Глава 11.
В то время как Каталея спешила в сторону дома, тихо цокая каблучками по мостовой, удерживая зонт над головой, а следом за ней крался самовлюблённый писака из местной газетёнки, Карлайл застыл у окна с мрачным выражением лица. Слабые отблески света фонарей, проникавшие в коридор больницы, отбрасывали резкие тени на его лицо, старя на несколько лет. Дождь чертил дорожки на стекле, успокаивая острый слух вампира. Он думал, напряжённо и долго. Взвешивал все «за» и «против». Желание побиться головой о стену с каждой секундой становилось всё невыносимее. А хриплое дыхание Эдварда за стеной совсем не помогало.
Блеск молнии расчертил небо и осветил всё вокруг, а в следующее мгновение прогремел гром. Он словно выстрел отрезвил вампира, пробудил от тяжёлых мыслей. На самом деле всё давно было решено, он просто оттягивал неизбежное. Тот взгляд, что Каталея бросила через плечо, прежде чем покинула палату Эдварда, решил всё. Она нуждалась в нём — как в брате, как в друге. Единственное что пугало Карлайла, что однажды всё это могло перерасти в любовный интерес, а он не мог, не хотел, делить её с кем-то. Сейчас, даже на расстоянии, но он чувствовал, что она любила его. Он был единственным мужчиной в её жизни. А теперь появился Эдвард.
Тяжело вздохнув, мужчина бесшумно вошёл в палату. Юноша не спал. Он смотрел в потолок плывущим от болезни взглядом. Карлайл всего на мгновение замер, рассматривая парня. Он был юн и красив, а переродившись вампиром станет ещё прекраснее. Могла ли Каталея полюбить его? Но покачав головой, отбросил эти болезненные мысли. Не важно. Полюбит или нет, он обещал Элизабет, что позаботится о её сыне, обещал дочери, что поможет понравившемуся ей мальчишке.
— Эдвард, — тихо произнёс он, привлекая внимания. Юноша слабо улыбнулся.
— Здравствуйте, доктор Карлайл. Я совсем плох, да? — вампир видел огонёк надежды в мутных глазах. Умом понимал, но душа стремилась к лучшему. В конечном итоге он был слишком молод, чтобы умирать. Как и когда-то Каталея.
— Да, — вздохнул мужчина. — Я могу помочь тебе. Но жизнь для тебя изменится. Я могу сделать тебя, такими как мы. Я и Каталея. Твоя жизнь будет долгой, бесконечно долгая. Но в ней будут трудности. Ты не сможешь есть, как обычный человек. Не будешь спать. Я научу тебя всему, что знаю сам. Каталея поддержит. Мы станем твоей семьёй. Не худшая компания на ближайшую вечность, правда?
Эдвард растеряно моргнул. Горло саднило от боли и лёгкие жгло, так невыносимо сильно, что каждый вздох давался с трудом. Температура вновь захватывала его разум, обволакивая и утягивая в жаркую тьму. Карлайл медленно выдохнул, хотя ему это не нужно было, но такой простой человеческий жест успокаивал. Эдвард умирал, и вампир взял на себя грех обратить его без ясного согласия. Возможно он позже возненавидит его. А может быть будет благодарен.
Склонившись к шее юноши, он укусил. Кислая кровь наполнила рот, вызывая отвращение. Одного укуса хватило чтобы запустить обращение. Вампир поднялся, прислушался к тишине больницы и шороху дождя за окном. Действовать нужно было быстро. Укутав медленно погружающегося в пучины боли юношу в покрывала, вампир подхватил его на руки и стремительно покинул госпиталь никем не замеченный. Лишь ветерок от его перемещений гулял по коридору. Он мчался по пустым улицам, крепко удерживая извивающееся в судорогах тело.
Будто почувствовав, Каталея ждала его у чёрного входа в дом. Одним взглядом она дала понять, что подготовила подвал для новообращённого. И Карлайл устремился во мрак, где опустил Эдварда на небольшую кровать. Постояв ещё пару мгновений на крыльце, кутаясь в тонкую шаль, вампирша вошла в дом. Человек даже не заметил бы что мимо неё пронёсся кто-то. Просто сквозняк. Люди такие невнимательные и ущербные в своей ограниченной оболочке.
— Как он? — тихо спросила девушка, когда Карлайл поднялся из подвала по скрипящей лестнице. Дверь за ним с грохотом закрылась, отрезая звуки.
— Всё хорошо. Он справится. Как и все мы, — устало улыбнулся вампир. Каталея порывисто обхватила его дрожащими руками.
— Спасибо. Спасибо за его жизнь, папа.
Карлайл промолчал, крепко сжимая дочь в объятиях. Наверное, он слишком сильно её любил, позволяя вертеть собой, как ей захочется. А, впрочем, это не важно. Он счастлив, пока счастлива его принцесса.