Глава 7
Самолёт. Большой взрыв. Много дыма. Огонь.
Я проснулась в холодном поту и начала плакать. Тётя услышала мои крики и сразу же прибежала ко мне. Она села на кровать и начала гладить меня по спине. Я заплакала в её объятиях. Сил уже не было. Я крепко сжала её тело в своих руках и вдохнула её родной аромат.
— Тётя, почему рядом со мной нет мамы и папы? — Я плакала, всхлипывая у неё на плече.
— Поплачь, моя дорогая, станет легче, — она гладила меня по волосам.
Когда мне полегчало, я отстранилась от неё и вытерла слёзы. Она смотрела на меня жалостливым, но решительным взглядом. Я сразу всё поняла.
— Я буду ходить к психологу. — Она кивнула и взяла меня за руки.
— Я уже оплатила твои приёмы к сеньору Диасу. Договорюсь о вашей встрече сегодня.
Я только раскрыла рот, чтобы возразить, как наткнулась на твёрдый взгляд своей тёти. Она была непреклонна, спорить бесполезно. Я встала и посмотрелась в зеркало. Глаза опухли от длительного рыдания, нос покраснел, а слёзы были размазаны по всему лицу. Нужно было срочно принять душ.
Я спустилась на кухню и увидела мягкие булочки с изюмом. Есть не хотелось, но чтобы не тревожить тетю ещё больше, нужно съесть.
— Я могу выйти сегодня на смену. — Сказала я.
— Нет, Аля. Я уже решила, пока ты проходишь лечение, я как-нибудь сама справлюсь. — Я нахмурилась.
Моей тете было уже сорок три, и у неё часто побаливала спина. Но она прекрасно выглядела для своих лет. Короткие каштановые волосы, оливковая кожа, карие глаза, ровный нос, под глазами и на лбу были неглубокие морщинки. Ей никто не давал больше тридцати пяти.
У неё не было своей семьи. И мне казалось, что всё это по моей вине. Я так любила свою тетю, что в раннем детстве ночью тайно помолилась Богу, чтобы тётя Алана была только моей. Я была слишком ревнива, чтобы делить её с кем-то ещё. Сейчас это кажется смешным, но после смерти родителей я окончательно загубила её личную жизнь. Она всё заботится обо мне, у неё не хватает времени на себя. Когда я говорю ей это, Алана отшучивается и говорит, чтобы я не придумывала себе всякого. Но порой я чувствую себя ужасной эгоисткой.
— Тётя, я ведь не больна! У меня руки, ноги на месте. — Запротестовала я. Нет, не могу сидеть у неё на шее. Эта женщина просто этого не заслуживает.
— Аля, всё хорошо, я справляюсь. Да и работа мне не в тягость. Ты уже видишь, я вся жиром поросла, мне нужно растормошиться. — Она посмеялась и показала на "толстые" по её мнению руки. Хотя на самом деле они были просто идеальны.
— Тётя, ты самая красивая! И у тебя нет никакого жира, не выдумывай.
Мы решили на том, что первые две недели я спокойно прохожу лечение без работы, а потом возвращаюсь в свою привычную роль официантки. Конечно, это не совсем то, чего я хотела, но у этой женщины невозможно выиграть, если она что-то вбила себе в голову.
Я уже встала изо стола, как тётя улыбнулась и с прищуром посмотрела на меня.
— Аля!
— Что?
— А психолог твой красивый? — Я распахнула глаза от неожиданности. Чего это она задумала? — Он такой молоденький.
— Тётя, ему тридцать! Для меня он – дед старый.
Она рассмеялась своим заливистым хохотом, от которого я тоже улыбнулась. Потом я ещё долго повторяла и усмехалась. «Красивый?» – «Хм, ещё чего?!».
Я надела розовое короткое платье, но тотчас его сняла. Чего это я иду к нему как на свидание? Он не достоин этого. Поэтому я пошла в белой джинсовой юбке и красной обтягивающей майке.
Район Рибейры называли древним сердцем Порту. И это не спроста. Здесь сохранились древние средневековые поселения. Узкие мощеные булыжником улочки, дома, декорированные бело-голубой плиткой азулежу. Большие таунхаусы времен 18 века, разноцветные строения домов с большим количеством окон были встроены в скалу. Окна их домов выходят прямо на реку Дэуро и мост через неё. Наверное, это божественно просыпаться с таким видом.
Солнце уже клонилось к закату и припекало остаточными лучами света. Прохладный воздух приятно обдувал тело. До чего же было приятно на улице. Но, как говорят, после чего-то хорошего всегда наступает что-то плохое.
Да, ветерок обдал меня, я вдохнула эту приятность, но ближайшие несколько часов будут ужасными. Как же я не переносила на дух этого психолога. Как вспоминаю, так мороз по коже идёт.
Я зашла в хорошо кондиционируемое помещение и прошла к лифту. Нажала на кнопку и поехала на второй этаж.
Это вполне красивое здание. И если бы я не ходила сюда к психологу, то оно бы мне очень понравилось. Двери входа были стеклянными и всегда натёрты до блеска, внутри всё выполнено в светлых бело-серых тонах, на полу мраморный белоснежный пол, повсюду стоят белые круглые кожаные диваны, два больших плазменных телевизора для удобства, серый металлический стильный лифт. На втором этаже серые оштукатуренные стены, серый ламинат и коричневые деревянные двери стиля лофт, в коридоре также стояли диваны возле стен и журнальные столики с листовками. Большие панорамные окна выходили на город. Но так как я хожу сюда на ужасно неприятные сеансы психотерапии, то и само помещение мне ненавистно. Оно ассоциируется у меня с отрицательными эмоциями от знакомства с Тео Диасом.
— Входите, — послышался властный голос из-за двери. Так и хотелось сказать: слушаю и повинуюсь.
Я открыла дверь и перешагнула порог его кабинета, смотря на свои белые босоножки. Я подняла свои глаза на него и уставилась с озлобленным взглядом, в котором читался прямой вызов. Что ж, Тео Диас, возобновим боевые действия?
— Привет, — в его лице читалось удивление и радость, — Аля, я рад вас видеть!
— Не могу сказать того же. — Фыркнула я и села на диван.
Он сказал в задумчивости что-то похожее на «угу» и с минуту ничего не говорил. Вскоре к нему вернулась привычная ему оживленность и любопытная участливость.
У него была гордость, но он умел отбрасывать её в нужный момент. Наверное, все психологи должны обладать этим качеством. Потому что клиенты зачастую бывают очень грубы.
— Что ж, Аля, рассказывай, что привело тебя ко мне. — Он сложил руки в замок и посмотрел на меня.
— К сожалению, автобус, мотоцикла у меня своего нет. — Я принялась листать всё тот же журнал, как распознать абьюзера.
«Он оскорбляет и критикует всех неугодных ему»
«Запрещает общаться с определенными лицами».
Интересно, если я запрещу общаться всем своим знакомым с этим придурковатым психологом, я сойду за абьюезера?
— Аля, тебя что-то беспокоит. Чтобы помочь тебе справиться с этим, я должен узнать, что тебя беспокоит. Для этого тебе нужно начать говорить со мной. — Говорил он спокойным размеренным голосом.
В этот раз он не стал вступать со мной в морской бой. Чёрт, а так хотелось потопить его корабль.
— Хорошо, — сдалась я, — что вас интересует? — Он улыбнулся, а я сглотнула. Мне было нелегко сделать над собой усилие.
— Аля, мне интересно всё. Я – один из тех редких слушателей, которые будут слушать всё и не перебивать. — Я усмехнулась и покачала головой.
— Конечно, я ведь плачу вам за это.
Ладно, пора уже перестать вести себя как маленький ребёнок и огрызаться как собака на привязи. Я действительно пришла сюда за помощью.
Я выдохнула и сглотнула навернувшийся ком в горле. Слёзы подступили к глазам, но я не дала им волю спуститься по щекам. Взгляд поднялся на Тео, который неотрывно смотрел на меня.
— Мне долгое время снится один и тот же кошмар. — Он настороженно кивнул. — В нём я вижу гадалку, которая предсказывает мне трудности в жизни, а потом прямо надо мной самолет взрывается в воздухе.
Я стиснула зубы и сглотнула поток слёз.
— Аля, кто-то из твоих близких разбился на самолете?
Я отвернулась от него и закрыла рот рукой. Ещё мгновение – и я закричу от боли. На этот раз я не смогла сдержать огромного потока слез. Они текли струями по щекам и скатывались с подбородка. Я слышала, как Тео встал и подошел ко мне. Он сел напротив меня и взял меня за руку. Мне нужна была эта поддержка. Я сделала пару вздохов и немного успокоилась. Я открылась перед ним, теперь назад дороги нет.
— Мои родители разбились на самолёте около года назад. — Я всхлипнула и добавила тихим ломающимся голосом, — Прошло 349 дней.
Я посмотрела на него в слезах и глазами, в которых было только одно – крик о помощи. В какой-то момент я перестала видеть в нём того незнакомого мне человека. Он стал в один миг самым близким. Только ему я открылась.
Он, неожиданно для меня, обнял меня и погладил меня по волосам, как тогда в лифте. Я почувствовала его тот морской запах. Готова поспорить, что он пах именно тем морем, на которое я смотрю каждый день.
— Аля, на наших встречах я – не твой врач, я – тот самый бесхребетный друг, который настолько неотесан, что задает самые личные вопросы.
— Они летели на отдых в Италию. Не знаю, у нас никогда особо не ладились отношения. Почти всё своё детство я провела с тетей. Они были моими родителями лишь на словах, на деле же мне их заменила моя тётя. Я её очень люблю, больше жизни. Но несмотря на это они все равно остались моими родителями. И какими бы сложными наши отношения ни были, я всегда буду любить их.
Я так долго старалась похоронить в себе всё своё детство, прошлое, всё плохое, но как оказалось, как глубоко ни зарыть это, оно всё равно останется со мной навсегда. Мне было ужасно больно вспоминать всё то, что я годами пыталась забыть. Словами не описать, что это была за травма.
— В чём заключалась сложность ваших отношений, Аля?
— Не знаю, мне всегда казалось, что я им не нужна. Они держали меня на дистанции от себя, постоянно сбагривали тёте. Я не получила от них той теплоты, в которой так нуждалась будучи маленьким ребёнком.
— Можешь вспомнить какую-нибудь ситуацию, которая задела тебя в детстве?
Я вобрала в себя побольше воздуха и задумалась. Я легла на диван и уставилась в потолок.
— Мне было семь, родители сильно ссорились..
— Мамочка, папочка, пожалуйста, не ссорьтесь.. Это я поцарапала машину.
Родители оба в один момент уставились на меня.
— В детстве я соврала, что поцарапала папину машину, чтобы родители не ссорились. После этого отец сильно побил меня ремнем, а мать молча смотрела на это, так ничего и не сделав.
— Папочка, не надо! Пожалуйста! — Кричала я, когда отец замахивался на меня кожаным ремнем. Ноги сильно саднило от больных ударов, они покрылись красными полосами. — Мама, прошу, скажи ему!
Она лишь холодно и безразлично сказала: — Раф, перестань, она уже всё поняла.
— Ну, они были не прямо тираны. Наверное, в детстве каждого было, что его избили родители за какой-то проступок. Но в тот момент было очень больно. После этого я перестала верить в любящих родителей.
Она кинула на меня презрительный взгляд, и они оба ушли, так и оставив меня на полу.
— Аля, я сожалею, что тебе пришлось пережить это, но это не норма. Родители не имеют права вымещать свою злобу на детях.
Я лишь кивнула и продолжила смотреть куда-то вдаль. В голове стали всплывать разные ситуации из детства. Они отдавались болью в сердце. Конечно, было и хорошее, но теперь, после их смерти, любые события сопровождались грустью и скорбью.
Лили и тётя знали, что у меня были ужасные отношения с родителями. Я и убедила себя и всех, что их смерть не сказалась на мне. Но это не так. И пока я не рассказала всё ему, я, наверное, не понимала, какую сильную травму мне нанесли.
Мне не хотелось больше ничего говорить, все силы закончились. Их не хватало даже для того, чтобы нацепить привычную маску. Поэтому оставшуюся часть времени разговаривал Тео. Я практически не слышала того, что он говорил, но моментами я даже улыбалась.
— Тео Диас, — обратилась я к нему, он поднял свой взгляд на меня, в нём читалось пристальное внимание, — вы хороший человек?
Я знакома с ним всего лишь два дня. Причем сегодня я приходила сюда с полной уверенностью в ненависти к этому человеку, но сейчас что-то изменилось. Почему-то я стала тянуться к нему.
В выражении его лица ничего не изменилось, но вот глаза впали в задумчивость.
— Смотря, что понимать под этим словом. Я думаю, у каждого свое понимание этого. Ты только сама ответишь на этот вопрос, Аля Перейра, которая так любит вводить меня в ступор.
Я посмеялась. Он смог рассмешить меня. Это как кстати, мне не хотелось идти в плохом настроении домой.
— Не люблю, обожаю, сеньор психолог.
Я поклонилась ему с глазами, в которых читалась презрительная игривость. Он же не думал, что после этого я перестану ненавидеть его?! О нет, теперь я ненавижу его ещё больше за то, что он знает все мои секреты.
Он посмеялся моей перемене эмоций, но также наклонил голову в знак прощания. Его глаза смотрели с вызовом на меня. Так-то лучше.