Последний анархист

Времена года сменялись друг за другом, дни казались короче другого. Жёлтые листья скрылись за сероватыми сугробами, а сугробы даже как-то слишком быстро и незаметно растаяли в этой суете, уступая яркому жаркому весеннему солнцу, которым унылый город так и не успел насладиться, ослепнув от летних лучей.

«К чему такая спешка? Не спешите ль с торжеством? Вы так часто принимаете решения, не посоветовавшись со мной», - спрашивал и в тоже время упрекал Софью Эдуард в своём письме про совсем неудобного ему, слишком скорого из-за монархического кружка бала. Не успел он разобраться со всеми своими делами, как уже был приглашён в дом Овчинниковых на вечер в честь своей же помолвки. До свадьбы ещё, как он думал, совсем далеко, но уже весь небольшой городок был взбудоражен их союзом.

- Софья, - продолжал причитать он, выхаживая за ней по залу перед самым приходом гостей, - душа моя, я ведь просто не успею за это время выгнать «сама знаешь кого» из особняка.

- Неужели он не соглашается взять деньги за свой отъезд?

- Нет! Он называет это «памятью об отце» и говорит, что не может допустить того, чтобы я так просто стал хозяином в этом месте.

- Что же это? Может мне с ним поговорить?

- Я Вас умоляю, оставьте это дело мне, я отлично справляюсь.

- К чему тогда Ваше волнение? Вы ведь даже не хотите прибегнуть к моей помощи.

- Никакого волнения, Софья Денисовна.

- Вот видишь, а значит у тебя нет никаких проблем, - достаточно легко заключает девушка и останавливается перед зеркалом, поправив причёску. - Татьяна, душа моя, где тебя носит? - уже громче спрашивает она, и неспеша по лестнице к ним спускается хрупкая чуть живая фигурка девушки в пышном светлом платье. - Вы - само великолепие, душа моя, но будьте чуть-чуть расторопнее.

Татьяна в свою очередь же привыкла к такой спешке и предпочитала не отвечать сестре, тем более в присутствии Эдуарда Феодосьевича - пожалуй, самого отвратного ей человека в этом зале, и торопиться, конечно, из-за одной просьбы, не собиралась, ведь это будет означать, что придётся нервничать. В конце концов, времени достаточно, а если и уже опаздываешь, то к чему тогда торопиться? Это, пожалуй, было лучшей её философией.

Гостей приходилось встречать долго хотя бы потому, что их было не меньше тысячи человек, и каждый из них учтиво подходил лично здороваться с хозяевами дома, а после прихожей сразу переходили в светлый и просторный бальный зал с белыми стенами и фресками на них. Оркестр уже начал играть и наполнил помещение блестящей, элегантной музыкой.

Сегодня этот дом был переполнен монархистами, что вели светские беседы и ни слова о политике в этих стенах, только культура, искусство и танцы - такова прихоть самой Софьи Денисовны. Среди монархистов, конечно, были уже и знакомые нам Пруяевы и Поддубские, в составе одной семьи из которых не было, разве что, младшего Пуряева. Глеб Дмитриевич снова не соизволил явиться в место сбора света.

Не меняя лучезарной улыбки, Лизавета юрко прокручивается на месте и неуклюже падает на мягкий стул у самого окна, положив ногу на ногу и став осматриваться в поисках новой жертвы: зал полон кавалеров с бокалами в руках, что притворно улыбались своим спутницам в изящных блестящих платьях. Соответствуя богатому убранству и золотому покрытию на стенах, где каждый предмет декора стоил целого состояния, все они одеты по последней моде и походили один на другого, ведя между собой «интеллектуальные» беседы, а, когда дело доходило до назревающей революции, - приглушали тон, как положено порядочным монархистам. Наконец, в её поле зрения попадает крайне красивая стройная блондинка в приталенном платье и с бокалом в руках.

- Елизавета Дмитриевна, не забывайте, где мы с вами находимся и соизвольте вести себя чуть сдержаннее, на Вас направлены тысячи глаз, - не меняя улыбки просит её Виктория, но просьба её была проигнорирована, и Лизавета вновь щурится, указывая в пустоту пальцем, за что мгновенно получает по руке веером за неэтичное поведение от своей спутницы.

- Моя дорогая Тори...

- Виктория Станиславовна, - учтиво поправляет «Тори».

- Да-да, Тори, а кто эта дама? Прежде не видела её на собраниях кружка?

- Где? - щуриться теперь уже Виктория, а её астигматизм решительно не давал ей сосредоточиться. - А, Дарья Алексеевна? Точно, припоминаю, что Софья Денисовна о ней говорила, она вступила к нам недавно, но персона важная. Ты, верно, слышала о ней? Я могла бы вас друг другу представить, но скажу сразу, что на первый взгляд она мне не понравилась, выглядит несколько... высокомерной.

- Первый раз вижу и никогда не слышала... Дворянка?

- Можно и так сказать, её именем назван модный дом. Скажу по секрету, цены там просто огромные.

- Ах! Тот самый? Недавно присматривала себе бальное платье там. Отлично! Я хочу с ней познакомиться, - весело отзывается Лизавета и поднимается с места, состроив крайне элегантный вид, по-детски передразнивая важных дам и задрав подбородок. За это, конечно, она снова получила щелчок веером по руке.

Вблизи Дарья оказалась ещё более утончённой и привлекательной: короткие шелковистые волосы волнами ложились на хрупкие белые плечи, подчёркивали мягкие черты лица, среди которых особенно выделялись большие зелёные глаза, умные и глубокие, однако на деле холодные и равнодушные, будто ничего в этом вечере её не радовало. В глаза бросалась стройная фигура, отличающиеся совсем узкой талией и тонкими ручками.

- Добрый вечер... - подмечая к себе внимание особ произносит девушка и задумчиво рассматривает Викторию, - прошу меня простить, виновата, совсем не помню Вашего имени.

- Виктория Станиславовна, - помогает ей Виктория и сразу переводит тему. - Мадам, имею честь представить - графиня Пуряева. Елизавета Дмитриевна, хочу Вам представить Дарью Алексеевну.

- Большая честь для меня, Ваше Сиятельство, много слышала о Вас, Вашем многоуважаемом отце и, кажется, Глебе Дмитриевиче? - проговаривает та с небольшим польским акцентом, натягивая фальшивую улыбку.

- Я очень рада нашему с Вами удачному знакомству и надеюсь, что в следующий раз мне удастся лично представить Вам своего брата, - говорит сама Лизавета, ведь наконец настал её «звёздный час».

- Я в нетерпении.

И обе девушки замолкают. Лизавета немного смутилась от такой неловкой тишины, а восхищённый красотой взгляд был буквально прикован к таинственной незнакомке, но Дарью это вовсе не смущало - может, она и не хотела продолжать этот разговор.

- Дарья Алексеевна, - вмешивается Виктория, дабы сгладить неловкую ситуацию, - Ваше имя у всех на устах, выглядите великолепно. Этот наряд - одна из Ваших работ?

- Благодарю. Это одна из моих любимых работ, и я ждала, что на этом вечере её обязательно заметят.

- Слышала о презентации Ваших платьев в столице, Вы просто не можете не производить такого впечатления.

- Благодарю. А Вы, как я вижу, интересуетесь модой?

- Как и любая дама, которая желает хорошо выглядеть, в моём-то возрасте.

- Тогда вы наверняка слышали о «Поль Каре»?

- «Поль Каре»?

- Ах! Да, простите, опережаю время, обсудим годом позже. Вы, наверняка, уже прочли последний выпуск «Дамского мира»?

- Точно, припоминаю.

Из сего диалога Лизавета понимала только две вещи: во-первых, она совершенно ничего не понимает в женской моде, а, во-вторых, в этой компании она становится лишней. Побледнев и встав в стороне, девушка неловко переминалась с ноги на ногу. Появление Татьяны послужило ей спасением.

- Дарья Алексеевна, добрый вечер, - учтиво произносит она и складывает руки перед собой в замок, ни разу не улыбнувшись. - Прошу меня простить, я прервала Вашу беседу? Софья Денисовна просит Вас к себе.

- Это срочно?

- Срочнее некуда, - также уверенно произносит её новая собеседница.

Взяв в тонкие ручки края своего платья, Дарья проверяет, не стоит ли кто на её шлейфе и удаляется к хозяйке дома.

- Татьяна Алексеевна, что-то случилось? - встревоженно спрашивает её Виктория.

- Не беспокойтесь, наоборот. Вы обрадуетесь, когда всё узнаете.

- Милая Татьяна, а я больше обрадуюсь, если Вы подтвердите мои догадки! Ответ от издательства ведь уже пришёл? Мою работу собираются выпускать? - вдруг спрашивает Лизавета с отражающейся надеждой в сияющих то ли голубых, то ли зелёных глазах.

- Сожалею, но пока нет. Софья уже не один месяц пытается договориться хоть с одним издательством, но Ваши работы решительно никто не хочет выпускать. Цензура, - пожимает плечами достаточно равнодушно до жути спокойная Таня. Лицо её не выражало и сожаления. В конце концов, роман «Лилит» не понравился даже ей.

Разговор их наконец прерывает затихшая музыка и голос Софьи Денисовны, обращённый ко всем здесь присутствующим. Она чуть поднимает бокал шампанского, а потому её жест повторяет Дарья Алексеевна, слабо улыбаясь поднятым на них взглядам монархистов.

- Прошу минуту Вашего внимания! Я хочу сделать торжественное объявление. Неделю назад я попросила Дарью Алексеевну отдать в издательство «Народное слово» написанные «Сиеррой-Мореной» статьи, и пришёл ответ. Со следующего месяца наши монархические идеи будут регулярно появляться в газетах и для простых людей. Выпьем за этот торжественный момент в жизни не только нашего небольшого города, но и общества Российской империи!

В зале раздались аплодисменты, звон бокалов и восторженные голоса. Уже через пару секунд опустошенные бокалы были оставлены на подносах.

- Благодарю Вас, Дарья Алексеевна, - произносит Софья и широко улыбается ей. - Когда Вы познакомите меня с этим издателем-меценатом?

- Мне не составит это никаких проблем, но вернее было бы назвать этого человека «издательницей». Вы наверняка о них не слышали, дворяне они бедные и от титула одно название, но уже несколько лет Наталья Владимировна успешно держит издательство и продолжает начатое своим отцом дело, - поправляет её учтиво дворянка.

- Действительно женщина? - удивлённо спрашивает Софья.

- Софья Денисовна, Вам ли не знать, что при острой необходимости, решимости и совсем небольшой помощи, скажем, мужчины, девушки, вроде нас с Вами, способны на всё. К чему Ваше удивление?

- Душа моя, таким девушкам, как мы, не нужна помощь никакого мужчины, хватит одной лишь решимости и желания, - более тихо произносит Софья Денисовна и на секунду обращает внимание на Эдуарда Феодосьевича, застенчиво ему улыбнувшись. Благо тот совсем не слышал их разговора и выглядит потерянным. - Но, тем не менее, ещё интереснее будет познакомиться с этой особой.

- Наташа! Ты меня пугаешь! - негодовал Владимир, расхаживая по маленькой кухоньке и махая руками. Взяв листы с рукописным текстом в руки, он протянул их сестре. - И ты собираешься это тиражировать? Ты с ума сошла! Это будут читать люди, ты это понимаешь?

- Я не могла отказаться, - осторожно поправляет его Наташа, ни разу не дрогнув перед его злостью. - Меня попросили, а я не видела причин не исполнить эту просьбу, к тому же Дарья Алексеевна была очень убедительна.

- Не видела причин?! Это Дарья Алексеевна тебе кажется убедительной? Кто из нас старше? Ты наивна, словно тебе едва исполнилось шесть лет. Наташа, «Сиерра-Морена» думает только о своих взглядах и пропагандирует нашему народу невесть что. Это уже не «Народное слово», как людям после этого нам доверять?! Ещё вчера ты обещала, что будешь мне помогать, а уже сегодня заодно с этими монархистами!

- Володя, я попрошу тебя не кричать и не раскидываться резкими выражениями. Никого поддерживать я не собираюсь, и кричать на меня не надо, - просит та, тем не менее, спокойным тоном. - Люди сами решают, кому и во что им верить, одна статья в газете ещё ничьи взгляды на Империю не меняла.

- Кого ты собираешься слушать? Меня или этот монархический кружок? Я, как сын нашего отца, запрещаю тебе это нести в массы!

- А я, как единственных здесь занятый делом человек, говорю, что всё решила, и ты не можешь мне этого запрещать! Я всё сказала, - возмущение переполняло девушку, её щёки заметно покраснели от таких высказываний собственного брата, а руки она скрестила на груди.

Походив немного по комнате, чтобы унять негодование, Владимир выдохнул и вернулся к «остывшей» Наташе.

- Милая моя! Умоляю тебя! Ну откажись ты от этой затеи, пока не стало поздно! - просит тот, взяв её за руки. - Всю жизнь в долгу у тебя буду!

- Ну не могу я отказать людям, раз уже пообещала!

- Это предательство!

- Это уважение ко всем политическим взглядам.

- Тьфу! - произносит Владимир, отпустив руки сестры. От возмущения, он не знал, что сказать, и вышел из кухни, решительным шагом пойдя к выходу из особняка.

- Володя, ну куда ты так поздно пойдёшь? - спрашивает ему вслед Наташа, но в ответ получает только стук входной двери.

С тяжёлым вздохом она поднимается, берёт эти несчастные статьи и начинает перечитывать одну за другой. «Ну неужели так плохо жить в согласии?», - проносится в её наивной, полной непонятно откуда взявшегося мнимого альтруизма и непонятных гуманистических идей, голове. Но почему-то ей казалось, что анархизм быть может жив, пока живёт монархия.