Глава 6. Кукольный домик
Так как ребята всю ночь провели за копанием могил, у них оставалось критически мало времени, чтобы привести себя в порядок перед школой. И если Джош, Эрика и Макс успели надеть свежую одежду, то Генри не мог похвастаться изобилием гардероба, так что мальчик просто умылся, отряхнулся по мере возможности и невозмутимо занял своё место в классе, цепляя на себя косые взгляды. Но ему не привыкать.
И хотя последнего урока не должно было быть, так как учительница до сих пор не вышла из отпуска, старшеклассников должны были отпустить, но не тут-то было. Заместо этого высокомерного вида классная руководительница пришла и сообщила, что все обязаны сидеть в школе ровно до того времени, что указано в расписании, даже если сейчас сентябрь и на дворе продолжается купальный сезон. Оставив детей в жаркий солнечный день бесцельно сидеть в душном кабинете еще целый час, женщина с важно вздернутым носом удалилась из класса.
Генри тихо вздохнул и подсел к остальным. Их компания почти всё время молчала, в отличие от всего остального состава класса, Джонсону даже пару раз прилетел бумажный самолетик по макушке, однако ввиду своей апатичности к досаде хулиганам он никак на это не прореагировал.
Уже под конец этого часа Джошу как старосте поручили написать список отсутствующих, что в итоге делала Эрика. Вырисовывая своим аккуратным почерком чужие фамилии, девушка привлекла внимание сидящего рядом Генри.
– Почему ты два раза написала «Мюррей»?
– Потому что у Сары есть двоюродная сестра с такой же фамилией, – поспешно перебил Эрику Джош, – обе пришибленные на всю голову.
– Джош, нельзя так говорить!
Такое нелестное высказывание собственного троюродного брата о своей подруге очень обидело Эрику.
– Как будто я не прав, хах.
– Совсем не прав, Джош! – Линч даже поднялась со своего места, – и я уверена, что Мэри, когда приедет с Сарой, подружится и с Генри, и с близнецами!
При этих словах сидящий поодаль Арт нервно дернулся. Он не питал дружеских чувств по отношению ко всей этой компании и лишь с недовольным лицом сидел возле брата, который, напротив, с упоением вслушивался в их разговоры.
Генри хотелось побольше узнать о сестре Сары, но из скромности задавать вопросы он не стал. В любом случае, по словам Эрики, в скором времени кузины Мюррей вернуться в Веритополь, и Генри сам всё узнает.
Так как всю прошлую ночь никто не спал, Джош с Эрикой поспешно поехали домой высыпаться, Генри же присоединился к пешей прогулке близнецов до дома. Макс просто хотел спать, Арт лишь недовольно фыркнул в ответ на присутствие Генри. После случая на заброшке он старался держаться от него подальше, хотя Джонсону было не привыкать.
Идти было далеко, и палящее солнце совсем разморило братьев, еще больше замедляя их шаг. В конце концов они совсем запарились и купили мороженое, а Генри, к их удивлению, без задней мысли отказался, что выглядело очень странно. По нему даже не было видно, что он как-то страдал от палящей жары, хотя шёл он в тёмной пайте.
– Ты точно не будешь? И как тебе не жарко? – Макс невинно недоумевал, доедая сладость, – просто если у тебя денег нет, ты скажи, я тебе куплю.
Генри хмыкнул носом и вежливо отказался. Не станет же он объяснять, что и сладкое мороженое, и несоленая овсянка на воде для него одинаковы на вкус?
– Не хочет он, сказал же! Каждому встречному будешь мороженое покупать? – неожиданно вспылил Арт.
Генри прекрасно понимал, за что младший Мендес так на него взъелся, но что поделать? И надо ли вообще что-то делать? Джонсон не имел мысли отрекаться от своей вины в этой ситуации, лишь старался не нагнетать сильнее конфликт.
– Так что вы собираетесь вечером делать? – осторожно вопросил Генри.
– Не знаю, планов не было. Точнее, – Макс что-то вспомнил. – Арту пригляделась риелторша, что нам жилье подыскивала, и он даже хотел её пригласить погулять, но как она с мамой завела разговор о тягостях материнства, то он сразу передумал.
Арт ткнул брата под ребра.
– Хватит нести чушь!
– Почему это «чушь»? – Макс остановился. – Будешь отрицать, что тебе понравилась хорошенькая риелторша? Да и что не так с её ребенком? Хоть бы поинтересовался, может, она не замужем, а ты детей любишь...
– Макс!
– А что я? Это ты каждый раз с блестящими глазами возился с соседскими детьми, когда нас по гостям таскали, не хотел уходить и просил у родителей младше...
– МАКС!
Лишь когда Арт перешел на крик, его старший брат унялся. Судя по красному, как помидор, лицу младшего Мендеса, этой темы он очень стыдился, особенно в присутствии Генри, который этого слышать точно не должен был.
Юноша грозно зыркнул на Джонсона и больше не произнес ни слова. Чего нельзя было сказать о его брате, которого было уже не заткнуть.
– К слову о той риелторше, – у Макса был язык без костей, – я просто поражаюсь, как она уговорила нашу маму на покупку. Она такая упёртая. Нам даже цену скинули. И то пока мать не отвели к нотарессе, она все равно колебалась. И только на регистрации сделки после разговора с юристкой она убедилась, что не прогадала. А ещё...
Макс долго распинался обо всём и ни о чём одновременно, Генри же, несмотря на быстрый темп и всё тот же акцент друга, внимательно вслушивался в его речь и только думал о том, как же различались эти два брата-близнеца. Старший был добродушен и открыт к общению, младший после первой же странной ситуации закрылся ото всех и просто хотел, чтобы его не трогали. На нет и суда нет.
Спустя пару километров дороги они наконец пришли к близнецам домой. Как только они зашли, Арт тут же прошмыгнул на второй этаж и закрылся в своей комнате, Макс же повёл Генри на кухню, дабы чем-нибудь угостить. Но путь их лежал через гостиную, в которой мадам Мендес с кем-то оживленно болтала. Когда парни подошли ближе, Агнетта тут же радостно подскочила и приблизилась к ним.
– Макс! Вас уже отпустили, – она пригласила их сесть, – а мне Адель принесла документы.
На диване скромно сидела миловидная девушка в сером брючном костюме с низким хвостом на голове. Пышные чёрные волосы её так и норовили выпасть из прически, а серая одежда крайне неудачно контрастировала с её светлым румяным лицом.
«Ей бы больше подошёл голубой», – подумал Генри, глядя на эту юную особу. Судя по всему, это и была нотаресса, что регистрировала их сделку по недвижимости, но одно в уме не укладывалось. Неужели такая молодая занимается такой скучной работой? Хотя не ему решать и судить, так что Джонсон тут же одернул себя от этой вереницы мыслей, посчитав их неуместными.
Генри вежливо поздоровался, и на лице Адель расцвела еле заметная улыбка. И ещё расцвела мадам Мендес, которая, видимо, узрела в юной юристке неплохую пассию для кого-нибудь из своих сыновей, о чем тут же и намекнула Максу, а после быстренько собралась на работу в ресторан, оставив двух юношей и одну девушку в крайне смущающей обстановке.
– Не берите в голову, – Макс виновато обратился к Адель, – мама всегда такая.
Девушка хихикнула и с той же улыбкой на лице преспокойно ответила:
– Всё в порядке, я такое часто слышу. Уже привыкла.
После небольшой паузы она продолжила:
– Вы не будете против, если я останусь еще на пару часов? – Адель поднялась со своего места, – я пришла к вашей маме достаточно рано и никак не ожидала, что она так долго меня здесь задержит. Да вот только незадача: сейчас самое пекло на улице, я боюсь схлопотать солнечный удар.
Уже пошел четвертый час, жара же спадет после пяти, вынужденно сидеть в гостях девушке нужно было недолго, так что Макс без зазрения совести согласился.
И пока юноша угощал гостей чаем и сладостями, на красивый голос Адель из своей берлоги выполз даже Арт. В основном, она рассказывала юморные рассказы девушки о тяготах работы в юриспруденции, трое парней же внимательно слушали, наслаждаясь каждым произнесенным словом. Её голос в самом деле можно было назвать чарующим, так как заворожить трое парней-подростков речами о казусно сорванных сделках купли-продажи – дело поистине волшебное.
Когда же жара наконец спала, уходя, Адель имела неосторожность заикнуться о недавно открывшейся пекарне на другом конце района, где, по её мнению, готовят достойную похвалы выпечку. Генри и Макс тут же вызвались сопроводить её и оценить угощения самостоятельно, хотя один из них ничего бы не ощутил, а другой и вовсе не любил сладкое. Один только Арт, что действительно любил сладкое, в последний момент отказался и, закрыв за уходящими дверь, снова угрюмо поплелся в свою одинокую комнату.
***
Когда эти трое пришли, от пекарни их отделяла лишь зеркальная дверь, что своими блестящими переливами манила посетителей только так. Генри же, впервые за долгое время увидевший собственное отражение, почувствовал себя некомфортно. Ведь это всего лишь дверь, даже не полноценное зеркало? Тогда почему глубоко в душе он ощутил тревогу? Но было уже поздно, Макс потянул за массивную ручку и пропустил Адель, вошел сам и пригласил Генри. Лучше бы они этого не делали.
– Что за...
Дверь за Джонсоном поспешно захлопнулась и больше не открывалась. Все трое огляделись и обнаружили вокруг себя совсем запустевшую лавку, что в полумраке этого места выглядела совсем зловеще. Она отнюдь не была похожа на то светлое место, в котором Адель затаривалась сладостями последние две недели. И даже вынутый фонарик не исправил ситуацию: напротив, в тусклом его свете стали видны жуткие обитатели этого места, а именно полноростные куклы, что своими стеклянными глазами смотрели в пустоту, благо, что не на гостей. В дальнем углу оказалась приоткрытая дверь, из которой доносились шаги.
– Быстро прячемся! – прошипела Адель и силой затащила двух парней под прилавок.
К несчастью, их сразу же заметили. Звонко цокая туфлями по каменному полу, в опасной близости появилась женщина в темном длинном платье, что к их ужасу наклонилась и уставилась прямо на незваных гостей. Макс хотел закричать, но его рот заткнули две пары рук.
Лицо этой женщины походило на белый фарфор и стеклянные глаза. И сквозь всю её голову проходила огромная трещина, придавая её виду еще больше жути. Один из глаз тоже не избежал этой участи, так что его осколки неподвижно торчали из деформированной глазницы. Второй же был цел и неестественно вращался, осматривая найденных под прилавком незнакомцев.
И хотя вид её был ужасен, в ней не угадывалась враждебность. Вместо этого над ними прохрипел её грубый голос: «Он вас не увидел?!» Однако, не дожидаясь ответа, дама грубо впихнула торчащие из-под прилавка ноги и задернула шторку, которую пленники не заметили. Их больше не было видно, так что теперь только они вчетвером знали об этом секрете. Женщина же поспешно вернулась к двери.
Спустя некоторое время где-то вдали послышался мужской голос, настолько мерзкий, что Генри даже поблагодарил провиденье за то, что он не являлся девушкой. Этот мужчина с кем-то миловался, настолько противно, что даже скудное воображение Джонсона после услышанных звуков нарисовало жирного потного педофила, лапающего и облизывающего маленькую девочку, которая не могла сопротивляться.
– Ты закончила? – прекратив слюнявить свою жертву, жирдяй, по всей видимости, грубо обратился к той женщине, которая спрятала Генри и остальных.
Ответа не последовало, но стали отчетливо слышны шум, еще шаги и шарканье. Длилось это очень долго, и Джонсон ощутил дрожь. Многострадальный Макс сидел в достаточно неудобной позе, так что вскоре его затекшая нога дала о себе знать. Пытаясь изменить положение друга, чтобы дрожь в его ноге прекратилась, Генри и сам наделал шуму, но, благо, во всеобщей суматохе это осталось незамеченным.
Как только всё стихло, послышалось, как хлопнула дверь, и поспешные шаги всё тех же каблуков направились к ним. Сердце Генри сжалось, как и сердца всех остальных, но женщина лишь распахнула шторку, предлагая им вылезти, ведь теперь всё было чисто.
Дама вывела всех троих через ту же дверь, в которой скрылся весь шум, и хотя это казалось достаточно ненадежным, иного выхода из возникшей ситуации никто не узрел. За дверным проемом оказался нескончаемый коридор, но эта особа с разбитым лицом быстро прошмыгнула в ближайшую дверь и все за ней, после чего она звонко провернула ключ в замке, тем самым заперев их здесь.
«Теперь можете расслабиться», – тут же произнесла она и села на софу, приглашая своих гостей сесть туда же. Рядом с ней опустилась лишь Адель, парни вежливо отказались, оставшись стоять.
– И как вы тут очутились? – безо всяких прелюдий вопросила женщина, своим таким же хриплым голосом вызывая мурашки у присутствующих.
Генри хотел открыть рот, хотя слов в ответ у него не было, однако его сразу же опередили.
– Мы всего лишь вошли в зеркальную дверь, желая попасть в пекарскую лавку, не имея намерений кому-то навредить или помешать. Скажите... ведь это зеркальный мир?
Джонсон встретился взглядом с Адель. Её невинные сладкие речи лились прекрасной песней для чужого слуха, но глаза выдавали знания. Знания о происходящем, которых не было у самого Генри, но который жадно впился взором в изумрудные девичьи глаза, будто бы этот жест мог отнять эти знания у неё и передать ему.
Женщина же без ясного и внятного ответа промолчала. И лишь поднявшись и отойдя в сторону, она завела руки за спину и наконец начала говорить, но сразу же попросив её не перебивать.
«Когда-то давным-давно я очень хотела ребенка, но бог был ко мне немилостив. Скорбя о своих мертворожденных малютках и об усопшем супруге, я привлекла внимание его. Этот отвратительный монстр был обольщён моим кукольным мастерством и предложил мне ребенка в обмен на работу, и, к сожалению, я согласилась. Спустя много лет со дня нашего последнего разговора он забрал меня сюда и приказал работать. Его приспешникам нужны были тела, которые они безжалостно отнимали, а потом пожинали плоды этой жадности».
Она повернулась к слушателям и, оглядев их непонимающие лица своим стеклянным глазом, скрестила руки на груди, после продолжила.
«Украденные тела гнили, обращаясь в ничто и унося за собой обреченных преступников. И тогда он решил прятать их в бессмертных оболочках. Фарфор. Стекло. Шерсть. Я создавала им фарфоровые тела, вставляла стеклянные глаза и шила шерстяные волосы, дабы их изувеченные души могли жить внутри кукол, пока они не найдут новые живые тела. Но, как вы видите, что-то пошло не по плану, – она указала на свое разбитое лицо, – моя плоть давно сгнила, но это место не дает мне просто так умереть, и, хотя фарфор может скрыть мои старые кости, он не спасет меня от боли и издевательств. Те, кто занял кукольные тела, больше не могли их покинуть, а также не могли их контролировать, либо недвижимо стоять как неживая игрушка, доживая так свою бессмертную жизнь. Когда-нибудь он найдет способ им полноценно жить, а пока у него нет выбора, кроме как каждый раз прятать обреченных существ в естество безымянных кукол».
После этого она многозначительно замолчала, явно ожидая вопросов. Однако все молча переваривали её слова, которые были сложны не только содержанием, но и манерой подачи. И лишь Макс неуверенно взглянул на незнакомку и тихим голосом вопросил:
– Извините, а «он» это Дьявол?
Стеклянный глаз её уставился на юношу. Она не понимала.
– Дьявол? Кто такой Дьявол?
Повисло неловкое молчание, лишь изредка нарушаемое чужими шагами, что слышались за дверью, заставляя присутствующих невольно съежиться, хотя дверь была заперта.
– И всё же... – Генри наконец подал голос, – чего вы от нас хотите?
Казалось, женщина ждала этот вопрос.
– Мои кости сгнили, а любимый ребенок давным-давно уже мёртв, поэтому я хочу, чтобы вы вышли отсюда и забрали мои останки похоронить.
– Хорошо, мы согласны!
– Подождите-подождите! Разве мы можем ей доверять? – немедленно возразил Макс, – мы видим её впервые, и после одного рассказа ей поверим? А если она с теми заодно и сдаст нас им?
На что фарфоровая дама тяжко вздохнула.
– Я слишком устала. Устала от всего и просто хочу обрести покой. Да и если бы я хотела вас сдать, почему я до сих пор этого не сделала?
Однако Макс был непреклонен. Даже в логичных речах её он узрел подвох, и если с его младшим братом Мендес имел много отличий, то они имели, как минимум, одну схожесть – упрямство. Став излишне суетливым, он совсем вывел из себя молчаливую Адель, что тут же поднялась и мертвой хваткой впилась в запястье парня, мило пролепетав:
– Максим, мой дорогой, у нас не столько много вариантов, как хотелось бы. Сделай для меня исключение и согласись на этот.
К удивлению Генри, после этих слов Макс поник и тут же согласился.
Они долго просидели у двери, выслушивая наилучший момент, чтобы улизнуть. Как только шум шагов утих, женщина отворила дверь и, сцепившись со всеми по рукам, немедленно повела их по этому нескончаемому коридору. Хотя он был больше похож на лабиринт, что подобно змее закручивался и круто поворачивал почти на каждом шагу, Генри и остальные еле поспевали за ней.
Долгое время они, к своему счастью, не встретили никого, и казалось, будто они смогут выбраться без проблем. Но это только казалось. К этому моменту пейзаж поменялся, узкий коридор расширился и потерял своё очертание, и со всех сторон стали появляться чернеющие силуэты подобно дверным проемам. Каждый шаг по твердому полу ощущался иллюзией, а нереальность этого пространства истиной, и наоборот. И хотя выглядело это всё так впечатляюще, дама остановилась и огляделась.
Много веков её старые кости находились здесь, однако они были заперты в её маленькой кукольной лавке и боковой комнате отдыха. Если бы она знала, как идти, она бы давно покинула этот мир. Да только она не знала. И пока она выбирала направление, что-то привлекло внимание Генри. Где-то позади них в одном из таких проемов показалось что-то голубое. Приглядевшись, он узрел Адель, её двойника в голубой одежде, что оценивающе прищурилась и потом ринулась на них. «Бежим!» – как можно тише прошипел Джонсон, и приближающуюся опасность увидели все, так что им ничего не оставалось, как бежать без оглядки.
Генри держался за Макса и ощущал, как у того выпрыгивает сердце из груди. Они бежали и бежали от преследования, а подделка никак не хотела отставать. Джонсон уже взмолился всем богам, каких только знал.
Добежать, только добежать, вывести невинных людей. Генри никогда не волновался за свою жизнь, но лишь одна мысль о том, что Макса, всего лишь мальчишку, что он знал меньше месяца, или Адель, которая пару часов назад приветливо с ним поздоровалась и всего лишь хотела сходить за выпечкой, что их может не стать, разрывала его изнутри. Все они были втянуты в это по ошибке, так почему они должны страдать? Из-за него? Из-за Генри?
«Лучше бы они никогда со мной не встречались», – без колебаний подумал Джонсон и чуть не врезался в стену.
Причудливость этого мира снова стала коридором и тупиком, что заканчивался большой дубовой дверью, в которую Генри только что чуть не впечатался. У них не было другого выхода, кроме как войти, что они поспешно сделали и заперли дверь. И вроде как наступило некоторое чувство облегчения, хотя снаружи послышались звонкие стуки, а потом и то, как Псевдоадель стала выламывать дверь. Но как только Генри повернулся, он не на шутку струхнул. Весь этот нескончаемый зал, в котором они оказались, был полностью заставлен такими же полноростными куклами, каких они видели еще в той кукольной лавке, когда случайно провалились в зеркальный мир.
Но ещё больше жути додавало то, что все эти куклы имели одно и то же лицо. Этим существам было все равно, какую оболочку им занимать, лишь бы была призрачная надежда продлить своё существование, и пленница с даром кукольницы этим пользовалась. Сейчас же она подошла к одной из кукол и, натурально плача своими стеклянными глазами, заботливо погладила ту по щеке, пришептывая: «Доченька моя». Однако её грубо прервали, фальшивка выбила дверь и, недовольно глядя на женщину, встала у двери.
Кукольница обернулась и, не церемонясь, со всей силы ударила куклу, которую только что гладила, чем вызвала эффект домино, после чего крепко вцепилась в своих спутников и дала деру сквозь полчище падающих и разбивающихся кукол.
«Не думай, что тебе удастся сбежать!» – как гром, прогремел голос Адель им вслед. Хотя не совсем, нет. Голос настоящей Адель приятно ласкал слух каждой фразой, делая на душе приятно, и за те пару часов, что они говорили, запал Генри в сердце, эта же пародия была точной его копией, но настолько отвратительной и отталкивающей, что мальчик невольно захотел её обладательницу лишить возможности так резать чужой слух.
Эти слова изначально предназначались не ему, но Джонсон ощутил, как эта фраза впивается у него в голове и останется там на всё его недолгое существование. Однако пока он думал об этом и старался увернуться от падающих фигур, в том же дверном проеме показался огромный подобно дирижаблю силуэт. Это был тот самый мерзкий тип, что жадно и противно всасывался в свою жертву и изначально забрал кукольницу сюда. Как только они с Генри встретились взглядом, жирдяй немедленно ринулся за ними, раздавливая своими ногами остатки былой кукольной красоты, что теперь уродливыми остатками застилала пол.
Юноша осознал это не сразу, но в какой-то момент неожиданно вспыхнул огонь и поглотил весь зал, уничтожая волосы и платья кукол и затрудняя злодею путь. Генри хотел вырваться из их цепи и задержать того мужика, как вдруг спотыкнулся и ощутил провал, в который же и полетел. Мальчик резко дернул руками и схватился за талию кукольницы, что зависла над ним в довольно странной позе. Лишь приглядевшись, Джонсон узрел, как жирная рука мертвой хваткой вцепилась в глотку женщины и не отпускала.
Красная от злости рожа этого мерзавца оказалась тут же. И пока мальчик пытался ему помешать, дама схватила что-то с шеи мужика, отчего он в ужасе дернулся и отпустил её шею, а Генри вместе с ней полетели вниз.
***
Несколько кувырков, и мальчик выпал из двери и проехался по грубому асфальту спиной, а в руках его осталась лишь горсть пепла, что осталась от той женщины, что в мгновение ока сгорела за секунду до приземления.
Джонсон тут же подскочил и обернулся, рядом с ним сидели Макс и Адель, такие же грязные и взлохмаченные, как и он сам, и вид у них был удрученный. Они выпали там же, где и зашли, у двери новой пекарни, которая теперь была наглухо закрыта, ведь солнце уже давно зашло и время близилось к полуночи.
Полностью опустошенные внутри, три одинокие фигуры медленно поплелись по тихому городу в поисках дороги домой. Лишь Генри никак не мог забыть последнюю фразу той женщины, что, сгорая, произнесла у него в голове:
«Теперь он знает, что может затащить вас в свое логово, и будет стараться вам насолить. Будьте осторожны, прошу».
__________________
«Ей бы больше подошёл голубой».
Адель!