Айтернум. Берта Валирийская

Громко хлопнув дверью, я, подобно стреле, стремящийся в цель, влетела в квартиру. Быстро стянула черные сапоги и бросилась в кабинет. Малая стрелка на часах, ни секунды не медля, приближалась к двенадцати часам.
- Я знала, знала что... Ай, черт!
Из сумки раздался мобильный рингтон. Я замерла с книгой в руках. Как некстати!
Молния на сумке заела, и я со злостью рванула ее ко всем чертям собачим. Началась возня. Достав мобильник из кармашка, я быстро приложила его к уху.
- Але!
- Вика! Он предал нас! - чуть не оглохнув на левое ухо, я зажмурилась. - Айтернум... Там шкаф в ванной... Один, семь, два, четыре... кость...! - вдруг тишина, а потом гудки. Я отпрянула от телефона и недоуменно уставилась на светящуюся "Вызов завершён". Что это было?
Чуть не грохнвушись об упавшую сумку, я пересекла коридор и вломилась в ванную комнату. Умиротворенная плитка цвета морской волны и этот идеальный порядок создавал атмосферу затишья. Затишья перед бурей. Разгребая локтями тюбики с шампунями, кремами и лосьонами я искала что-то нечто похожее на код или кнопки. Но ничего такого не было. Была лишь злость и усталость. Белое дерево содрогнулось от удара моих кулаков, но не более. Где искать заветный сейф я не представляла.
- Черт возьми, это слишком умно для меня! Ну зачем было делать настолько замороченно, - я осеклась, поняв, что сказал глупость, ведь в сейфе хранилось то ли Вездесущее Зло, то ли Всемогущее Добро, ай да хрен его знает.
И тут лампочка загорелась прямо над моей головой в тот же миг, как я увидела своё уставшее лицо. Зеркало! Как я могла не догадаться! Слишком умно! Слишком умно, Рест. Дыхнув на отражение белых плит, я провела пальцем цифру один. Также семь, два и четыре.
Священные слова медовой рекой потекли из моих уст, руки сжались, и под натиском зубов, из пальца показалась красная капля. Касается губ, а затем отражения. И вот, в предвкушении, я ждала эти секунды счастья и торжества. Я предвкушала ощущение власти в моих руках. Огоньки гордыни рождали пламя, и оно загорелось во мне так ярко, что я даже начала нервно поскрипывать зубами и потирать руки. Наконец! Запомни эту дату, Виктория. Запомни нечто, что скрыто было от твоих всевидящих глаз. Это изменит судьбу человечества, и мир содрогнется от этой маленькой причуды, что я обрету.
Зеркало плыло кругами так же, как плыло блаженство в моей голове. Да, Виктория. Именно ты, и никто другой заполучила в свои руки эту силу. Ты была избрана, и шагала к этому все свои годы. Все эти двадцать лет ты шла через пот и кровь, чтобы теперь познать истинное блаженство.
И вот, где-то там, в черное мгле показалась резная шкатулка. Черная, как ночь, и до того красивая, что ни один, даже самый искусный дизайнер, архитектор или кто иной на всем белом свете не смог бы придумать что то подобного.
Дар снизошел с небес...
И только руки потянулись к этому божественному творению, как эта уютная морская плитка, которую я про себя решила сплагиатить, разлетелась вдребезги. Камни и стекло полетели в мою сторону, разбив зеркало и оставило пару приличных шрамов, которые немедленно начали регенерироваться. Немедленно заслонив спиной зеркало, и пряча шкатулку за спиной, я обернулась и подготовилась к схватке.
Наступило затишье. Пыль по-немногу оседала, а руки только зачесались, в предвещании боя.
Как только серый туман проявился, а осколки некогда великолепной ванной плитки наконец прекратили свой танец, осторожная детская ножка ступила на обломок.
И тут я почувствовала животный страх.
Только не это...
Миллионы бабочек вспорхнули в моем животе. Гордыня сменилась отчаяньем, а нескончаемое торжество погасло, и пришел лишь ужас. Кровь застыла в моих венах, а сердце наконец поняло, что значит танцевать чечетку.
Вот появилась и вторая ножка, совсем детская и безобидная, после чего Ребёнок Божий предстал передо мной. Маленькие пальчики, что на самом деле ступают по костям. Маленькие ручки, что держат невидимые глазу косы смерти, что перерезают жизни. И это детское личико, с глазами как океан, волосами как снег и пухлыми губками. Как описать внешность одним словосочетанием?
Смертельно красивая.
Детский, невинный, радостный смех. Это было бы действительно так, если бы не я, стоявшая в ужасе пару метров от Нее.
И тут эти маленькие, нежные ручки тянутся ко мне. Буквально сейчас они сломают мне шею или вывернут руку. Эти глаза, смотрящие в мои, будто медленно читали мою душу и ловили каждую букву и знак.
Но она лишь протянула ручки, и тончайшим голоском смолвила:
- Отдай.
Время остановилось. Тот ужас, что наводила эта маленькая девчушка просто превращал тебя в птицу, и сажал в клетку, бумажный ключ от которой сгорел на костре. Так вот каковы они...
Перетерпев все это, я решила стоять до последнего. Умирать, так с честью.
Я выпрямилась, покрепче сжала шкатулку и выдохнула. Затем твердо и четко, в последний раз в своей жизни. Как мама учила:
- Нет.
С секунду она молчала, но в следующий миг ее великолепные белые локоны, волнами спускавшиеся с маленькой головки коснулись моего бедра.
Я просто смотрела вперед, и ни о чем не жалела. Хотя нет, жалела. Больше всего - что не сказала "Прощай". Нет, я совсем не так хотела прожить свою жизнь. А теперь я собственноручно отдала самое ценное сокровище в мире сущему злу. Здорово. Теперь ни о чем сожалеть. Больше не будет бабушки с цветами на Фридриха Энгельса. И этих маффинов на завтрак. Маленькая Ли больше не скажет "Выше нос, Виктория Рюренко!" Все теперь будет по другому. Все.
Я закрыла глаза а что произошло дальше уже не помню...

Как и следовало ожидать, на следующий день цифра на термометре перевалила аж за 39 градусов. Ну, здорово. Иммунитет к чертям.
За окном просыпалось солнце. Часы на комоде показывали 6 утра, ну а я, сова, как ни странно уже была на ногах. Будоражила меня не только мысль о том, что в ближайшие две недели мое поле - компьютер с телефоном, также мне почему то вспомнилась Подгорная. Интересно, придумает эта курица мне новое прозвище, или уделит свое ценное внимание другому члену нашего класса? Но больше меня волновал виновник моего пробуждения. Чертов кошмар, который после помог мне осознать всю боль сложившейся ситуации с термометром.
Во сне я вижу того дядьку в очках, что я встретила. Его образ до сих пор вызывает у меня дрожь. Своими костлявыми руками он берет мою голову, и смотрит так пронзительно, что незнакомые люди на заднем фоне попросту начали растворятся, и взгляд не оторвешь. Его глаза превратились в страшные очи демона, из-под губ полезли клыки, выросли уши и крылья. Потом он открыл пасть и откусил мне голову. Вот, что снится людям от того, что странным дряхлым старичкам из какой-то левой секты хочется общения.
Ой, все, закрыли тему.
Закутавшись в самое теплое одеяло, что мне удалось раздобыть в доме я поплелась на кухню выпить чаю. Там меня уже поджидала мама, недовольно смотря в коробку с лекарствами.
- Нет, ну ты глянь,а? Опять эти лекарства покупать, только что же на три косаря набрала! Неужель мой недавний грипп все это съел?
- Чего, даже температуру сбить не найдется?
Мама оторвалась от подсчетов.
- Лиля! Ты чего встала! А ну быстро в кровать! Мне еще под сорок не хватало! Давай-давай, поесть я тебе принесу в постель.

- А что там с лекарствами?
- Да с ними вообще трындец! Опять всю зарплату в хлам. И доктора вызывать. Ох, когда же эта ненавистная зима уже пройдет!...
Мы пришли в мою комнату, и я с облегчением плюхнулась в кровать. Меня жутко разморило и я опять начала отходить к кошмарам...
- Спи давай. Я тебя разбужу, когда приготовлю. На неделю - строго постельный режим!
- Мне еще Бантику звонить и видос монтировать... - пробурчала я.
- Я тебе сейчас дам, видос. Подождет. Сколько раз говорила, что здоровье важнее. Давай. Спи, - прибавила она с улыбкой, и я покорно заснула.

Где-то вдалеке раздался пронзительный визг. Я сразу поняла, что это сработал будильник. Открыв веки,  осознала, насколько сильно у меня болит голова. Ком застрял в глотке, в руках слабость, горло не позволяло оповестить о своем пробуждении. Так плохо я не чувствовала себя еще никогда.
Пересилив саму себя, я потянула руку из теплого убежища навстречу реальности. Подсветка экрана резала глаза, и я, сощурившись, разглядела входящий звонок от Бантика. Томно вздохнув, тыкнула пальцем в зеленую кнопку.
- Але. Я заболела. В школу не приду, - прохрипела я в трубку.
- И тебе здравствуй. Ну давай. Рассказывай. Как и где?
- Да помнишь этот журнал идиотский. Мы еще гуглили этого директора-гомосексуалиста. С бородкой который.
- Аа. Ты его видела в реале-то? Так и слышу этот гламурный голосочек: "А где моя леопардовая помада? Вы что, не принесли мне мою леопардовую помаду? Леопардовая помада всему голова! Мася, принеси мне мою леопардовую помаду. Она подходит к моим леопардовым стрингам".
- Да там все какие-то стремные. Там тихо, безлюдно, все уткнулись в свои компы и пальцы качают. Я-то думала, что попаду в самый разгар новых сенсаций и сплетен. Так со всех сторон и сыпется: десятый муж Лены Расцветаевой, внебрачный ребенок Шурика Звезданутого, зеленая помада Сони Шпиличкиной, а на деле тишь да гладь. 
- Скучно живем, что сказать. Ладно, я пошла. Пока. Вечером как нибудь созвонимся еще.
- Пока.
Кинув телефон на стол, я плюхнулась на кровать. Поговорила с Бантиком, вот и голос сразу появился. И врачи никакие не нужны. Хорошая беседа - все, что нужно для счастья и здоровья.
Но только я подумала о болтовне, как сразу вспомнился тот старик. Его костлявые пальцы и темные глаза. Снова всплыли те ощущения скованности и заточения. Будто что-то давит на плечи и тянет вниз. Я потерла лицо руками, пытаясь взбодриться и подумать о распорядке дня. Что было, то прошло. Нужно думать о настоящем. Почувствовав некоторое облегчение после сна, я пригладила волосы рукой, и чтобы окончательно прийти в себя - выпить воды. Стекло приятно охладило руку. Мама бы сейчас ругалась, что вода нужна кипяченая, но вставать и идти на кухню было в лом. Поднеся прозрачный стакан к обсохшим губам, сделала два глотка. Жидкость разливалась по всему телу, создавая некую эйфорию. Струйки проникали в каждый уголок тела, будоражили сознание. Похрустывание позвонков шеи, скрип костяшек пальцев. Еще три глотка, и меня захлестнуло. 
Где-то на самом горизонте порхали бабочки. Их разноцветные крылья купались в лучах заходящего солнца,воды шумно приливали к берегу, перекатывая камешки гальки туда-сюда и сталкивая их друг о друга. Волны бьются о скалы, словно хотят добраться до самой вершины,а потом утащить с собой в черные глубины столько, сколько смогут. Где-то в этой бездне плывет кит. Его огромная туша плавно, но мощно наваливается на пустоту, плавниками разгребая темноту, в которой он скудно существует. Миллионы рыб мечутся ураганообразными косяками, в погоне за неизвестным. То сжимаясь, то расплываясь до невероятных размеров они движутся друг за другом в сумасшедшем танце. Бабочки в животе, закат над морем, вода о скалы, большой кит и сумасшедшие рыбы. На что наводит меня мысль? Это что-то пустое и необъятное. Страшное и бесчувственное. Интересно наблюдать за тем, насколько в одиночестве может разыграться воображение, что ты начинаешь представлять в своей черепушке какие-то странные картины. В этот момент я застала себя, уставившийся на плескающуюся воду в стеклянном стакане. Костлявые пальцы, как у того страшного человека вцепились в холодную поверхность. Вода будто специально ловила взгляд, желая приоткрыть какую-то тайну. Она не освежала, а только глубже старалась опустить меня во что-то неизведанное. Легче далеко не стало. Эта иллюзия была лишь в начале. 
Я посмотрела на себя в стекле. Искаженное изображение показывало скомкавшиеся волосы, заспанные глаза и бледную кожу. Так я выгляжу, когда болею. Обычно я чуть загоревшая, с небольшим румянцем и чуть заметными веснушками. Но сейчас я была мертвенно бледная. Это было странно даже для болезненного состояния. Русые волосы приобрели более  насыщенный оттенок, неприсущий моему цвету. Немного очнувшись, я оживила свою руку, коснувшись волос. Действительно странно. Волосы были не приглушенно коричневыми, а насыщенно каштановыми. Пусть и запутанные, но с шоколадным оттенком. Губы на стекле только чуть розовели изнутри. Они даже задрожали, когда наши с отражением глаза встретились. По спине пробежал холодок. 
Это был третий раз, когда я смотрела в такие глаза. В эти пустые, темные, холодные и бездонные. Тот раз, когда снова стало страшно. 
И вот, маленькие каблучки застучали по паркету. Шуршание, открывание шкафчиков и звон ключей. Мама вернулась.