Терато

Инспектор держал в руках результаты экспертизы причины смерти Нины Степановны, матери Ланы, и какое-то время собирался с волей, чтобы открыть эту долгожданную папку. Наконец-то все необходимые исследования проведены, а документы распечатаны и заботливо положены Якову на стол. Но мужчина как будто побаивался узнать правду.

После того как они с Ланой поддались той вспышке распутства, инспектор молча ушёл, чувствуя вину. Но вину за что? Якову было неловко, он не привык действовать так безрассудно. Лана тоже молчала и улыбалась, целуя его, кажется, она была просто довольна, отвлечься от всей этой чёрной полосы жизни, что свалилась на неё в последнее время. А, может быть, она просто использовала Якова? Ведь такое поведение было совсем не в её стиле. Гадать бессмысленно. Тем более, откуда он может знать, что на самом деле в её характере?

Яков мог только чётко обозначить то, что Лана Николаевна запала ему в душу. Он думает о ней как об объекте чувств, и она действительно ему нравится. Мысли о ней плотно сидели в голове и не давали функционировать нормально, как обычно бывает, когда влюбляешься в человека.

Мужчина призвал себя не распускать сопли и, быстро открыв папку с документами, принялся читать. То, что он вынес из сухого текста с описаниями, повергло его в ступор.

— Сердечная недостаточность?! Приступ?

Инспектор откинул от себя папку, небрежно бросив её на поверхность стола, и закрыл лицо руками.

Смерть оказалась естественной, как и говорил глава управления. Падая, мать Ланы расшибла голову о тумбу, отсюда и рана на лбу. Она умерла немногим ранее, в тот же день, когда Лана вернулась домой и нашла её. Не подкупная ли это экспертиза? Уверенности не было ни в чём.

Иво и Лана специально наговаривали друг на друга. Сыпали обвинениями, хотели подставить один другого. Но у Ланы по-прежнему оставалось ещё одно оружие против Ивана. Теперь и сам Яков усомнился в достоверности её показаний. Дело её матери прекратится за отсутствием состава преступления, останется только легенда Ланы. У этой истории может быть счастливый финал, и Яков даже подумал о разводе, если всё закончится хорошо и девушка останется на свободе. Ему действительно хотелось быть с ней, но для этого нужно было убедить Лану отозвать обвинение.

Яков нашёл её номер и незамедлительно позвонил. Лана ответила спокойным, ровным голосом. Это был их первый разговор после вечернего соития. Яков же, наоборот, почувствовал, что его голос дрожит, а говорит он возбуждённо и сбивчиво.

— Встретиться? Сейчас? Ну, вы можете приехать в мастерскую. Картина как раз ждёт.

— Еду!

Яков ещё никогда не водил машину так быстро по заснеженному городу. У офисного центра, где была его любимая кофейня и мастерская, он оказался буквально за пять минут. Здание полицейского участка, конечно, было недалеко, но обычно инспектор доезжал до кофейни минут за пятнадцать.

Лана ждала его с запакованным пергаментной бумагой холстом у входа. Когда инспектор почти ворвался в помещение, пахнущее масляными красками и бумагой, она стояла недвижимо, сложив руки одну в другую. Даже не улыбнулась. Опять в изумрудном вельветовом платье, но волосы теперь стянуты в тугую безжизненную косу, прямо как во сне инспектора. Её облик будто переменился, стал недружелюбным и отстранённым.

— Что-то случилось?

Она отодвинулась, когда Яков протянул к ней руки для приветственных объятий. Инспектор решил не затягивать с причиной визита и отбросить прелюдии, раз она сама этого желала.

— Экспертиза закончена. Твоя мать умерла от сердечного приступа. Смерть была не криминальной.

— Но как?! Иво звонил мне из нашей квартиры в ту ночь! Бред! — Лана вскинула руки и сокрушённо упала на стул, уронив лицо в ладони, старательно демонстрируя страдания. — Я знала, что они всё подделают! Странно, что не вывернули так, что я виновата.

Яков стоял над ней с каменным лицом. Почему-то он совсем перестал верить в слова Ланы. Всё казалось ему игрой.

— Лана... — он опустился перед ней на корточки, взяв за руки, девушка посмотрела на него, казалось, что она вот-вот заплачет. — Передо мной ты можешь не притворяться. Я не буду судить тебя и докапываться до истины, чьи слова действительно верны. Я также не буду пытаться понять, почему ты и Иван так озлобились друг на друга. Ты же понимаешь, что дело будет прекращено? В смерти твоей матери не виноват ни один из вас.

Лана убрала свои руки из рук Якова и начала машинально разглаживать юбку платья. Нервно теребя ткань.

— Ты намекаешь, что я дала ложные показания?

— Не намекаю. Хорошо, говорю прямо: Иво не мог убить твою мать, она умерла сама. — Яков задумался, подбирая слова. — Но за ложные обвинения предусмотрено наказание.

— А ты не думаешь, что он мог звонить мне с угрозами? А совпало так, что мать действительно умерла.

— Ну, ты же сама понимаешь, что это чушь. В этом деле и так много путаницы, давай не будем усугублять. Честно, что ты, что Иво заигрались, но тебе одной не выиграть это сражение.

Девушка волком глянула на инспектора, будто загнанный в угол зверёк. Яков поспешил исправиться, не хотел портить её отношение к себе, он поднял Лану со стула, не в силах наблюдать эту обречённую позу, и, взяв за плечи, смягчил тон:

— Слушай, мне надоели эти недосказанности. Можно озвучить, как бы мне хотелось? — Лана едва кивнула. — Если ты изменишь показания, отзовёшь все обвинения против Ивана, ты останешься полностью свободна. Понимаешь? Никаких последствий. И я не могу не добавить, что хотел бы быть с тобой. Мы чем-то похожи и подходим друг другу.

Сначала девушка будто оцепенела, просто смотря на инспектора, а потом вдруг заулыбалась. Точно безумная.

— Прости! — Лана поправилась и вдруг стала снова серьёзной. — Яков, прости, пожалуйста, но я была уверена, что мы оба воспользовались моментом и занялись сексом, чтобы разрядиться. Думала, мужчины любят секс без обязательств. Так ужасно! Вся эта ситуация. — Она отвернулась. — Забери холст и уходи!

— И всё?

— Я не могу принять тебя.

— Ну, тогда забудь про моё предложение. Я понял, что моё отношение к тебе не взаимно. Это я переживу. — Обсмеянный Яков чувствовал себя конченым идиотом, потерявшим весь профессионализм и трезвость ума. — Показания?

— Лучше бы ты понял, что я не отступлю! Не понимаешь, что всё подстроено? Ещё раз спросишь меня об этом, и я напишу жалобу, чтобы тебя отстранили!

— Не беспокойся об этом, меня уволят.

Лана изменилась в лице, хотела что-то сказать, но Яков стремительно покинул обитель живописи, хоть и заметил, что девушка хотела последовать за ним. Его подарок так и остался стоять запакованным. Может, стоило сказать Лане, что от неё зависит карьера инспектора? Тогда бы она точно сделала как он просит, не ради себя, а ради жертвенной помощи. Но мужчина не хотел пользоваться ей в таком ключе.

Хлопнув дверью, Яков чётко осознал, что это была их последняя встреча. Они трое, Яков, Иван и Лана, оказались слишком гордыми, слишком непоколебимыми, до крайней степени саморазрушения. Каждый отыграл свою драму до конца, полностью вжившись в роль.

***

Якову не удалось переубедить Лану Николаевну. Он чувствовал себя уязвлённым, обиженным, не переставая мысленно ругать себя за мальчишескую глупую влюблённость. Он едва сохранил лицо. И теперь казалось, что Иво был более зрелым по сравнению с инспектором.

Настроение было на нуле. Яков вернулся в участок на следующий рабочий день к обеду. В окна светило ослепительно яркое, отражающееся от белого снега солнце. Первый солнечный день в начале зимы будто ознаменовал конец дела о смерти Нины Степановны. Инспектор распорядился перенести все завалявшиеся папки из кабинета в архив и, войдя в чистый, теперь просторный кабинет, в котором больше не пахло запрелой бумагой, облегчённо вздохнул. Единственный повод для рабочей радости.

Оставив личные вещи в тумбочке у компьютерного стола, мужчина решил заварить молочный улун, который купил утром по пути на работу. Настоящего зелёного китайского чая в обычном супермаркете не нашлось, пришлись взять аналог в пакетиках. Помещение так называемой кухни находилось через коридор от кабинета Якова, и пока инспектор дошёл до него, каждый коллега, что кивал ему и жал руку, мерил его каким-то лукавым, ехидно-пытливым взглядом. Будто он в один миг стал знаменитостью жёлтой прессы, что за его спиной все перешёптывались и отпускали издевательские смешки. Это насторожило мужчину, ведь он столько лет оставался невидимкой в кругах коллег.

В кухне Яков застал своего коллегу старшего инспектора Владимира Алексеевича. Тоже молодого, но более общительного, амбициозного и холёного. Владимир уже имел свой загородный дом и джип, причём без помощи богатой жены. Он был на хорошем счету у начальства из-за большой раскрываемости дел и имел безупречную репутацию.

— О, привет! — Владимир пожал Якову руку, он был единственным, кто сегодня не потупился в дурацкой улыбке. — Слушай, это твоё последнее дело достойно романа.

— Который придумал недоумок. — Мужчина протёр уставшие глаза.

— В следующий раз возьми что-нибудь о коррупции. Там всё более прозрачно.

— Смешно. А зачем ты интересовался моим делом?

Владимир потупился и, почесав затылок, пожал плачами.

— Мне кажется, им уже интересовались все полицейские города.

— В смысле?! — Яков искренне ничего не понял.

— Ты, похоже, не в курсе! Слушай, я не тот, кто должен посвящать тебя в происходящее. Спроси у руководства.

Владимир поспешно вышел, не дав Якову произнести ни слова, оставив стоять с открытым ртом и разведёнными руками.

— Что за херня?!

О чае не могло быть и речи, аппетит и все желания куда-то испарились. Яков поставил коробку с пакетиками-пирамидками к электрическому чайнику и направился прямиком к своему непосредственному руководителю, надеясь на то, что застанет того на месте.

Но и до кабинета руководителя мужчина не дошёл, отвлёкшись на назойливо вибрирующий в кармане смартфон. Звонила Виктория, Яков взял трубку из расчёта на то, что быстро отделается от неё, так как она была последним человеком, которого он бы сейчас хотел слышать, но из телефона послышался оглушительный крик, казалось, жена сейчас выпрыгнет из него и начнёт лупить Якова.

— Скотина! Ты ещё смел обвинять меня в чём-то?! Не вздумай даже появиться в моем доме! — Послышался всхлип, но Виктория сдержалась и гневно продолжила: — На твоём месте я бы сейчас собрала вещи, пока они ещё валяются вокруг дома!

— Вик...

Но ответом послужили лишь быстрые гудки. Яков тупо посмотрел на экран смартфона и застыл, не зная, что делать и куда бежать первым делом.

Следующий звонок заставил инспектора вздрогнуть от неожиданности, он даже не успел убрать телефон. Звонили из приёмной главы управления и требовали немедленно явиться. Яков ощутил, что его качает, будто лист на ветру, из стороны в сторону. События развивались буквально друг за другом, слишком стремительно. Но мужчина осознал, что привычный уклад его жизни бесповоротно нарушен и перестраивается по иному, независящему от него руслу.

Когда Яков вошёл в кабинет, уже ставший для него чем-то вроде геенны огненной, Василий Алексеевич стоял за своим дубовым столом цвета венге перед разложенными на нём бумагами. Он поднял голову на молодого сотрудника и смерил его спокойно-безразличным взглядом, в котором угадывалось полное разочарование.

— Добрый день! Вызывали?

— Да, Яков. Подойди.

Глава молча отодвинул в стороны белые листы с машинописным текстом, открывая взгляду инспектора два распечатанных снимка. Яков нахмурился и наклонил голову, пытаясь понять, что на них изображено, так как с его стороны карточки были перевёрнуты. Василий Алексеевич учтиво повернул фото, и Яков оторопел, по всему телу будто пробежал разряд, следом мурашки, а потом бросило в жар. На фото без всякой цензуры, чётко и как было на самом деле, были запечатлены Яков и Лана. Именно в тот момент, когда они прислонились к подоконнику и Яков кусал мочку уха изогнувшейся Ланы. Некто, по-видимому, как и инспектор в своё время, притаился за деревом и запечатлел любовников в самый интересный момент.

— У меня два вопроса. — Тон главы управления был ровным и беспристрастным, даже будничным. — Первый: кто сделал эти фотографии и разослал всему полицейскому департаменту электронной почтой?

— Я не имею понятия и сам задаюсь им. Как я понимаю, не только всем коллегам, но и моей жене.

— Прискорбно. — Василий Алексеевич опустился в своё кожаное офисное кресло. — И второй вопрос: удалось ли тебе таким нелепым способом уговорить Лану Николаевну отозвать обвинение?

Яков горько ухмыльнулся, чем-то эта фраза развеселила его, хотя положение дел было отнюдь не в его пользу. Больше ситуация разрушила его семейную жизнь и карьеру, полностью уничтожив всё, к чему Яков шёл годами. Брак, конечно, и так трещал по швам, но работа, вот это был настоящий удар. В любом случае, сейчас, перед высшим начальником, пока ещё инспектор решил не терять достоинства. Позориться с поднятой головой, так сказать, и до последнего стоять с невозмутимым лицом, будто фото, в которые его ткнули, не несут в себе ничего постыдного.

Мужчина понял, что любой его ответ приведёт к одному итогу, и чётко произнёс, вскинув голову:

— Я и не пытался.

— В таком случае, вынужден сообщить, что вы, Яков Борисович, позорите честь и достоинство правоохранителя и будете разжалованы. Даю вам выбор: по статье или по собственному желанию.

— Вы ведь знаете, кто сфотографировал нас?

— Мне, кажется, это последнее, чем вам нужно сейчас интересоваться. Это уже неважно.