Тропа десятая. У шамана три руки.
И порою сам себя
Сам себя не узнаёт;
А распахнута душа
Надрывается, поёт!
Пикник — «У шамана три руки»
Солнце всё ниже клонилось, приближаясь к нежно-розовому закатному цвету, а Изуку с мальчиком-акулой шли по уже менее оживлённым улочкам, уплетая мороженое за обе щеки.
Зеленоглазый продолжал сжимать запястье брюнета, но тот против, кажется, не был.
— Эм... — неловко начал мальчик-акула, — извини, но как тебя зовут?
Изуку резко повернул голову в сторону нового друга.
— Изуку, — зеленоглазый улыбнулся ярче, — Мидория Изуку. А ты кем будешь, старче?
Брюнет слегка растерялся от такого обращения, поэтому решил представиться и не морочить себе голову:
— Киришима Эйджиро.
— Я-а-асно, — протянул Изуку задумчиво, — значит-с, будешь у нас Эйджи.
И всё, что мог сделать в ответ брюнет — кривовато улыбнуться.
— Тогда ты — Зуку? — в алых глазах был несмелый отблеск лукавства.
— А я тогда Зуку! — он засиял, как начищенный самовар. — Слушай, — Изуку встрепенулся, — а ты любишь блинчики? Пошли, у меня мама должна была испечь! Пошли, пошли! — и потянул Эйджиро за собой.
Тот выглядел несколько растерянным, но не смог противиться рвению друга.
***
Они вновь вышагивали по дороге, неспешно болтая о каких-то мелочах.
— Я вот совсем лёгонький! — Изуку выпятил грудь вперёд.
Эйджиро мягко усмехнулся, смотря куда-то в землю:
— Да ладно? Легче девочки?
Зеленоглазый задумался.
— А кто ж его знает! Многих девочек таскал? — Эйджиро покраснел. — Если так хочешь, можешь проверить! Слабо, а?
Вот теперь брюнет побагровел.
— Я... нет! В смысле, это ведь будет достаточно мужественно, да?
Изуку улыбнулся. Всё чаще новый друг говорил слово «мужественность». Главное, чтобы он правильно его понимал. И в тот момент, когда Изуку задумался, Эйджиро положил руку на его спину, собираясь поднять.
Зеленоглазый намёк понял, и, стоило брюнету слегка склониться, упираясь ладонью в кайдышки, тут же начал падать назад, оказываясь прямо на руках у опешившего, но вовремя выпрямившегося Эйджиро.
Изуку ловко обхватил его за шею, поднимая одну руку вверх и смотря куда-то на другой конец улицы.
Он вздохнул, набирая в грудь побольше воздуха:
— Мама, смотри, я принцесса!
Инко, которая, видимо, выходила за продуктами, обернулась на знакомый голос. Эйджиро, уже подбежавший ближе, тут же встал, как вкопанный. Эта ситуация... смущала.
Но Инко лишь улыбалась, по-доброму, с какой-то смешинкой в глазах:
— Изуку, милый, ты сейчас как невеста. Кто жених?
— Это Эйджиро! — зеленоглазый взъерошил волосы личного «транспорта».
Брюнет же на такой перформанс ответил несколько резко, ставя на землю Изуку и слегка кланяясь Инко.
— Извините за это, Мидория-сан.
Женщина тепло посмотрела на Эйджиро.
— Не стесняйся, я привыкла. Заходите, мальчики!
***
Алые растерянные глаза уставились в колкие сиреневые.
— Ещё одного притащил. И где ты их находишь? — Хитоши потёр виски пальцами.
Изуку в ответ широко оскалился:
— Вообще-то, он всего лишь второй! Всё в дом, всё в дом!
***
Сотриголова нигде не мог найти ребёнка. Что же, если его не получалось увидеть, нужно лишь внимательно слушать. И действительно, на одной из улиц ему удалось уловить далёкий звонкий голос.
...В грудь воздух шумно набираю,
Но крик давно не слышен мой.
Я от бессилия страдаю,
И давит страх эмоций рой.
Смотрю на кукол, что безвольно
Застыли в лапах хитреца.
И думаю: «С меня довольно!
Хочу счастливого конца!»
И разум мой уж весь в дыму
Несбыточных, пустых лишь грёз.
Я понимаю — одному,
Мне не сдержать бессильных слёз.
Один застыл я на пороге,
Один начать жить не могу —
Хотя давно уже в округе
Мне не твердят, что я умру.
С меня хватило униженья!
Хочу счастливого конца!..
Но замираю я в мгновение
В руках слепого хитреца.
Было в этом что-то... сломленное. Кто так обидел его ребёнка? Шота не знал. Но если узнает — то Хизаши поможет закопать труп несчастного.
На Сотриголову сейчас наседали со всех сторон: дело о загадочном помощнике imdeadbutimstillsmiling всё ещё открыто, учеников нужно подтягивать по предметам, ведь скоро экзамены, а через каких-то полгода нужно принимать новых студентов в Юэй. Как же это всё... сложно. И звонкий голос Висельника был как нельзя кстати.
Шота не любил шумного Хизаши именно за характер балагура и весельчака. Ну, то есть, ребёнок тоже был «весельчаком», но в другом смысле. Он тоже пел громко, но совсем не так, как Хизаши. Спокойно, плавно, будто бы рассказывал сказку на ночь. Да уж, сколько у него талантов. Самый главный, очевидно, создавать проблемы.
Но сейчас важно не это.
Сотриголова стремительно приблизился к Висельнику, опять танцующему на краю крыши. Сколько раз ему было говорено так не делать — не сосчитать. Поэтому герой смирился.
— Привет, ребёнок.
Висельник резко обернулся, но стоит отдать должное — ничуть не сдвинулся ближе к краю.
— О! — губы мальчика расплылись в улыбке. — Чё как, Стёрка?
Шота не знал, как реагировать на такие приветствия (даже Хизаши не позволял себе такого панибратства), но молча кивал.
— О чём ты пел, ребёнок? С
клонив голову, Висельник прошептал:
— О своей дрянной жизни! — его голос был всё также весел.
Покачав головой, Шота нахмурился. Был вопрос, который вертелся у него в мыслях с тех пор, как мальчик рассказал ему немного больше о своей причуде.
Холодный, сильный, бессмертный...
***
— Ребёнок, — Сотриголова подошёл ближе к Изуку, — твоя причуда. Она влияет на твои эмоции?
Изуку задумался.
— Хм... я бы так не сказал! — зеленоглазый улыбнулся ещё ярче. — Она, скорее, не даёт моим эмоциям показываться на лице!
Шота нахмурился.
— Но ты же улыбаешься... всегда.
— Ты не понял! — Изуку надул щёки. — Я улыбаюсь потому, что хочу показать всем, как это важно — улыбаться. Даже если можно не улыбаться, я хочу улыбаться!
Оставалось лишь кивнуть. Это чудовище скоро поступит на геройский факультет (а в этом он не сомневался). И тогда плохо будет всем!
***
— Ты выглядишь так, будто у тебя болит голова.
Шота усмехнулся. Он всегда так выглядит, потому что у него всегда болит голова. Но Висельник был обеспокоен.
— Понимаешь, — герой не был уверен, стоит ли рассказывать, — у нас есть один загадочный информатор... imdeadbutimstillsmiling. Странное имечко, да?
Повернувшись к ребёнку, Шота отметил то, как он непроизвольно стал мять пальцами рукав толстовки. Он говорил, что сам контролирует свои эмоции, да?
Бессмертный, всегда улыбающийся, действительно умный... чёрт возьми.
— Это ты, — не вопрос, утверждение. Висельник криво усмехнулся:
— Знаешь, а мне пора домой! Меня там уже заждались блинчики с мёдом! Пока!
Ребёнок мгновенно скрылся. Шота вздохнул. Что же, эту головную боль он хотя бы знает.