небесного ходока. Взрыв — и раздаётся жуткий треск, словно ломаются кости, но внутри также слышится музыка перерождения. Маленькие перепонки исчезают, уступая место великолепным птичьим крыльям, которые переливаются всеми оттенками лазури, словно созданных по образу и подобию Небесного Отца, покрытых тысячами нежных перьев. Грудной киль, мышцы и структуры укрепляются, даруя избранным способность управлять полётом с изысканной грацией и скоростью. Опахала, словно сотканные из внеземной энергии, медленно вплетаются на место перепонок остальных пони, спина совершенствуется — и каждый взмах превращается в искусство
Под конец, когда всё пространство вокруг стало наполняться видимой силой, произошёл кульминационный исход: над головами счастливых ходоков запорхали орлы, создавая своими телами сногсшибательный круговорот, делясь с ними ловкостью и скоростью, их крики наполняли воздух, подобно зову к победе. Отныне и во веки веков, представители небесного народа перестали бороться за жалкую возможность как-то удержаться на небесах — они свободно парили в нём, словно стрелы, прорезающие облака, и каждая брошенная тень оставляла за собой след величия
— Так родились первые истинные пегасы, — мягко завершил священник, делая паузу, чтобы дать Виктории минуту понять всю грандиозность момента — Храбрые воины небес, несущие на своих крыльях перемены и порядок. Именно Громстер даровал им не только силу, но и ответственность — абсолютную власть над погодой, САМОЙ атмосферой, чтобы поддерживать баланс наравне с Земнопони и следовать идеалам доброты, защищая одновременно с этим слабых и беззащитных под покровом света. Вот почему у многих представителей этой расы с рождения в сердцах горит огонь справедливости и желание оберегать тех, кто не может сам дать отпор.
Перед широко раскрывшимися глазами Виктории развернулась захватывающая сцена созданная рогом любимого приёмного родителя, заставляя взгляд приковаться к разворачивающейся иллюзии: крылатые летуны, подобно земным ангелам, с нескрываемой радостью взмывали в воздух, рассекали тучи, усмиряли ветры и раскрашивали небеса радужными мостами, рассекая воздушное пространство менее чем за секунду. Дети Громстера были живым воплощением свободы, стражами небесного свода, и её сердце переполнялось восторгом
— Пегасы… — прошептала она, словно повторно пробуя на вкус само это слово в попытке найти то, что не замечала ранее — неужели они… они появились так?
Иоанн кивнул, его глаза искрились доброй улыбкой.
— Именно, дитя моё. Создатель, помимо крыльев и власти над погодой, наделил их не только храбростью, но и творческим началом, даруя способность создавать прекрасные радуги после бурь, рисовать узоры из облаков и наполнять мир яркими красками после серости ненастья
Словно в подтверждение словам священника, в воздухе возникла новая картина – огромный небесный город, сотканный из облаков и радуг, где Пегасы творили чудеса, управляя погодой, как дирижёры оркестром. Серая кобылка, завороженная красотой этого места, невольно улыбнулась.
На самом деле, в глубине души, полукровка всегда восхищалась небесным народом, их способностью парить в бескрайних просторах, проявляя невероятную храбрость и отвагу. Хитиновые лепестки, унаследованные от покойного отца-чейдждинга, казались хрупкими и слабенькими по сравнению с величественными перьевыми летательными органами, которые принадлежали этим небесным воинам.
Осознав такую вопиющую несправедливость, Вия вздохнула, опустив голову, вспоминая старые подсознательные страхи:
"Если я полукровка, полу-чейнджлинг, наделена своеобразными, но всё же крыльями, то смогу ли я когда-нибудь доказать свою храбрость и отвагу? Смогу ли я по-настоящему стать полноценной частью этого мира?", - крутилось в голове сироты.
Не замечая окружающую обстановку, дитя, углублённая в свои мысли, чувствовала сильнейший укол ревности, не отрывая глаз от великолепных созданий, рождённых для полёта и героизма. Казалось, что её собственные крылья были лишь имитацией, жалкой пародией, неспособной нести к великим свершениям.
Иоанн, заметив мимолетную тень печали, скользнувшую в больших глазах приёмной дочери, пристально посмотрел на кобылку. Черные зрачки, обычно полные неподдельного интереса к сказаниям о прошлом, сейчас померкли, словно отражали сумрачное небо. Слуга Божий понял, что рассказ о величии пегасов, о даре полета, коснулись тонких струн души девочки, пробудив невысказанную тоску.
Глубоко вздохнув, единорог неожиданно признался, опустив взор, его голос был тихим, почти шепот: — Знаешь, Виктория, – произнес он дрожащим голосом, будто стыдясь своей слабости, - ты видишь величие пегасов, их свободу, независимость... и я понимаю, что ты чувствуешь. Признаюсь тебе честно, в глубине души, даже я, рожденный сильным единорогом, познавшим усладу магии и колоссальную мощь, порой ощущал укол... легкой белой зависти к этим крылатым созданиям.
Епископ сомкнул веки, скрывая красивые лиловые очи. — Я всегда мечтал... ощутить, как свежий воздух рассекает моё тело, словно острый кинжал, – продолжал он. – Представлял, как мои бока, покрытые изящными бежевыми полосками и причудливым орнаментом, подставляются вольному ветру, как облака поднимают меня ввысь, даруя невероятное блаженство. Мечта парить в небесах, подобно смелому грифону, видеть Эквестрию с высоты птичьего полета.. - Иоанн на мгновение задохнулся, словно он был не пони, а брошенной на берег рыбой, безуспешно пытающейся вернуться в водную стихию, будучи почти полумертвой, но потом, придя в себя, закончил -...Да, я всегда мечтал о крыльях.
Единорог говорил о грезе, которой не суждено было воплотиться. О чувстве, которое, как он верил, делало его лишь более чутким к счастью других:
- ..Но этой мечте, увы, не суждено сбыться никогда. Я смирился с этим очень давно... Однако я счастлив за тебя, Виктория. Ты, подобно аликорну, имеешь возможность и колдовать, и летать. Видеть мир с земли, с небес, вершить волшебство. Я бесконечно счастлив за тебя, дитя моё, – взгляд приемного родителя вновь наполнился теплотой.
Виктория удивленно вскинула брови от услышанного:
— Но как ты, такой святой, можешь испытывать зависть??
Иоанн улыбнулся. Его грива, цвета расплавленного золота, мягкими волнами ниспадала на расшитый серебром плащ.
- Зависть, дитя моё - сложное чувство. Она бывает двух видов, как две стороны одной медали: Белая и черная. Первая толкает к созиданию, к росту, это не злоба, не ненависть...скорее мотивация. Она побуждает пони становиться лучше, стремиться к совершенству, гармонии. Именно такие чувства как раз и пробуждают во мне крылатые братья и сестры.
Слуга Всевышних, на мгновение собравшись с мыслями, дополнил:
- Глядя на пегасов, на их грацию, силу, близость к небесам – всё это мотивирует меня, вдохновляет стремиться к чему-то большему, к тому, что было даровано мне свыше. Я желаю стать лучше, сильнее, мудрее. Белая зависть заставляет меня работать над собой, исправлять ошибки, углублять свои знания, совершенствовать магию и заклинания...
Открыв лиловые глаза, с заботливым выражением, единорог прошептал:
- Я научился довольствоваться малым.
...Но тут голос Иоанна вдруг стал серьезнее, его лицо, секунду назад безмятежное, словно омрачилось воспоминаниями о печальном прошлом:
— Но, как я уже упоминал ранее, есть и другой подвид зависти – черная, гнетущая, разрушительная. Она, подобно ядовитой болезни, разъедает существо изнутри, толкая на воистину страшные и ужасные поступки. Завистливая душа, ослепленная жаждой чужого добра, не способна видеть истинную ценность вещей.
Пони, охваченная таким недугом становится… гиеной.
Единорог посмотрел Виктории пристально в глаза:
- Эта мерзкая тварь всегда себя оправдает. Она скажет, что заслуживает чужое богатство больше, нежели его законный владелец. Украдет, обманет, убьет, изуродует, оклеветает - всё, лишь бы присвоить себе то, что ей не принадлежит по праву. Если же затея не удастся - попытается уничтожить. Например, сломает крылья пегасу, чтобы он больше не летал, обрубит рог единорога, дабы тот впредь не колдовал. Опозорить талантливого художника, распустить грязные сплетни о добросердечной кобылке, или отрезать насильно волосы привлекательного жеребца для создания парика - расплюнуть. Гиена, оправдывая свои действия, будет настаивать, что «она/он не заслуживает этого» или же «я сделаю лучше». Но на самом деле, это не что иное, как маска, скрывающая собственную внутреннюю ничтожность и злобу. Завистник всегда будет уверять себя, что его поступки – это справедливость, он лишь защищается, восстанавливает порядок в мире. Однако это гнуснейшая ложь. Презренный просто хочет, чтобы другие страдали так же, как и он в своем сердце.
Произнеся это, взгляд священника заискрился презрением, как молния в мрачном небе. Его рог, подобно чистейшему кристаллу, излучает свет, сжигающий тьму, но в этот миг кажется, что он готов разорвать на части всех, кто возжелал чужое добро, если бы не священный сан. Каждый жест и движение пронизаны величием, но в душе бушует шторм, вызванный бездной подлости, владеющей завистниками.
- Поразительно то, что столь омерзительная сволочь непременно будет уверять себя в своём праве на всё, считая мир несправедливым, в то время как истина проста: носитель черной зависти сам отравил свой разум, не сумев смириться с чужими достижениями. Слепое следование за этим пороком – это путь в бездну, из которой очень немногие выбираются.
Завершив наставление, Иоанн бережно обхватил мордочку полукровки своими светлыми копытами, испещрёнными нежными бежевыми полосками, и произнёс следующее:
- Никогда, слышишь, никогда не позволяй черной зависти овладеть тобой, Вия. Если чувствуешь ее укол, обратись к свету, к добру. Помни - у каждого пони свой путь, свои таланты, свои дары. Цени то, что имеешь, и радуйся успехам других.
Он улыбнулся, смягчая суровый тон:
- Но, думаю, мы отвлеклись от пегасов, не так ли? Впрочем, ничего страшного, к упомянутым прежде аликорнам мы еще обязательно вернемся. Давай лучше продолжим наш путь - Святой снова взмахнул рогом, показывая Виктории новые видения небесного народа...