нарушенные клятвы

Азалия проснулась от лёгкого запаха цветов. Комната была тишиной — глухой и незнакомой. Она открыла глаза и увидела потолок с лепниной, дорогие стены, какие-то старинные картины. Всё было чужое. Без души. Без тепла.

На прикроватной тумбочке лежал огромный букет алых роз. И... коробка. На коробке — аккуратно сложенное платье цвета шампанского, расшитое вручную, с открытыми плечами, тонкой талией и шлейфом. Оно выглядело как нечто с подиума — дорогое, утонченное, женственное.

Под ним лежала записка. Ровный, твёрдый мужской почерк:

«Завтрак внизу. 09:00. Не опаздывай. И надень это. — К»

Азалия села в постели, откинув пряди волос назад. Она внимательно посмотрела на платье. Потом на себя — в тонкой хлопковой пижаме, шорты и топ. И скривилась.

— Надень это? — усмехнулась она. — Вот ещё...

С холодным вызовом в глазах она поднялась с кровати, расправила пижаму — наоборот, специально подчёркивая линию талии — и направилась к двери.
_____

Она шла по мраморному коридору босиком, но уверенно. Идеальная фигура, развевающиеся волосы, лицо без макияжа, но такое выразительное, что привлекало даже больше, чем наряд. Стражи, расставленные вдоль стен, как статуи, провожали её взглядами — с интересом, с уважением, кто-то с лёгкой усмешкой. Они переглядывались, будто не веря, что это и есть та самая девушка.

Когда она вошла в зал, где уже накрыли стол, мужчины за столом замерли. Трое охранников переглянулись, один — чуть ли не подавился кофе.

А посреди зала, у окна, стоял он.
Кастери Салерьи.
В чёрной рубашке, с закатанными рукавами. Его руки были на подоконнике, спина напряжена. Он услышал шаги — и медленно повернулся. И застыл.
Он увидел её. В пижаме. В этой вызывающе простой, домашней пижаме, как пощёчина в лицо его порядкам. Его глазам. Его власти. И ещё он увидел, как другие на неё смотрят.

— Что. Это. За. Вид? — Голос был ровный, но в нём звенела ярость.

Азалия сделала шаг к столу, села на краешек стула и безмятежно потянулась к чашке кофе.

— Утренний. Ты ведь сам сказал — "завтрак в девять", не "бал в девять", верно?

Один из охранников хмыкнул. Быстро прижал руку к губам, будто кашлянул, но смех выдал глаза.

Кастери медленно пошёл к ней. Каждый его шаг звучал, как удар. Воздух сгустился. Остальные мужчины молча встали и отошли к стене.

— Я дал тебе платье, — сказал он тихо, в упор глядя в её глаза. — Цветы. Условия. Всё, чтобы ты спустилась как положено.

— А я не прошу, чтобы ты дарил мне цветы. И тем более — приказывал, во что мне одеваться.

— Это не просьба была. Это было распоряжение.

Она отпила кофе, не отрываясь от его глаз. Спокойно. И только потом медленно сказала:

— Тогда тебе стоит пересмотреть стиль общения. Я не собака, чтобы выполнять команды.

Он молчал. Но челюсть была сжата. Глаза — ледяные. И в них впервые мелькнуло что-то... живое. Ярость. Раздражение. Или, может, ревность. Он медленно наклонился к ней и прошептал прямо в ухо:

— Если ты ещё раз выйдешь ко мне в таком виде, пока здесь находятся мужчины — я вырву им глаза. И тебе придётся быть на этих завтраках в одиночестве. Всю жизнь.

Азалия не дрогнула.

— Тогда тебе стоит их всех уволить. Потому что дело не во мне. А в том, как на меня смотрят. Он выпрямился, не отводя взгляда. Пауза затянулась.

— Переоденься, — тихо, но с приговором. — У тебя три минуты. Потом я приду сам.

_____

Комната заливалась утренним светом, словно хотела казаться доброй. Но Азалия не верила. Ни свету. Ни этим цветам. Ни записке.

Платье всё ещё лежало в коробке, нетронутое. Рядом — тонкая ткань, словно шёпотом зовущая к покорности.
А записка... она до сих пор стояла в голове:

«Завтрак. 09:00. Не опаздывай. Надень это. — К»

Азалия провела пальцами по ткани, затем резко убрала руку, будто обожглась.

— Я не надену это, — сказала она вслух, твёрдо. — Я не для демонстрации. Не для его шоу.

Она открыла свой чемодан. Оттуда достала то, что выбрала сама. Простой, но стильный чёрный топ, кожаные штаны и каблуки. Никаких украшений. Волосы собрала в тугой высокий хвост. Лицо — без макияжа. Ни грамма. Только взгляд — острый, как нож.

Она одевалась медленно, с осознанием: каждый элемент её внешности — это протест. Это «нет». Это «я — не твоя вещь».

Когда часы пробили десять, она была уже на пути вниз. Прошла мимо служанки, которая в ужасе всплеснула руками:

— Мисс... платье... Вы не...

— Я не. — коротко ответила Азалия, даже не сбавляя шаг.

Зал был таким же, как и час назад: высокие потолки, мрамор, тишина, как перед бурей. За длинным столом — несколько мужчин. Но теперь все они резко обернулись, когда услышали её шаги.

Азалия шла спокойно. Уверенно. В этих кожаных штанах и каблуках, она выглядела, как роковая гроза. Прямая спина, холодный взгляд, подчёркнутая талия и обтягивающий топ — всё в ней было дерзостью.

Кастери стоял у окна. В момент, когда она вошла, он обернулся. На его лице мелькнула доля удивления. Он ожидал платье. Он ожидал покорность. Он не ожидал этого.

— Ты не поняла записку? — Его голос был тихим. Но как тихий рык волка.

Азалия подошла ближе и села на своё место, будто ничего не произошло.

— Поняла. Но мне показалось, ты не указывал, чьё именно платье я должна надеть. Так что я выбрала — своё.

Он шагнул ближе. Один. Второй. Теперь он был почти вплотную. Она подняла взгляд. Их глаза встретились.

— Я не привык, чтобы мои распоряжения игнорировали.

— А я не привыкла, чтобы мне приказывали, — её голос был холоден. — Особенно тем, кто даже не удосужился нормально со мной поговорить.

На мгновение повисло напряжение, как перед тем, как гремит гром. Кастери наклонился к ней ближе, вплотную. Его дыхание — на её щеке.

— Ты испытуешь моё терпение, Азалия.

Она слегка наклонила голову и прошептала:

— Я его ломаю.

Мужчины за столом переглянулись. Один даже сглотнул. В этой комнате больше не было воздуха.

Кастери выпрямился. Его челюсть была напряжена, глаза — ледяные.

— После завтрака. В кабинете. Немедленно.

Азалия взяла чашку кофе, даже не дрогнув:

— Посмотрим... Если я захочу.

Он не сказал больше ни слова. Только посмотрел на неё с таким контролируемым бешенством, что стены могли бы затрещать. А Азалия спокойно делала глоток за глотком.
Она не проиграла.
И он это понял.

______

Кабинет Кастери был холодным.
Не по температуре — по энергетике.
Высокие стеклянные окна, полки с книгами в кожаных переплетах, массивный стол из чёрного дерева. Ни одного лишнего предмета. Ни одной детали, которая выдавала бы в этом человеке хоть каплю человечности.

Азалия вошла, как буря. Но внутри — всё сжималось. Её сердце било слишком быстро, как будто предчувствовало, что эта комната изменит всё.

Он сидел в кресле, спиной к ней, смотрел в окно. И, не оборачиваясь, произнёс:

— Ты пришла.
— Не потому, что ты велел. А потому, что я хочу знать, что происходит.

Она стояла, будто перед судьёй.
В ней бушевал ураган. Но снаружи — абсолютный контроль. Азалия держалась, как могла, потому что если даст слабину — всё рухнет.

— Закрой дверь.

Щелчок. Тишина. Он повернулся.

— Садись.

— Я не...

— Сядь. — Его голос срезал воздух, как лезвие. Не угроза. Приказ. Но не злой. Просто безапелляционный.

Азалия медленно подошла и села напротив. Скривилась: кресло было слишком удобным. Слишком мягким, чтобы расслабляться в такой ситуации.

Кастери посмотрел на неё. Долго.
Её поза, одежда, взгляд — всё было сопротивлением. И это... раздражало его. Но он начал говорить.

— Начнём с главного. Ты не выбрана по воле случая.
Ты не пришла сюда по своей инициативе. Ты здесь, потому что тебя продали.

Её сердце замерло. В глазах дрожало «нет».
Но в груди — да. Как будто она знала. Где-то глубоко внутри, всё это время.

— Год назад твои родители обратились ко мне. Они были в долгах. Больших. И они знали, к кому идут. Они знали, что я не прощаю.

— ...нет... — её губы дрожали. — Мама бы не... папа...

— Не просто отдали тебя. Продали. Подписали контракт.
Я дал им время — оставить тебя у себя, подготовить, сказать всё. Я не хотел, чтобы ты пришла в этот мир неожиданно. Но они... воспользовались деньгами. И смолчали.

Слова звучали, как удары. Она чувствовала, как от каждого — внутри неё что-то ломается.

— Ты лжёшь... — прошептала она. Но даже голос звучал неуверенно.

Кастери подошёл ближе. Он достал из ящика тонкую папку и кинул её на стол.
— Оригиналы подписей. Контракт. Подтверждение перевода денег.

Азалия смотрела на бумаги, не в силах прикоснуться.
Как будто от одного прикосновения она станет этой новой версией себя. Тем, чем быть не просила.

В комнате было так тихо, что слышно было, как она дышит.

Слова прошли через неё, как нож. Она не могла больше сдерживаться. Словно её разум просто взорвался. Она схватила папку с документами, её руки дрожали от злости, но она не колебалась.

В одно движение — папка летит прямо в его лицо.

Кастери мгновенно поднимает голову, его взгляд темнеет, как шторм. Вся его маска сохраняет спокойствие, но в его глазах появляется дикая ярость, которую он с трудом сдерживает.

Папка падает на стол. Документы разлетаются в разные стороны. Его рука замерла на мгновение, а потом он резко встает. Она видит, как его лицо меняется, но не до конца.

Он двигается вперёд, и Азалия чувствует, как с каждым шагом в воздухе становится всё тяжелее. Но она не отходит. Она стоит, не двигаясь, с огнём в глазах.

Он сдерживает себя, но его голос становится холодным и жестким.

— Уйди.

Азалия встречает его взгляд без страха. Все её чувства кипят, но она не сдаётся.

— Ты не можешь приказывать мне! Ты не имеешь права!

Его глаза полыхают, но он не даёт волю эмоциям. Он делает шаг назад, почти заставляя её почувствовать всю его власть, которая, как каменная стена, подавляет её.

— Уйди. Сейчас.

Она кидает в него последнюю фразу, как молнию:

— Ты грёбаный монстр!

Она оборачивается и не оглядывается, её шаги звучат, как удары. Когда она доходит до двери, она резко захлопывает её. Тишина, тяжёлая и глухая, оставшаяся после её ухода, висит в воздухе.

Всё кажется чуждым. Он сидит в комнате, будто всё вокруг него — пустое. Но его взгляд остаётся тем же — спокойным, жестким, как в первый момент.

Он не двигается. Не кричит. Просто стоит, глядя на дверь, как будто её удар был недостаточно сильным, чтобы задеть его.