Часть 5
Лиса
Пот струится по моим вискам и заставляет детские волосы, выпавшие из моего беспорядочного пучка, прижиматься к коже, прилипать к шее, пока я провожаю Константина по району. Something Beautiful Тори Келли играет в моих наушниках, пока мы идем по некомфортной послеполуденной жаре, и эта душевная песня в стиле «girl power» помогает мне забыть о стеснении по поводу своего наряда. На улице слишком жарко, чтобы прикрываться, поэтому я надела леггинсы для йоги с высокой талией и облегающий топ с вырезом лодочкой поверх спортивного бюстгальтера.
К счастью, в это время суток район довольно тихий. Вскоре после окончания школы люди еще не вернулись с работы, поэтому никто не увидит меня в таком виде. Здесь только я, мой лохматый ротвейлер и разросшиеся ухоженные лужайки, окаймленные естественным ландшафтным дизайном, а не заборами, чтобы не мешать эффекту денег на работе. Я провожу рукой по лбу и издаю тихий стон. Может быть, я сделаю домашнее мороженое, когда мы вернемся. Тыквенное мороженое сейчас звучит так вкусно.
Константина не беспокоит жара, он радостно шагает рядом со мной, высунув язык. Я смеюсь, когда он останавливается, чтобы понюхать грядку в саду, и сталкивается нос к носу с толстым шмелем, который ударяется о его рыло и отправляет его в игривое кувыркание в траве.
— О, Кон, глупый мальчик. Пойдем. Слишком жарко, чтобы оставаться на улице для нашей обычной прогулки. — Я натягиваю его поводок и продолжаю идти по тротуару. — Когда мы вернемся домой, мы сделаем мороженое. Как тебе это?
Константин делает самый милый наклон головы, его черные уши прижаты.
В следующем квартале из-за угла выбегает бегун, и мои шаги сбиваются. Без рубашки, пресс и грудные мышцы сверкают в солнечном свете, Чон Чонгук выглядит как бог среди людей. Его светло— каштановые волосы подпрыгивают от непринужденного бега, длинные ноги мощно ступают по дорожке. Все в его ауре говорит о том, что он уверен в себе, знает, чего хочет, и ничто не помешает ему это получить. Это манящее зрелище, вызывающее интерес в школе — неудивительно, что все стекаются к нему. Он очень сексуальный, но я никогда не смогу его захотеть.
Как бы привлекательно он ни выглядел, особенно сейчас, бегущий ко мне в одних баскетбольных шортах, это не прощает его отношения ко мне в те немногие разы, когда он обращал на меня внимание с тех пор, как мы были детьми.
Я заставляю себя продолжать идти к своему дому. Снова закрадывается стеснение.
Почему эти улицы такие длинные? Почему наши дома находятся в центре? Может быть, он дойдет до своего раньше меня, и мне не придется беспокоиться о взаимодействии с ним. Не похоже, чтобы он замечал меня в этом году.
Мы почти дома, но Чонгук ловит мой взгляд после того, как я закрываю плейлист на телефоне, как только дохожу до своего подъезда и я замираю, пораженная всей силой его внимания. Это странно властно, без того, чтобы он сказал мне подождать, я подчиняюсь. Он окидывает меня взглядом, от которого мои щеки наполняются теплом. Боже мой.
Он думает, что я выгляжу странно? Верхняя одежда мне не идет, я так и знала.
Нет.
Это неправда. Мой внутренний критик может засунуть его себе в рот. У меня есть тело, и я могу одевать его так, как захочу.
Уверена, Уайетт не посчитает мой наряд странным. Он ценит меня. Я уже представляю себе, как позже сделаю озорное селфи, где сниму спортивный бюстгальтер и покажу свои сиськи, придерживая подол майки зубами.
Знание того, что есть хотя бы один человек, который считает меня красивой такой, какая я есть, придает мне сил, чтобы встретиться с Чонгуком.
Константин плюхается рядом со мной, вытаскивая меня из-под контролирующего влияния Чонгука. Его холодные серые глаза на секунду переходят на собаку, а затем возвращаются обратно, чтобы встретиться с моим взглядом.
— Эм, — бормочу я, крутя поводок в руках.
Чонгук снимает AirPods от уха и снова изучает меня, на этот раз медленнее, проводя взглядом по моему телу. — Ты смотрела на меня, соседка? Здесь? Или, может быть, здесь?
Пока он дразнит меня, он проводит рукой по своему животу, затем вниз по торсу, зацепляя большой палец за пояс шорт. Его костяшки покраснели, а на челюсти красуется синяк. Это делает его еще более опасно красивым.
Воздух застревает у меня в горле, когда я слишком резко вдыхаю. Я вытягиваю руки перед собой, защищаясь. — Я... нет, я...
— Расслабься. — Голос Чонгука такой же гладкий, как изгиб его ухмыляющихся полных губ. Он потирает подбородок и проводит зубами по нижней губе. — В этом нет никакого преступления. — Каждый взгляд его глаз подобен клейму, когда они скользят по моим ногам и поднимаются вверх, задерживаясь на моей груди.
Мое дыхание учащается. Трудно игнорировать его, когда он делает все, чтобы я не могла отвести взгляд. Эти серые глаза обладают какой-то магией, которая удерживает меня на месте. Возможно, это самая близкая встреча с ним в моей жизни.
С его губ срывается хриплая усмешка. — Посмотри на себя, как ты покраснела, маленькая мышка. Ты краснеешь от жары или... — Он подходит ближе, наклоняется, губы почти касаются моей щеки, — потому что тебе нравится то, что ты видишь?
Я откидываю голову назад, мое сердце колотится от его близости и насыщенного, землистого запаха его потной кожи. Он действительно наслаждается звуком собственного голоса. На секунду его голос почти похож на голос Уайетта, но я отмахнулась от этой мысли. Просто он издевается надо мной своей кокетливой чрезмерной сексуальностью.
— Это человеческая природа — смотреть. Знаешь, с твоей неряшливой одеждой я и представить себе не мог, что ты прячешь под ней такое.
Чонгук показывает жестом на мой живот, где мои изгибы выставлены напоказ. Я делаю еще один резкий вдох и сужаю глаза.
— И что это значит?
Он пожимает плечами. — Тебе следует отказаться от громоздких свитеров. Они тебе ничего не идут. В них столько же сексуальности, сколько в кучке бабушек, играющих в бридж.
Я открываю рот, чтобы отчитать его за то, что он такая задница, но тут открывается входная дверь, и мама выходит, держась в тени за каменными колоннами. Она притаилась там, наблюдая за нами. Когда я не двигаюсь, она скрещивает руки.
— Лиса, — кричит она.
У меня пересохло во рту, и я крепче сжимаю поводок Константина. Он копошится у моих ног, беспокойный от напряжения, исходящего от меня. Она сейчас шутит? Не обращая на нее внимания, я снова бросаю взгляд на Чонгука.
— Ты очень груб.
Он моргает, раздвигая губы, как будто я его удивила. Может быть, он ожидал, что я прокляну его или дам пощечину, как это делают другие девочки в нашей школе. Громкие, уверенные в себе девушки. Но я не такая. Я повышаю голос, только если нет другого выбора. Заставив его врасплох, я высказала ему еще одну часть своего мнения.
— Нет ничего плохого в том, как я одеваюсь, будь то мешок из— под картошки, мой любимый свитер или вот это. — Я сжимаю в кулак подол своей рубашки, обнажая крошечную полоску кожи. Чонгук производит на меня небольшое впечатление, держась дольше, чем я ожидала, но через несколько ударов его взгляд опускается на мой живот. — И кроме всего прочего, я одеваюсь для себя, а не для тебя или кого— то еще. Тебе не нравятся мои свитера? Жесть. Так что можешь оставить меня в покое и продолжать меня игнорировать.
Я не повышаю голос, он даже немного дрожит в конце. Гордость пылает в моей груди, и я довольна собой за то, что отстояла свою позицию и отчитала этого придурка.
Эта храбрость росла с тех пор, как я впервые написала Уайетту, потому что мне не нужно жить в страхе, пряча себя. Раньше у меня никогда бы не хватило смелости противостоять Чонгуку. Говорить о своих чувствах — это дает мне силы, одновременно новые и непривычные.
Это ощущение проходит недолго, когда рядом со мной появляется мама. Мои глаза расширяются, когда она нетерпеливо машет мне рукой.
— Лиса, внутрь, сейчас же. — Мама сердится, когда я не сразу же начинаю двигаться. Она ведет себя так, будто Чонгук болен заразной болезнью, так неловко она себя ведет. Моя жизнь и так была нелегкой, когда он дразнил меня, без того, чтобы она не превратилась в маму-психопатку. — Не могу поверить, что ты вышла на улицу, как... — Она прервала себя с расстроенным звуком. — Пойдем.
Я вырываю руку из ее хватки, когда она пытается взять меня за запястье. — В чем дело? Я иду, хорошо? Мы с Чонгуком ходим в школу вместе и просто поздоровались, когда я возвращалась с прогулки.
Ее яркое выражение лица говорит само за себя. Боже, да что с ней такое? Неужели она не понимает, насколько ненормальной она выглядит, таща свою взрослую дочь в дом, подальше от парня? Ее губы кривятся, и она бросает на Чонгука ядовитый взгляд.
— Держись подальше от этого парня, Лиса. Я не хочу, чтобы ты с ним разговаривала.
Чонгук наблюдает за всем этим со скучающим выражением лица, заправив пальцы в бока своих баскетбольных шорт. Он встречает неприязненный взгляд мамы с высокомерной ухмылкой, словно точно знает, как сильно он ее бесит.
— Увидимся позже, соседка, — говорит Чонгук, полуприкрыв глаза и смотря на меня.
Есть что-то в том, как он это говорит, что заставляет мою кожу покрываться рябью от жара и холода.
Мама отпускает стервозный смешок и подталкивает меня к дому, а Константин следует за ней. Как только мы переступаем порог, она набрасывается на меня, говоря то, что она отказалась произнести в присутствии нашего соседа.
— Как ты могла выйти на улицу в такой одежде? — Она отрывистыми движениями вскидывает руку, указывая на мой топ.
Моя вспышка гнева нарастает. Я сохраняла спокойствие с Чонгуком, но мама выводит меня из себя. Она никогда не слушает меня, когда я молчу. Споря с ней, мне ничего не остается, как повышать голос, иначе она меня не услышит.
— Нет ничего плохого в том, что на мне надето, мама! — Я отстегиваю Константина, и он рысью бежит на кухню, звук его воды проникает в сводчатую прихожую, где мы с мамой стоим лицом к лицу друг с другом. — Это тренировочная одежда, и в ней было жарко.
— Лиса! — Ее разочарованный возглас преследует меня, когда я иду на кухню, выбирая ингредиенты и доставая миски для смешивания. К черту мороженое, мне нужно заткнуть свой бушующий разум. — Мне все равно, как жарко на улице, парни увидят, что ты так одета, и подумают, что ты рекламируешь, что ты рада их ухаживаниям!
Если бы папа не ездил так часто по работе, возможно, мы бы не всегда вцеплялись друг другу в глотки. Но его здесь нет, чтобы создать буфер, он сейчас в отъезде на очередной региональной конференции и я одна против нее.
— Ты слышишь себя, мама? — Я налетаю на нее, хлопая венчиком по белой столешнице. Мама вздрагивает. Я сама чуть не подпрыгиваю. Быть настолько конфронтационной — не мой стиль. Вспышка возмущения горячо и быстро сгорела от того, что она сказала, и я просто действовала. — Сейчас не темные века. Никто не будет волноваться из-за того, что я хожу в леггинсах.
— Они будут, если ты одета только наполовину! У тебя бретельки лифчика...
— Мам, помоги мне, если ты сейчас скажешь что-то о том, что мой спортивный лифчик виден, я сорвусь. — Мне кажется, что я даже дышать не могу, когда она меня душит. Константин садится у моих ног, прислонившись и я возвращаюсь к своим принадлежностям для выпечки, осматривая то, что схватила по инстинкту, продолжая разглагольствовать, становясь на дыбы, когда я прорвала плотину. — Кроме того, парням нужно научиться контролировать себя, чтобы мне не приходилось выставлять себя на показ и испытывать дискомфорт на жаре, чтобы отвести от себя их взгляды. И почему я живу в страхе, что парень посмотрит на меня? Почему это так плохо? Это человеческая природа!
Как только это прозвучало, до меня дошло, что это слова Чонгука.
Перейдя на другую сторону кухни, мама шипит на меня: — Они неуправляемы. Никто из них не знает, как себя вести.
— Серьезно! — Я вскидываю руки вверх в разочаровании. С ней невозможно разговаривать, когда она заводит такие темы. Она такая отсталая. — Это такая сексистская идея, что я должна измениться и быть той, кто защищает себя, и что все мальчики — это животные с членом за мозгами, которыми движут их импульсы. Это нелепый аргумент, мама, и это полная чушь.
Ее глаза выпучиваются, она несколько раз открывает и закрывает рот, ища какой-то способ ответить на мой призыв. Не могу решить, что ее больше злит — то, что я сказала член, или то, что я с ней не согласна. Я стою на своем, положив руки на прилавок, вооружившись для стойкости своими принадлежностями для выпечки. Твердый вес Константина, прижатого к моей ноге, тоже помогает.
Когда она становится пурпурного оттенка, она бросает все, что собиралась сказать, и выбегает из комнаты, оставляя нас с Константином наедине.
— Что ж, — говорю я, глядя на пухлого ротвейлера у моих ног. — Давай печь.
Через несколько минут я погружаюсь в методичный процесс, который успокаивает мой разум и снимает стресс.
Выпечка вишневых пирожков с нуля помогла мне успокоиться, но я все еще раздражена на маму после того, как закончила домашнее задание в своей комнате. Уголки моего рта приподнимаются, когда я кручу ручку между пальцами, сидя со скрещенными ногами на своей кровати. Как бы я ни была раздражена, я чертовски горжусь собой за то, что не только противостояла маме, но и отчитала Чонгука.
Я чувствовала себя хорошо.
На эти несколько минут я воплотила в себе все, к чему стремлюсь на фотографиях из моей секретной папки, и в кои-то веки я ничем не жертвовала ради этого. Обычно, когда я пытаюсь стать девушкой из секретной папки, я подражаю другим женщинам, которые заставили меня остановиться и ахнуть, потому что у них есть этот фактор.
Так было с раннего подросткового возраста, когда меня бомбардировали образами неуловимой идеи идеальной женщины — как будто кто-то может соответствовать фальшивым идеалам, представленным нам. Женщины и так прекрасны такими, какие они есть. Но мне все еще трудно признать это самой, даже если я могу давать такие советы своим подругам.
Эти старые раны упрямы, они зарубцевались, но так и не зажили до конца.
Я перекладываю свои книги на тумбочку и сворачиваю наполовину законченную работу по английскому языку для моего любимого учителя на ноутбуке, открывая новое окно браузера. Адрес, который я набираю, укоренился, мои пальцы летают по клавиатуре с мышечной памятью, чтобы набрать ссылку моего блога.
Тот самый, который я прятала от мамы.
Он загружается, показывая ленту моих последних сообщений: старые фотографии, где я позирую у озера в бикини, которые сделала для меня Мэйзи, селфи в спальне, примеряя разные наряды с короткими юбками или завязывая хвосты блузки, чтобы обнажить живот, и художественные кадры, где в кадр попадает намек на лифчик или трусики. Сотни постов промелькнули мимо, когда я прокручивала историю своего блога, каждый с фотографией.
Я не писала в него уже очень давно, по крайней мере, полтора года. Мне не нужно было это делать, как только я нашла кого-то, кто заполнил пустоту, которую блог заполнил в моем больном сердце.
Сейчас, когда я смотрю на эти фотографии, мне становится как-то не по себе, когда я вижу, как на каждой фотографии я заплетала волосы в косички, или когда я наносила толстую подводку для глаз. Обида длится всего несколько минут, потом это просто как мышечная память, старые фотографии несколько лет назад напоминают мне о том, как хорошо я себя чувствовала в то время.
Комментарии способствуют этому ощущению.
Я нажимаю на посты наугад и вижу многочисленные комментарии, оставленные Henry_Your_GoodKnight.
Henry_Your_GoodKnight: Это твой лучший цвет. Я всегда буду представлять тебя такой.
Henry_Your_GoodKnight: Принцесса, ты прекрасна сверх всякой меры, но что меня действительно восхищает, так это то, как ты улыбаешься. Твои умные глаза говорят обо всем, любовь. Ты жаждешь, чтобы мир показал тебе все, что он может предложить.
Henry_Your_GoodKnight: Хотел бы я быть там с тобой, чтобы ощутить твой смех. Ты всегда будешь моей принцессой.
Его слова всегда были похожи на поэзию. Он казался таким интеллектуальным и крутым. Тот факт, что он следовал за мной? Хотел поговорить со мной? Это была мечта, чтобы кто— то вроде него обратил на меня внимание.
Я не всегда углубляюсь в эту полосу воспоминаний. Обычно смотрю только на фотографии, но стоит мне прочитать один из его комментариев, как я оказываюсь во всепоглощающей черной дыре. Один за другим я заново переживаю, что была маленькой грустной девочкой, которая так отчаянно хотела полюбить себя, понять смысл своего меняющегося тела, почувствовать себя желанной, что вцепилась в первого человека, который дал мне это. Незнакомец в Интернете, который нашел мой блог и уделил мне внимание, которого я так жаждала.
Когда я читаю электронные письма, которыми мы обменивались, в которых я отправляла более... рискованные фотографии, когда он просил об этом. Ничего обнаженного, но и не совсем невинного. Он так хорошо умел говорить со мной, заставлять меня видеть все по— своему. Но какая— то часть меня испытывает дискомфорт от мысли, что эти фотографии все еще где— то там. Я не могла заставить себя удалить письма, боясь, что забуду о нашей связи.
Может быть, я глупая.
Может быть, он вообще не думает обо мне, хотя он проникает в мои мысли и заставляет весь мой день останавливаться.
Иногда, когда я чувствую слабость, я думаю о том, чтобы ответить на старое письмо. Даже если он не ответит, это будет отдушиной. Соблазн витает в глубине моего сознания. Но я не зашла так далеко.
Одно из ранних писем привлекает мое внимание.
Кому: Lalisa Man <cupcakecutie22@gmail.com>
От: Henry Knight <henry.k.c@gmail.com>
Тема: рыцарь всегда приходит за своей принцессой
Тебе 15? Черт. Я думал, что ты старше. Судя по тому, как ты говоришь и этим красивым фотографиям, ты ближе к моему возрасту. Я ожидал, что в этом семестре ты поступишь в колледж вместе со мной. Хотя это не такая уж большая разница в возрасте. Как тебе нравятся парни постарше? Идиоты из твоего класса говорят так, будто их интеллект не дотягивает до твоего. Они не поймут тебя так, как я, принцесса. У тебя должна быть одна из тех старых душ, что-то слишком особенное, чтобы тратить это на мальчиков твоего возраста. Связь, которую я чувствую с тобой, нереальна, в это трудно поверить.
Когда-то я чувствовал то же самое, что и ты. Расскажи мне больше об этом. Расскажи мне все о себе. Мне кажется, что я могу протянуть руку через экран и приласкать твою щеку, когда ты откроешься мне.
Мир покажет тебе, что он может предложить. Он свел нас вместе, не так ли? Теперь, когда у меня есть ты, я не могу представить, что ты не моя. Доверься, и он продолжит предлагать тебе хорошие вещи.
Думаю, мне пора спать. Здесь уже 4 утра. Мысли о том, чтобы поговорить с тобой и представить твой смех, не дают мне уснуть. Я хочу коснуться твоих волос.
— Генри
Каждый раз, когда я разговаривала с ним, я чувствовала и его боль. Он был похож на меня. Старая душа, застрявшая в теле, слишком несочетаемом, чтобы чувствовать, что мы вписываемся в этот мир.
Генри был моей первой любовью. Сколько бы мы ни говорили на сложные, мрачные темы, сколько бы раз ему ни приходилось уговаривать меня отправить еще одну фотографию, и еще, и еще... мое больное сердце было счастливо, что он у меня есть.
Я вздрагиваю, когда слышу лай Константина внизу. Как будто в моем сознании переключился выключатель, счастливые мысли о любви запятнаны логической стороной меня, которая осуждала себя, чем старше я становилась. Издав грубый звук раздражения, я закрываюсь от всего, опустив лицо на руки.
Это мой костыль. Мой запасной вариант. Эти воспоминания окутаны тенью того времени, когда я спотыкалась на своем пути взросления. Если бы я могла выразить себя, не боясь, что мама вцепится мне в горло, возможно, я бы не стала искать утешения в Интернете.
Я пожевала уголок губы, пока она не зашипела. — Ой.
Прижав пальцы к нежной губе, я вздыхаю. Раньше я думала, что это самое уверенное чувство, которое я когда-либо могла испытывать, но, оглядываясь на старую переписку, я чувствую всеми костями, насколько это отличается от сегодняшнего дня, с тех пор как Уайетт написал мне ответное сообщение и перевел нашу интрижку на новый уровень.
Мне не нужно пытаться вернуть то волнение, которое я испытывала со своим онлайн— бойфрендом, нарушая все мамины правила, потому что теперь у меня все по-настоящему. Прошла всего неделя, но мы с Уайеттом переписываемся каждый день.
Соскочив с кровати, я ставлю ноутбук на стол рядом со стопкой заполненных дневников. На цыпочках я пробираюсь к шкафу, чтобы заглянуть за старую коробку с папками, до краев заполненную рецептами, которые я распечатала из Интернета, и взять одну из моих тайников с контрабандной одеждой. Я поднимаю крышку коробки, покрытой узором из подсолнухов, и обнаруживаю нижнее белье, которое мы с Мэйзи купили втайне, когда ездили за покупками для нашего летнего отдыха в горах. Материал мягкий и роскошный под моими пальцами, когда я трогаю красивый бюстгальтер и прозрачный изумрудно-зеленый лифчик.
Я провожу целых полчаса, делая все новые фотографии себя, начиная с топа, поднимая с пола свое настроение. Когда у меня есть несколько новых фотографий в папке, я бросаю взгляд на часы на тумбочке, обрамленные фарфоровой радугой. Отлично. Как раз то самое время.
Выбрав ту, которую я представляла себе раньше, где я игриво улыбаюсь с нижней частью топа между зубами, я отправляю ее ему.
Мой телефон тут же пикает, отвечая. Я прикусываю губу, чувствуя, как удовольствие замирает под моей кожей. Как будто он ждал меня.