глава 12
Она проснулась от странного ощущения.
Теплая рука лежала на её животе.
Не его.
Не чужая.
Собственная.
Она прижимала пальцы к коже, будто боялась потерять то, что внутри.
Месяцы шли медленно.
Они жили вместе.
В одной комнате.
Под одной крышей.
С одним дыханием.
Лекс всё ещё не говорил много.
Но делал больше.
Принёс ей новое одеяло.
Поставил горячий чай утром.
Убрал волосы с лица, когда она задремала у окна.
Не всегда замечал, как делает это.
Но делал.
Тело её менялось.
Становилось мягче.
Живот округлялся.
Руки стали чувствительнее.
Грудь болела.
Сердце билось быстрее.
Не от страха.
От чего-то другого.
Он тоже менялся.
Не внешне.
Не в движениях.
Внутри.
Его взгляды стали тревожнее.
Дыхание — глубже.
Шаги — медленнее.
Он знал, что время подходит.
Что скоро придётся сделать выбор.
Но он не хотел этого делать.
Она знала, что он знает.
Что он понимает.
Но он молчал.
И она молчала в ответ.
Два месяца прошли.
Те самые два месяца, которые врач назвал «рано».
Теперь стало яснее.
На УЗИ снова видели двоих.
Один явный.
Второй… неопределённый.
Необычный.
Как будто кто-то другой начинал расти внутри неё.
Врач посмотрел на них.
На экран.
На её лицо.
— Теперь вы должны решить.
— Она должна стать одной из нас.
— Иначе не выживет.
Лекс стоял рядом.
Его пальцы сжались в кулаки.
Он не сказал ни слова.
Но его глаза говорили больше, чем голос.
Она тоже молчала.
Смотрела на экран.
На сердце, которое билось внутри неё.
На жизнь, которую нужно было защитить.
Они вернулись домой.
По пути никто не заговорил.
Ни она.
Ни он.
Только шаги.
Только дыхание.
Только мысли, которые нельзя было произнести вслух.
Он провёл её в комнату.
Закрыл дверь.
Но не ушёл.
Остался.
Сел рядом.
Посмотрел на неё.
Потом на её живот.
Потом снова на неё.
Она знала, что он думает.
Он думал об одном:
— Я должен сделать тебя одной из нас.
— Чтобы ты выжила.
— Чтобы они выжили.
Но он не сказал этого.
Он только положил руку на её колено.
Сжал.
Осторожно.
Будто боялся сломать.
Она не отняла свою руку.
Не сказала «нет».
Но и не сказала «да».
Она знала, что это значит.
Она станет вампиром.
И перестанет быть собой.
Перестанет чувствовать солнце.
Перестанет пить воду.
Перестанет есть.
Перестанет быть человеком.
Она не была готова.
И не потому, что боялась боли.
А потому, что боялась потерять себя.
Свою суть.
Свою человечность.
Своё «я».
Он тоже не был готов.
Но он знал, что если не сделает этого сейчас —
Она умрёт.
При родах.
От разрыва.
От силы, которая уже начинала зарождаться внутри неё.
Он не спрашивал её.
Не просил согласия.
Не уговаривал.
Просто сидел рядом.
Слушал её дыхание.
Слушал их сердца.
Прошло несколько дней.
Она стала чувствовать боль.
Не сильную.
Не постоянную.
Только периодами.
Он замечал.
Следил за каждым её движением.
Проверял пульс.
Смотрел на цвет кожи.
Слушал дыхание.
Он знал, что времени остаётся мало.
Он знал, что должен действовать.
Но он не двигался.
Не подходил ближе.
Не делал того, что должен был.
Она заметила.
Он знал, что она заметит.
Но он не мог.
Не мог сделать это.
Не мог отнять её человечность.
Не мог превратить её в него.
Она не спрашивала почему.
Он не объяснял.
Но каждый день, проведённый рядом, был ответом.
Он не хотел терять её такой, какой она была.
С мягкими руками.
Тёплыми словами.
Сердцем, которое билось так, как не бьётся у вампиров.
Она начала уставать быстрее.
Движения стали медленными.
Дыхание — частым.
Сны — тревожными.
Он не отпускал её одну даже на секунду.
Сопровождал до ванны.
До стола.
До кровати.
Он следил за каждым её шагом.
Он начал читать книги о людях.
О родах.
О детях.
О жизни.
Он искал способ, который позволил бы ей остаться собой.
И выжить.
Он не находил.
Но продолжал искать.
Она знала, что он не сдастся.
Что он будет искать до последнего.
Пока не останется времени.
Пока не станет слишком поздно.
Но он не торопился.
Он не хотел.
Он знал, что как только скажет это вслух —
Она станет ему не принадлежать.
Или перестанет быть собой.
Она тоже знала.
И поэтому не говорила ничего.
Не просила.
Не отказывалась.
Просто ждала.
Как будто надеялась, что судьба найдёт свой путь.
Ночью он просыпался первым.
Смотрел на неё.
На её лицо.
На её живот.
На её грудь, которая поднималась и опускалась.
Он считал вздохи.
Он слушал, как она дышит.
Как она живёт.
Она не знала, что он наблюдает за ней.
Но если бы знала — не стала бы просить его уйти.
Он стал чаще держать её руку.
Не крепко.
Не требовательно.
Просто держал.
Пальцы соприкасались.
Дольше, чем раньше.
Дольше, чем он позволял себе.
Она не отводила взгляд.
Не убирала руку.
Просто позволяла ему быть рядом.
Позволяла чувствовать.
Позволяла выбирать.
Но он не выбирал.
Он всё откладывал.
Откладывал момент, когда должен был сделать её одной из них.
Он знал, что должен.
Но не мог.
Он знал, что она может умереть.
Знал, что ребёнок может умереть.
Знал, что если он не сделает этого сейчас —
Всё может закончиться плохо.
Но он не делал.
Он не хотел.
Он не мог представить её без тепла.
Без солнца.
Без сна.
Без крови, как источник жизни.
Он не хотел менять её.
Он не хотел потерять её такой, какой она была.
Она чувствовала его страх.
Не от смерти.
Не от потери.
От изменения.
От того, что она станет другой.
И он больше не сможет видеть её такой.
Она не знала, хочет ли быть вампиром.
Она не знала, стоит ли терять себя ради жизни.
Она не знала, хочет ли вообще становиться кем-то другим.
Даже ради них.
Он знал.
Он знал, что она не хочет.
Он знал, что она предпочла бы умереть, чем стать им.
Он знал, что если он сделает это против её воли —
Она никогда не простит.
И он не сможет с этим жить.
Он не сделал этого.
Не в тот вечер.
Не на следующий день.
Не через неделю.
Он не обратил её.
Она не спросила почему.
Он не объяснил.
Но она знала.
Она чувствовала.
Он не хотел её терять.
Даже ценой её жизни.
Он начал искать других.
Вампиров, которые знали больше.
Которые жили дольше.
Он спрашивал совета.
Он спрашивал выхода.
Он спрашивал, можно ли сохранить её.
Сердце.
Дыхание.
Жизнь.
Ему говорили одно и то же.
— Невозможно.
— Если она останется человеком — умрёт.
— Ребёнок не выживет.
— Выбор прост.
— Обрати её.
— Или потеряй.
Он не отвечал.
Он просто уходил.
Снова и снова.
Он не принимал это.
Он не мог.
Она начала ходить медленнее.
Дыхание стало тяжёлым.
Сердце билось чаще.
Иногда она останавливалась.
Прижимала руки к животу.
Сжимала зубы.
Потом шла дальше.
Он замечал.
Он подходил ближе.
Придерживал её.
Не помогал.
Просто был рядом.
Она знала, что он боится.
Чувствовала его взгляд.
Чувствовала, как он смотрит на неё ночью.
Как будто проверяет, дышит ли она.
Как будто боится, что это последняя ночь.
Она не спрашивала, почему он не сделал это.
Она не просила.
Она просто принимала его выбор.
Она знала, что он пытается найти путь, которого нет.
Что он пытается спасти её так, как не спасают людей.
С любовью.
С молчанием.
С решением не менять её.
Он знал, что ошибается.
Знал, что должен был сделать это давно.
Но он не мог.
Он не хотел.
Он не мог представить её без тепла.
Без света.
Без неё самой.
Она легла на кровать.
Прижала руки к животу.
Закрыла глаза.
Он сел рядом.
Посмотрел на неё.
Прикоснулся к щеке.
Пальцы были холодными.
Но прикосновение — тёплым.
Она не проснулась.
Он не ушёл.
Просто сидел.
Слушал.
Смотрел.
Дышал.
Он знал, что приближается.
Он чувствовал это.
Он не мог игнорировать это.
Но он не сделал того, что должен был.
Он не обратил её.
Он не мог.
И не собирался.
Она была человеком.
И он оставил её таким.
Даже если это значило потерять её.
Даже если это значило потерять ребёнка.
Даже если это значило потерять всё.
Он не мог.
И не стал.
И пусть весь мир считал его монстром.
Пусть все знали его как главного.
Пусть все боялись его имени.
Но для неё он был просто Лексом.
Человеком, который не смог изменить её.
Не смог забрать её.
Не смог сделать своей полностью.
Потому что боялся потерять её.
Она знала это.
Она чувствовала это.
И она не просила его передумать.
Она приняла его выбор.
И выбрала его.
Она не просила его сделать её вампиром.
Она не просила его спасти её.
Она просто оставалась собой.
Своим сердцем.
Своим дыханием.
Своей жизнью.
Он не просил её остаться.
Он не убеждал.
Не запрещал.
Просто был рядом.
С каждым днём.
С каждым дыханием.
С каждым ударом её сердца.
Он не обращал её.
Он не делал её своей.
Он не превращал её в него.
Он оставил её человеком.
Даже если это значило потерять.
Даже если это значило смотреть, как она уходит.
Даже если это значило, что он не сможет её спасти.
Он оставил её собой.
Потому что это была она.
Его женщина.
Его выбор.
Его любовь.
И пусть он не говорил об этом.
Пусть он не называл это так.
Пусть он не знал, что такое любовь.
Но он знал одно.
Он не станет тем, кто отберёт её у неё самой.
Он не станет тем, кто убьёт её душу ради тела.
Он не станет тем, кто сделает её им.
Он оставил её собой.
И это было его самым большим подарком.
И она знала это.
Она чувствовала это.
Она приняла это.
Она осталась человеком.
Он остался рядом.
И пусть они оба знали, что это может стоить им всего.
Они выбрали быть такими, какие они есть.
И это было их решением.
Их любовью.
Их концом.
И их началом.