Charter 14.
Что-то липкое ощущается на губах. Запах железа мгновенно проникает в ноздри.
Резкий, вспыльчивый, растерянный голос велит мне пить.
Я ничего не понимаю...
Сквозь забвение ощущаю чьи-то руки на своём теле.
Пальцы удерживают мой подбородок; касаются губ, приоткрывая их. Боже, какие же они холодные. Или это я уже мертвая?
— Давай же, Мия! — голос до ужаса знаком. Я не могу поверить в это. Я отказываюсь верить в это!
Мне хочется сделать хоть что-то. Хочется раскрыть глаза, прокричать что-нибудь в ответ, но как бы я не старалась, не получается. Я не властна над телом. А вдруг оно уже мне не принадлежит?
— Пей!
Голова не соображает. Кругом темнота и мнимое ощущение прикосновений на теле...
Что-то тёплое и жидкое вливается мне в рот, к которому насильно прислонили что-то твёрдое и до мрачности обмерзшее.
Безрассудно и необъяснимо, но я узнаю этот вкус и тяжелый запах.
Это кровь...
Словно что-то щёлкает в моем обессиленном организме, запуская противодействующую реакцию. Но, я понимаю, что этого недостаточно...
И я боюсь...
Боюсь, потому что голос, который я слышу из вне, заставляет ощутить боль в груди.
Боль... раз я продолжаю чувствовать её, значит, я всё ещё жива.
Меня пробивает разрядом в тысячу мегаватт, стоит чему-то холодному и необычайно мягкому прислонится к моему рту.
Моё воображение глумится надо мной, считая, что это чьи-то губы, намерены вдохнуть в меня жизнь...
Темнотой, в которой я оказалась, потухает. Меж рёбер все стягивается. Режущая боль в горловине, в которую, непонятно как и откуда, просачивается спасительный воздух.
В моем подсознании мерцает вспышка. За один короткий миг я вновь ощущаю живость своего тела.
И первое, что я делаю, это с неимоверным шоком распахиваю глаза и по непреклонной воле организма, сгибаюсь в правую сторону, отхаркивая мутную речную воду, успевшую в приличном объёме заполнить мои легкие.
Что-то не так... Это осознание настигает меня, когда я понимаю, что нахожусь в крепких объятиях.
О, Боже!
Резко вскидываю голову вверх. Весь воздух, который только успел наполнить мои лёгкие, вмиг покинул меня.
— Виктор, — мои глаза стоят на мокром месте, когда я шепчу его имя, думая, что больше никогда не смогла бы сделать этого.
— Мия, — в этом бархатном голосе слышится растерянность и облегчение.
Мой рассудок отказывается принимать очевидное. Я должна убедиться... должна доказать себе, что это он, а не плод моей травмированной фантазии.
Моя дрожащая, мокрая рука осторожно тянется к его лицу.
Кончики пальцев обжигает, стоит мне прикоснуться к его заострений скуле. Я с немалым трудом сдерживаю в себе душераздирающий вопль.
Горькие слезы обжигают бледные щеки. Я медленно веду ладонью вниз, очерчивая контур его мраморного лица. Словно, как в первый раз.
Шустрая вода ударяет в грудь. Моё тело сотрясает дрожь.
Продолжая беззвучно реветь, подушечкой пальцев провожу по нижней мужской губе. Заглядываю в его глаза, ощутив, что они способны довести меня до сумасшествия.
— Это ты, — мой голос дрожит, обрываясь на конце.
Я не могу поверить. Не могу поверить, что это он, мой Вик...
Я продолжаю неверующе ласкать его лицо пальцами и бессвязно нашёптывать себе «это ты».
— Зачем ты прыгнула? Почему не пыталась выплыть? — каждая струнка моей души оживляется, отзываясь на звук его голоса.
От строго тона и неодобрительного взгляда Виктора я улыбаюсь. Измученно, горько, со слезами на губах.
— О, Боже, Вик, ты вернулся ко мне, — со всхлипом выпаливаю я, а новый прилив слез и истерики вновь накрывает меня.
Обхватываю двумя ладонями лицо Ван Арта и притянув к себе, несдержанно накрываю его губы своими.
Несмотря на то, что я вновь целую его, груди затягивается чёрная дыра. Я так сильно тосковала по нему. Боже, как же я скучала .
Я хочу передать ему всё, что чувствую сейчас и что чувствовала без него. Счастье. Облегчение. Тоску.
Достаточно сделать слабый вдох, чтобы вобрать в себя его терпкий аромат.
Я готова свихнуться от распирающих меня ощущений, когда Вик сжимает рукой мою талию, а второй удерживает меня за шею и целует глубже.
Его губы заменяют кислород. До этой секунды, я понимаю, что не жила, а попросту сосуществовала эти мучительные три с половиной месяца.
Продолжая удерживать нас на воде, Виктор крепче сжимает моё дрожащее тело в своих надежных объятиях, по которым я неимоверно скучала.
— Ты вернулся... — спешными, короткими поцелуями осыпаю его лицо и в перерывами между ними продолжаю нашептывать, — вернулся...
Мужская рука тянется у моему лицу, убирая чёрные слипшиеся пряди на лбу.
Наши дыхания сбивчивые. Грудные клетки вздымаются синхронно. Я наклоняюсь вперёд, прислонилось своим лбом к его.
Слезы льются по моим щекам. Кажется, они бесконечны. Слова даются с трудом. Мне хочется говорить, хочется узнать все, но прежде я должна узнать самое главное...
— Скажи, что вспомнил меня, — мягко требую я, аккуратно проводя кончиком носа по его.
Чувствую, как он дрожит, наверное из-за нервов. Я сама трясусь, как ненормальная, и только благодаря крепким рукам обнимающих меня за талию, я окончательно не теряю рассудок.
— По другому и быть не могло, девочка моя, — его проницательный взгляд пронзает мою душу, пускай глаза все ещё чёрные, но чувства в них настоящие, искренние.
Ласковое, томящее, с долей проступившей грусти, слетевшее с его чувственных губ «девочка моя» заставляет меня обомлеть.
Он вспомнил. Вспомнил все. Вспомнил меня.
Мне хочется кричать от счастья. Кричать бесстыдно громко, чтобы все кругом знали об этом.
— Черт, Мия, ты жива, — моё сердце с болью кольнуло от сладкой горечи в его словах и нескрываемой боли в бездонных чёрных глазах.
Теперь настала его очередь тянуться ко мне в неудержном порыве поцеловать.
И я вновь растворяюсь в его поцелуе, ощущая, как внутри меня возгорается былое пламя.
***
Спустя пару недолгих минут, мы оказываемся в доме Виктора. Прижимая меня к груди, держа в своих крепких, ласковых руках, он нёс меня через, казалось, нескончаемый лес. Мне хотелось продлить именно это мгновение. Мгновение, когда каждый из нас, словно обезумевший, не мог насытиться друг другом, и не сумеем насытить никогда. Аромат близости его тела, ощущение мягкости густых чёрных волос через пальцы, его холодное дыхание, способствующее появлению мурашек по моему телу.
Ну а затем...
Глупое напряжение. Сдержанный взгляд и стальное выражение лица, когда он озвучивает непонятное мне решение.
— Я подожду тебя в гостиной, — мои брови изумлённо приподнимаются вверх. Я замираю посреди спальни, оцепеневшими руками вцепившись в сухую чёрную рубашку. — Заварю чай. Ты замёрзла.
Сглатываю и кратко киваю. Онемевшие от холода и непонимания губы отказываются произнести хоть что-то вразумительное.
Дверь бесшумно закрывается, скрывая за собой Виктора... моего Виктора, который почему-то проявляет осторожность ко мне.
Перевожу растерянный взгляд на рубашку в своих руках и поджимаю губы.
Он мог бы остаться со мной. Не обязательно было бы смотреть, как я переодеваюсь. Но он почему-то вышел...
Сглатывают и этот на удивление громкий звук эхом заседает в комнате.
Мне становится неловко. Зябко. Мокрая одежда вызывает отвращение, заставляя чувствовать себя крайне неприятно. Поэтому немедля, я направляюсь в ванную, желая скорее оказаться под струями горячей воды.
Длинная рубашка на мне хранит в себе чувствуемый аромат его одурманенном одеколона.
Гляжу в зеркало и не могу поверить, что нам удалось...
Наши чувства в очередной раз доказали свою силу над этим гнусным миром, в планы которого входит рассоединить нас. Это невозможно. Я знала это, продолжая свято верить, что добьюсь счастья. И вот сейчас неотъемлемая частица моего счастья находится за стенкой и вероятно, очень внимательно думает о всем произошедшем.
Делаю глубокий вдох и выхожу из спальни. Стоит мне показаться на пороге гостиной, как Виктор без промедления поднимает на меня голову, отрывая отрешённый взгляд от окна.
Его чёрные глаза неспешно проходится вниз по моему телу, и я сдерживаю себя от стремительного порыва обхватить плечи руками. По спине проходится незримая дрожь, вынуждая меня распрямить лопатки.
Чёрные глаза вновь натыкаются на мои аквамариновые. Чернота в его глазницах не исчезла...
Почему они все ещё чёрные? Где полюбившаяся мне пепельная дымка?
Я негромко сглатываю. Во рту ощущается привкус чего-то сухого и вязкого.
Боже, это молчание душит меня.
— Скажи что-нибудь, — едва двигая губами, шепчу я, проницательно смотря на Виктора.
— Мне с трудом вериться, что я снова вижу тебя, — его глубокий голос понижается до хриплой низости. Я замираю каждой клеточкой тела, поражённая проникновенностью его взгляда. — Но ты здесь и живая... — ровный полушёпот гладко струится из его напряженных губ. — Я помню, как он вывернул тебе шею. Помню, как последний вдох покинул твои губы, как закрылись твои глаза, и как громко звучал последний удар сердца, — Вик продолжает говорить спокойно, однако черты его лица омрачаются.
— Грэйс сказала, что это была фикция. Он... — мне совсем не хочется вспоминать о нем, и уж тем более произносить это гладкое имя, от которого вяжет язык, но нужно, — Вуд, не собирался убивать меня по-настоящему. Он почему-то не сделал этого... — бормочу я, показывая свою непонятливость на счёт этого.
Лицо Виктора напрягается. Всего на секунду, а затем он вновь становится непробиваемый, как скала.
Он не хочет говорить об этом, потому умело переводит тему, и если честно, это удаётся мне самым верным решением, потому что мне совсем не хочется говорить о смерти и о том дне. По крайней мере, не сейчас.
— Грэйс, — тихо проговаривает Виктор, на секунду отведя взгляд. Мне показалось, или в его глазах пронеслось сожаление и вина?
— Они поддерживали тебя? — в чем дело, спросить я не успеваю.
— Да, — кратко киваю, внимательно заглядывая в его глаза, которые стараются что-то скрыть от меня. — Как ты и просил.
Виктор кивает.
Почему он не подходит ко мне? Почему стоит на расстояние? Почему выстроил между нами эту гребанную дистанцию? От чего он хочет меня огородить? Нет, не хочу верить в это. Нет, нет.
Это же смешно!
Уголки моих губ нервно подрагивают.
Не от себя ли ты хочешь огородить меня?
Темные брови Виктора мрачно хмурятся, словно он услышал мои мысли.
— Вик, — мягко зову его я, хотя голос мой звучит немного обеспокоено.
Виктор внимательно смотрит на меня, ожидая вопроса.
— Ты помнишь, что происходило с тобой за эти три месяца, — осторожно спрашиваю я, ища ответ в его лице.
И когда Ван Арт плотно сжимает губы, а бледные скулы сжимаются, все становится предельно ясным.
— Смутно, — глубоким, и неестественно отстраненным голосом отвечает он, словно копаясь в мыслях, старается что-то отыскать, за что-то ухватиться. Однако, безрезультатно. — Очень смутно. Я помню ровным счетом ничего, — в голосе прорезается накалённая сталь .
— Я могу рассказать тебе, что известно мне, — робко шепчу я, не в силах ни на секунду отвести от него взгляд.
— Конечно. Но для начала, выпей чай. Тебе нужно согреться, — мягкая улыбка всплывает на моих губах.
Мне так не хватало его заботы... Я чувствую, что мои глаза готовы заслезиться от этой мысли.
Присаживаясь на рукоятку дивана, я обхватываю двумя ладонями кружку, дарящую сгустки тепла от пальцев, вверх по рукам, прямо в центр груди.
Виктор так и остаётся стоять рядом с окном. Его вид сосредоточен и только тёмные-темные глаза чуть смягчаются, пока он смотрит на меня.
А затем я начинаю...
Рассказываю ему о то, что знаю сама. Открываю тайну того, что так же, как и он лишилась памяти, забыв про мир вампиров и его...
С немалым трудом мне приходится пересказать каждую нашу встречу после того, как моя слежка за ним оказывается разоблачена. И что самое жуткое и неловкое, так это то, что я умело скрываю, а точнее пропускаю моменты, в которых он причинял мне физическую боль. Много боли. Она повторюсь опять, она ничтожна перед душевной. Физическая боль не ровня душевной. Их никогда не сравнить.
Когда Виктор спрашивает о жертвах, я замолкаю. Воздух струится из моих губ, но слова не звучат.
Я. Просто. Не. Могу.
Не могу прямо сказать ему, что убил он многих. Слишком многих невинных жертв. Слишком много разрушенных пар, семей, жизней...
Я. Не. Могу....
Моё тяжёлое молчание и сожалеющий взгляд выдают ответ.
Виктор делает резкий вдох. Его ладони сжимаются в кулаки.
— Я монстр... — рассеянный шёпот заставляет моё сердце сжаться от этих неправдивых слов.
— Ты не владел собой, — говорю я, стараясь придать голосу уверенной твёрдости и вразумительной рассудительности. — Ты должен понимать, что это был не настоящий ты, — это то, как я считаю и я ничуть не лукавлю.
Ван Арт смотрит на меня. В нем что-то меняется... внутри него ведётся непонятная мне борьба.
Я удивленно охаю, поражённая ежесекундным преображением. Чертога в его глазах сгустилась до более темного оттенка, кричащего об агрессии. Знакомые чёрные трещины выползли под глазами.
— Черт! — Виктор недовольно скалится, а затем резко разворачивается ко мне спиной, посчитав, что я... что испугалась его изменения.
Рубашка на спине мужчины натягивается от напряжения перекатившихся мышц, когда Виктор ладонями вцепляется в подоконник и намертво сжимает его пальцами. Треск пластмассы на секунду разрезает слух.
Мои босые ноги оставляют за собой тихие, едва слышимые шаги, пока я решимо направляюсь к нему.
Я не готова вновь потерять его. Не могу допустить того, чтобы он сам загонял себя во тьму, считая себя неконтролируемым монстром.
Как только мои ладони касаются его спины, Виктор на секунду вздрагивает. Я обнимаю его за талию и кладу голову на крепкую мужскую спину, которая стала прочнее камня. Но он не отталкивает меня и я бескрайне благодарна за это.
— Я чувствую голод — это жажда убивать. Я переполнен ею, Мия, — глухо бормочет, Виктор, так и не обернувшись ко мне.
В этот момент в моих ушах появляется шум. В висках словно резко заколотили. Боль был такой острой и сильной, что я не смогла не зажмуриться.
Виктор продолжает что-то разъярённо говорить о том, что не может контролировать. Его голос глушился гулом в моих ушах.
Мне становится дурно.
Невыносимая боль охватывает все тело. Но больше всего боль напоминает о себе в том месте, где был укус...
Боже, укус... я совсем про него забыла.
— Вик... — мне едва удаётся говорить. Ноги слабеют. Голова кружится, как и все перед глазами.
Он не слышит меня. Не понимает причину моего зова.
Голова тяжелеет. Глаза закрываются сами собой. Мои ладони обессилено соскальзывают с его талии.
— Вик, мне плохо, — это последнее, что слетает с моих губ, прежде чем я чувствую что падаю вниз.
Виктор успевает обернуться и ловко перехватить меня в своих руки.
— Мия? — встревоженный голос кажется раем, но я почему-то проваливаюсь во тьму, в который каждая клеточка моего тела кипит настоящими огнём.