Тропа тринадцатая. Белая ночь.
Краска зари, небесная высь —
Жаль, что виденья мои всё короче.
Сон повторись, я прошу, повторись!
Но так коротки эти белые ночи...
Форум — «Белая ночь»
Изуку зашёл домой. Его лицо было непроницаемо — и правильно, ничего же не случилось! Он ярко улыбнулся Хитоши, поцеловал маму в щёку и, тихо бормоча под нос ругательства, поднялся вверх по лестнице. Стоило двери его комнаты захлопнуться, как он тут же привалился к ней, оседая на пол.
Хотелось кричать, затыкать ладонями рот, плакать, давить в себе всхлипы, кусать губы от раздражения и страха, молотить стену, сбивая в кровь костяшки пальцев, — но он не мог. Он просто сидел и смотрел в никуда. И по его телу бы обязательно пошла дрожь — но дрожь для живых. Он оставил её в той своей жизни — до близкого знакомства с подругой-петлёй. Кац-чан. Изуку не чувствовал... ничего. Пустоту. Но что-то в его, будто пьяном, сознании ворочалось, шептало, говорило о немом страхе.
В комнату постучали. Изуку тут же поднялся, включая лампу и отходя к столу.
— Что такое? — крикнул Изуку. Дверь приоткрылась, и в узкую щёлочку протиснулся нос Хитоши.
— Изуку. Ты не занят?
Зеленоглазый улыбнулся:
— Для тебя у меня всегда есть время!
Хитоши скользнул внутрь, наглухо закрывая дверь.
— Я поговорить, — лицо сиреневовласого было нечитаемым. И Изуку понял, что вопросы ему очень не понравятся. — Ты не обязан отвечать. Но я за тебя волнуюсь. Да и не думаю, что только я, — Хитоши отвёл взгляд.
— Ну, — Изуку спокойно встряхнул плечами, — вещай, Птица-Говорун!
Хитоши ещё несколько секунд смотрел в лицо друга, будто искал там что-то. А после вздохнул, собираясь с мыслями.
— Тот блондин. С красными глазами. С которым мы пересеклись перед экзаменом, — Изуку всё ещё был спокоен, как монах. — Это был он, — не вопрос — утверждение. И палец тычет в странгуляционную борозду на шее зеленоглазого.
Зеленоглазый повёл головой, уставившись в угол под потолком, будто завидел там что-то интересное.
— Бакуго Кацуки, — отстранённо, но ровно сказал Изуку, — он не так уж и виноват. Я сам решил. Он лишь сказал мне спрыгнуть лебедем с крыши — слова, не действия.
На Хитоши было страшно смотреть. Его глаза потемнели, подёрнулись коркой льда, волосы на голове, казалось, шевелились, а кожа побледнела, тут же уступая место багровому румянцу, говорящему о его гневе больше, чем сжатые кулаки и впившиеся в ладони ногти.
Сиреневовласый резко двинулся, обхватывая руками Изуку.
— Он, — нужно отдать должное — Хитоши не повышал голос, — мусор. Это подстрекательство к самоубийству, и ты это знаешь, Зуку. Нельзя говорить, что он не виноват. Может, он сам таким вырос, может, из-за окружения — но он всё равно сказал тебе убить себя. И... ты это сделал ведь, да? — Хитоши сглотнул. — Я надеюсь, что мы попадём в один класс. И... клянусь, если ты сам не пойдёшь, я заставлю тебя доставать его, нервировать и запугивать, понял?
Изуку зарылся носом в сгиб между шеей и плечом Хитоши, заключая его в ответные объятья.
— А я-то как надеюсь! Только на днях об этом думал! — сиреневовласый хмыкнул в макушку Изуку. Они простояли так ещё пару минут, пока Инко не позвала их вниз, говоря, что к ним пришли друзья.
***
В последнее время Изуку стал голодным до тактильных ощущений. Эйджиро подмечал, как зеленоглазый постоянно утыкался носом в спину Хитоши, когда тот играл в видеоигры; подлезал под руку к Мэй, пока та работала, забирался на неё и касался щекой груди; на колени самого Эйджиро Изуку клал голову, а к Инко лип обниматься. Женщина понимающе улыбалась, перебирая его волосы.
Что-то случилось, и об этом явно знал Хитоши. Эйджиро не бесчувственный чурбан, он понимает эмоции других людей. Это, пожалуй, единственное, что получалось у него хорошо: чувствовать, понимать недомолвки. И с этим вопросом явно лучше подойти к Хитоши.
Сиреневовласый обнаружился на кухне. Пил кофе, впрочем, как и всегда.
— Хитоши, — в алые решительные глаза вперились сонные сиреневые. — Кого мне ударить об стенку четырнадцать раз?
Во взгляде Хитоши блеснул огонёк лукавства.
— Я тебе покажу его, хорошо?
***
Изуку посмотрел в небо. Сегодняшняя ночь была очень светлой — возможно, оттого, что не было туч. А может, потому что он лежал на коленях Мэй, закинув ноги на бёдра Эйджиро, и трепал по волосам Хитоши, который положил свою голову на живот Изуку. Было уютно — как такового тепла зеленоглазый не чувствовал в своём нынешнем положении, но тепло было в другом смысле. На душе. Это очень приятно, когда тебя окружают люди, ставшие родными. К слову, об окружении...
Свободной рукой достав из кармана телефон, Изуку разблокировал его. Надо же, Денки в который день в сети ночью. В следующий раз нужно его пригласить.
***
И вновь ночь. Вновь крыша. Мэй, Эйджиро и Хитоши сказали, что присоединятся позже. То есть, как: сказал за всех Эйджиро. Хитоши играл, игнорируя всех вокруг, а Мэй была в своём мирке где-то вне дома Мидорий. Зато Денки с энтузиазмом отозвался на предложение Изуку погулять по крышам ночью! Этот гиперактивный моторчик примчался через пятнадцать минут с другого конца города, и как у него это вышло — неясно. Он ловко вскарабкался по пожарной лестнице, присоединяясь к посиделкам зеленоглазого.
— Завтра огласят результаты экзамена, да? — Денки улыбался. — Волнуешься?
Изуку покачал головой.
— Мы все точно поступим в один класс! — зеленоглазый победно вскинул кулак.
Блондин огляделся. Посмотрел вниз, на асфальт, на Изуку, на собственные руки.
— Эй, Изуку, — Денки шептал, — кто это «мы все»?
Зеленоглазый хлопнул ресницами, а потом оскалился:
— Ты пока не знаешь. Но это ненадолго!..
Стоило Изуку это воскликнуть, как на крышу ввалились один за другим его друзья. Немая сцена. Денки смотрел на троицу неразлучников, троица — переводила взгляд с Изуку на Денки.
— Эм... — блондин повёл головой, — Изуку... это что, всё твои друзья?! — челюсть Денки слегка отвисла. Улыбка зеленоглазого подтвердила слова блондина. — Вау! — Денки широко распахнул веки. — Это так круто! Я — Каминари Денки, а вы... о, чувак, твои волосы классные! Ого, какие у Вас глаза, леди! Ох, парень, сколько в тебе кофеина?..
Хитоши глубоко вздохнул.
— Где ты его откопал?
Высунув острый язык, Изуку оттянул нижнее веко пальцем, дразнясь:
— Где-где! На экзамене раздавали!
***
— ...Я так растерялся! А потом появился Изуку, и... бам! Он так этого робота отделал! А потом я такой по нему шандарахну молнией! И мы такие крутые, как в фильме про другие планеты, оседлали робота и ка-ак поедем крушить им всех остальных! А потом...
— Я ещё и нулевого робота видел! Он такой огромный, и я был реально поражён! Голову даю на отсечение, это было так захватывающе!
— Так это ты разрушил нулевого, Зуку?! Что о тебе только не говорили! Такой «ба-бах» у меня в мастерской не каждый месяц происходит!
— Приму за комплимент!
— Помогите... — Хитоши закатил глаза, — теперь их трое...
Эйджиро сочувствующе похлопал друга по плечу. Что-то ему подсказывало, что это ещё не конец.
***
Утро началось с того, что Изуку, вернувшись домой куда позднее своих друзей, залез в почтовый ящик. После экзамена он ни разу не виделся с Сотриголовой — тот, наверняка, был занят.
Изуку не заморачивал себе этим голову — когда он приоткрыл дверцу ящика, на землю упали два достаточно увесистых письма. На них печать Юэй.
— Надо же, — хмыкнул Изуку, — пришло.