ТАМ, ГДЕ ЖИВУТ БОГИ

Никос впервые присутствовал на праздновании в честь Бога Прометея. Он предвкушал и страшился его одновременно. Осознание того, что он будет в центре внимания многотысячной толпы, навевало на него ужас. И хотя члены «Археллина» тщательно скрывали прямую связь Богини Афродиты с семьей Венетисов, историй о появлении Олимпийских Богов на острове Дилос хватило, чтобы притянуть любопытные взгляды в их сторону. Никосу казалось, что у него на лбу сияет выгравированная табличка, что его глаза предательски и совершенно бесстыдно излучают плотоядную, неземную, выставленную напоказ и на всеобщее посмешище любовь к настоящей Богине. Ну почему сейчас Афродиты не было с ним рядом? Она бы притянула на себя все взгляды до единого, а он бы спрятался в её тени и никогда больше не выходил оттуда.

Кейси, одетая в красную мантию, в сандалиях, с лавровым венком на голове и в золотых браслетах на предплечьях, полностью погрузившись в атмосферу празднества, напротив, с удовольствием и гордостью смотрела на то, как со всех улиц стекаются всё новые и новые толпы людей. Этнические верующие со всего мира, почитатели Древней Греции и простые зеваки готовились провести торжественное шествие по городу Литохоро в направлении Великого Олимпа, где они проведут первую ночь. Произнеся хвалы Зевсу, ублажив и воспев имена Олимпийских Богов орфическими гимнами, политеисты разобьют лагерь и уснут у подножия священной горы, чтобы соприкоснуться с древним духом и воздать должное своим Создателям, тем, которых человечество когда-то унизило, обидело и предало. А на следующий день, по традиции, жреца́м и жри́цам предстоит провести несколько древних обрядов венчания, а также наречения младенцев древнегреческими именами. Были среди них и желающие сменить свои христианские, данные им при крещении на новые, этнические имена героев, нимф, божеств или выдающихся деятелей Эллады. Число желающих поучаствовать действии увеличивалось с каждым годом. Их имена записывались, им вёлся подсчёт, и каждая личность представляла для этнических политеистов особую ценность. В этот день все греки ощущали свою принадлежность к древнейшему народу и наслаждались праздником, вне зависимости от того, к какой религии сами принадлежали. Каждый сегодня представлял себя Ахиллесом, Гераклом, Одиссеем, Аристотелем, Александром Македонским, Прекрасной Еленой, Семеллой, Эвридикой...

С наступлением сумерек величественная архаическая процессия перенесла город в другую эпоху. С первыми ударами литавр и пронзительными нотами флейты, возвещавшими жителей и гостей города о начале праздничного шествия, члены «Археллина» с зажжёнными факелами двинулись в направлении Священного Олимпа. Тут же отовсюду стали выходить люди, облачённые в туники и хламиды. С ладонями, направленными к солнцу, они приближались к торжественной процессии и вливались в неё, скандируя в унисон: «Эви́! Эва́н!» Вокруг царила атмосфера воссоединения, вызывающая у каждого участника действия волнение и воспоминания о былом.

Пройдя несколько километров, выйдя за окраину города и достигнув холма у самой рощи Прометея, Орест и Деспина, возглавляющие шествие, впервые обернулись. Их удивлению не было предела. Картина, представшая их взору, превосходила всякие ожидания. Движущаяся за ними толпа наводнила все улицы и переулки Литохоро, создавая впечатление извивающихся щупалец гигантского светящегося осьминога. Белоснежные хитоны женщин подчёркивали чистоту кожи животного, а развевающиеся алые накидки мужчин напоминали , струящуюся по жилам, кровеносную систему. Членистоногий монстр был сказочно прекрасен. В глазах людей, следующих за проповедниками древней религии, совершенно искренне светились вера, гордость и благодарность, томившиеся веками в их сердцах. Казалось, будто колесо истории вдруг крутанулось вспять.
— Неужели у всех этих людей тоже были видения? — спросил Никос, стоящего рядом с ним Филиппа.
— Не думаю, братишка, — ответил тот, не менее ошарашенный увиденным, — похоже, это разочаровавшиеся в своей вере, те, кто хочет перемен.
Никос продолжал вглядываться в толпу. Что-то необъяснимо волновало его. В воздухе колыхалась и вибрировала едва уловимая фальшь. Орест дал знак продолжать путь, и шествие возобновилось. Щупальца кальмара вновь пришли в движение. Кроме одного звена... Совсем крохотную часть тела словно парализовало. Чёрное пятно, будто обгоревший кусок кожи, выделялось на белом теле каракатицы. Никос прищурился. Во вжатых в каменную стену одного из домов людях Никос узнал священников, облачённых в чёрное. Проплывающие мимо них факелы подсвечивали до боли знакомые лица. Это были отец Серафим, епископ Афанасий и пара местных священников. Рядом с ними стояли Ставрос и Мария... Резкая волна предательства захлестнула Никоса с головой, перекрыв ему доступ к кислороду. Ноги онемели и отказывались идти, в глазах потемнело. В одно мгновение краски перемешались, и теперь парню казалось, что толпа шла в чёрных мантиях, а священнослужители были облачены в белое. Сверкающий кальмар превратился в черного кракена, выбрасывающего в округу, чернила, поглощающие весь город. Никос стоял, а люди продолжали идти мимо него. Сквозь него... А он всё стоял и стоял, словно на распутье дорог. Будто принимая важное решение. Такое важное, что от него могла зависеть судьба его народа. Да что там народа? Всего мира. Всей планеты... А люди всё шли и шли, пока не прошли все до одного. Последний человек с факелом исчез за холмом, и Никос остался один.
«Отче наш...» — где-то в пустом сознании, возникли родные слова. «Афродита!..»— перебило их милое сердцу имя.
Что-то дотронулось до щиколотки Никоса между сандалией и подвёрнутым краем льняной штанины. Никос инстинктивно отпрянул в сторону и посмотрел на влажную траву, в которой стоял всё это время. Прямо под его ногами расцветали ночные цветы алиссумы. Они выделяли сильный медовый аромат. Он знал этот запах с детства. Ещё бы не знать, такие цветы росли по всей Греции. Они окутывали всё вокруг, благоухая и одурманивая воображение. Запах мёда трепетал в ноздрях, вкус проникал в рот и растёкался по языку. «Так вот оно что, — осенило Никоса, — вот откуда возник этот дурман!» К нему будто пришло озарение. Цветок! Это запах цветка действовал как наркотик и создавал иллюзию реальности нереального! Никос снова посмотрел в сторону, где стояли преподобные отцы и его брат с сестрой. А те в упор смотрели на Никоса и ждали его реакции, неистово молясь и беспрестанно крестясь тремя перстами. Невидимые оковы, сковывающие ноги парня, ослабли. Никос сделал шаг и пошёл под гору. «Обернись!» — прозвучало в его голове. «Не оборачивайся!» — откликнулось тут же в ответ. Никос продолжал идти. Далеко за спиной он услышал удаляющееся:
— Эви! Эван!
— Слава Господу! — сказал он вслух и продолжил свой путь к православным отцам духовенства.
Дистанция между ними сокращалась. Сердце Никоса успокоилось и замедлило свой ритм так, что почти не билось. Он почувствовал умиротворение и безмятежность. Покой и тишину. Успокоение и упокоение. Это было сродни летаргическому сну. Или смерти. Подобно переходу в Рай. И этот Рай манил безмолвием и безмятежностью, отрешённостью и опустошённостью. Вдруг Никос остановился на расстоянии вытянутой руки, протянутой к нему сестрой Марией, словно Богородицей. Им вновь одолела паника. Что-то воспротивилось в солнечном сплетении сделать последний шаг. Никос стоял, словно на краю обрыва. Инстинкт самосохранения тормозил желанный прыжок в бездну. «Не сейчас!" — молнией пронеслось в голове. — Ещё рано... У меня будет сын!..»
— АФРОНИКОС!!! — закричал Никос во всё горло.
— Эви! Эван! — эхом отдалось далеко позади.
Звёзды на ночном небе расступились, образовав огромное пустое пространство. В бездонной синеве появился прекрасный женский силуэт с новорождённым ребёнком на руках. Маленькие губки сладко присосались к обнаженной, налитой молоком груди, крохотные ручки сжимали набухшую округлость. Нежный взгляд матери, устремлённый на младенца, казалось, ласкал всю Землю. Сердце Никоса было готово выпрыгнуть из груди и слиться с этим чадом. Вот он, смысл жизни! В её продолжении! Никос ласково погладил цветки алиссума под ногами, потом сорвал один и пошёл навстречу любимой.
— Нико! Брат! Во имя Господа! Во имя Иисуса Христа, Спасителя нашего, остановись! Не губи душу свою! — услышал он позади себя крик сестры.
— Не нужна мне моя душа, если мертво тело! — только и бросил Никос, отталкиваясь от земли и поднимаясь в поднебесье.
— Не губи себя! Покайся, и ты будешь спасён! — где-то вдалеке услышал он слова Ставроса.
Но его тело, мысли и разум уже были далеко. Обнимая возлюбленную Богиню, кормящую ИХ дитя, Никос оторвался от земли, и они полетели. Находясь в невесомости и упиваясь идиллией, он вдыхал младенческий запах новой божественной сущности. И ничего более естественного, чем быть рядом с любимой женщиной и их сыном, для Никоса не было. Он чувствовал себя на своём месте. Он был счастлив.
А под ними на Земле проходил самый красивый человеческий праздник. Люди восхваляли Великого Бога Прометея, создавшего первого человека, и Богиню Афину, которая вдохнула в него жизнь, подарила мудрость и смелость. Они воспевали оды во славу Богам, благодарили Зевса за силу и справедливость, Геру за верность и порядок, Аполлона за здоровье и красоту, Гермеса за ловкость и находчивость, Ареса за доблесть и отвагу, Артемиду за справедливую охоту, Афину за мудрость, Гестию за домашний очаг, Деметру за плодородие, Гефеста за огонь, а Диониса за вино. Словно находясь в состоянии нирваны и экстаза, собравшиеся непрестанно славили могущество каждого Олимпийского Бога, снова и снова благодарили их за великодушие и благосклонность.
Крохотные золотистые искорки светились в глазах каждого эллина. Связь между Богами и людьми вновь начала налаживаться.

Люди в чёрном двинулись по направлению к церкви Святого Николая Чудотворца и исчезли за массивной дверью в стенах храма.

А народ на Священном Олимпе пел и плясал досамого утра, радуясь возвращению своих Великих Создателей