8
Дверь захлопнулась, и звук этот был столь же окончательным, как щелчок затвора перед казнью.
Дамиан стоял посреди гостиной, и тело его дрожало от напряжения. Пальцы его сжались в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, оставив на них кровавые полумесяцы. Но боль не приходила, не могла прийти. Он не чувствовал ничего, кроме пустоты — огромной, чёрной, как та самая беззвёздная ночь, в которой он жил до неё.
«Я люблю тебя», — её последние слова. Ложь. Всё — ложь.
Он медленно опустился на колени, а затем и на пол. Свернулся калачиком, как раненый зверь, и зарычал. Звук был нечеловеческим — хриплым, рвущимся из самой глубины горла.
Предательство. Опять.
Словно кто-то взял старый нож, провернул в ране и оставил там.
Он ударил кулаком по паркету. Доски треснули. Второй удар — трещина пошла дальше, как молния. Третий — и костяшки его уже были в крови.
Но он не останавливался.
Потому что физическая боль была единственным, что могло заглушить ту, другую, ту, что разрывала его изнутри.
Прошлое — примерно 180 лет назад.
Она звалась Элизой.
Была художницей — писала акварели, смеялась над его мрачностью и говорила, что однажды нарисует его на фоне звёзд.
«Ты слишком красив», — шептала она, проводя пальцами по его щеке.
Он не рассказывал о ней Адриану. Не хотел, чтобы кто-то знал. Чтобы кто-то испортил это.
Потому что впервые за долгие века он чувствовал себя живым.
А потом его старый знакомый, вампир из французской общины, случайно обмолвился за бокалом вина:
«Ах, Дамиан, ты же знаешь мадемуазель Элизу? Говорят, она выходит замуж. За какого-то барона».
Он не поверил.
Не мог поверить.
Но вампиры не лгут в таких вещах.
И вот он стоит перед её домом. Окно спальни приоткрыто. Шторы колышутся от ветра.
А внутри...
Внутри она.
В чужой постели.
Обнявшись с ним.
Спящая. Умиротворённая.
И он понял: её любовь, её слова, её «ты слишком красив» — всё это было ложью.
Как и сейчас.
Как и Селин.
Дамиан поднял голову.
Слёз не было. Вампиры не плачут. Но по его лицу стекала кровь — из разбитых кулаков, из-под ногтей, впившихся в кожу.
Он встал.
Шаг.
Ещё шаг.
Подошёл к окну, распахнул его настежь. Холодный ветер ворвался в комнату, развевая его чёрные волосы.
«Я не хочу тебя больше видеть», — сказал он.
Но теперь, когда её не было рядом, он понимал — это была ещё одна ложь.
Потому что он хотел.
Хотел, чтобы она вернулась.
Хотел закричать ей вдогонку, схватить, прижать к себе и заставить понять, что она сделала.
Но вместо этого он просто стоял.
Смотрел в ночь.
И ждал, когда же наконец погаснет последняя звезда.
Селин шла по ночному городу, не чувствуя ничего, кроме ледяного ветра, который бил ей в лицо. Слёзы замерзали на щеках, превращаясь в тонкие кристаллики, но она не вытирала их.
«Уходи», — его голос звучал у неё в голове снова и снова, как проклятие.
Она не заметила, как вышла на проезжую часть. Резкий визг тормозов, ослепляющий свет фар — машина остановилась в сантиметрах от неё.
— Ты что, слепая? — крикнул водитель, высовываясь из окна.
Она даже не повернула голову. Прошла мимо, будто не слышала.
— Да ты
Ещё один гудок. Но она уже исчезла в темноте.
Несколько дней спустя Адриан стоял у двери в квартиру Дамиана, сжимая в руках бутылку дорогого виски — любимый сорт брата. Он знал, что Дамиан был там, но не отвечал на его звонки.
Адриан вздохнул и поставил бутыль у порога, понимая, что сейчас лучше не тревожить брата. Но он не мог игнорировать ситуацию.
Адриан начал следить за Селин, не приближаясь к ней. Он видел, что она, как и Дамиан, была заперта в четырёх стенах, не ходила толком на занятия и не отвечала на звонки.
Однажды он рискнул подойти ближе и увидел через окно её комнаты, как она сидит на кровати, обхватив колени, и смотрит в стену. В руках у неё был бинт, которым Дамиан перевязывал её палец.
Адриан сжал кулаки, понимая, что его идея привела к катастрофе.
Он знал, что рано или поздно Дамиан выйдет из своего затворничества, и когда это произойдёт, брат придёт за ним.
Адриан должен был что-то предпринять, но что?
Извинения были бесполезны, попытки объяснить ситуацию не привели бы ни к чему.
Оставался только один вариант — вернуть их друг другу.
Адриан достал телефон и набрал номер.
— Маркус, послушай меня внимательно, — сказал он. — Если Дамиан не хочет видеть меня, значит, нам нужен кто-то третий. Кто-то, кого брат не сможет просто так прогнать. Кто-то, кто скажет то, что я уже не смогу.
Адриан нервно теребил кольцо на пальце, глядя на спящую Селин. Она лежала на заднем сиденье его машины, голова её беспомощно склонилась на плечо Маркуса.
— Ты уверен, что это сработает? — прошептал Маркус, осторожно поправляя прядь её каштановых волос.
— Нет, — хрипло рассмеялся Адриан. — Но если мы ничего не сделаем, они оба сгниют заживо в своих квартирах.
Он вышел из машины, легко подхватил Селин на руки — она весила пугающе мало — и кивнул Маркусу:
— Жди в саду. Если брат решит меня убить, хотя бы успеешь сбежать.
Александра уже ждала у двери, её морщинистые пальцы теребили фартук.
— Господи, что вы делаете? — спросила она.
— Где Робин? — коротко спросил Адриан, поднимаясь по лестнице.
— В подвале. До последнего отказывался участвовать в этом безумии.
Адриан усмехнулся. Он знал, что старик в итоге подчинится жене — как и всегда.
Спальня Дамиана была не заперта.
Адриан бережно уложил Селин на кровать, затем достал из шкафа изумрудное кимоно.
— Помоги её переодеть, — бросил он Александре. — Я не хочу, чтобы брат разорвал меня ещё до того, как она проснётся.
Старушка вздохнула, но взяла кимоно.
— Она так похудела, — пробормотала она.
— Вообще извели себя, идиоты, — пробормотал Адриан, запирая дверь на ключ.
Дамиан прибыл глубокой ночью.
Чёрный «BMW» резко остановился у ворот, подняв клубы пыли. Он вышел из автомобиля, небрежно хлопнув дверью — даже небольшая вмятина на крыше уже исчезла к тому моменту, когда он подошёл к крыльцу.
— Что случилось? — спросил он, и его голос прозвучал как скрежет металла.
Александра стояла в дверях, её лицо было бледнее обычного.
— В восточном крыле мы не смогли решить проблему.
— Нужно было позвонить Адриану, — резко оборвал её Дамиан, поворачиваясь к машине.
— Он уехал с Маркусом. Сказал не беспокоить.
Дамиан замер, его пальцы сжались в кулаки.
— Конечно, уехал. Ему всегда было наплевать на всех, кроме себя.
Он резко развернулся и вошёл в дом.
— Что нужно ещё привезти?
— Ничего, — прошептала Александра.
Робин стоял в тени коридора, его лицо было неподвижно.
Дамиан недовольно посмотрел на них.
И в этот момент сверху раздался грохот.
И ещё.
И ещё.
И затем — голос Селин, который Дамиан узнал бы из миллиона:
— Выпустите меня! Немедленно!
Его тело напряглось, как струна.
— Что происходит? — он перевёл взгляд на Робина.
— Тебя заставили? — вдруг понял Дамиан.
Старик молча кивнул.
Он не договорил. Просто взлетел по лестнице, не касаясь ступеней.
Дверь в спальню была заперта. Он услышал, как что-то тяжёлое ударилось о дерево — вероятно, она швырнула в дверь вазу.
— Адриан, я убью тебя! — прошипел Дамиан, выбивая дверь одним ударом.
Дерево треснуло, замок слетел с петель.
И они увидели друг друга.
Селин стояла посреди комнаты, её изумрудное кимоно сползло с одного плеча, волосы были растрёпаны, а глаза горели яростью.
— Ты! — её голос дрожал. — Опять запер меня!
Она бросилась вперёд и ударила его.
Пощёчина прозвучала как выстрел. Голова Дамиана резко дёрнулась в сторону, а Селин вскрикнула — её ладонь загорелась от удара о вампирскую кожу.
— Ты сволочь! — закричала она. — Я тебя ненавижу!
Дамиан не думал. Его рука сама двинулась вперёд — он толкнул её.
Не сильно.
По вампирским меркам — просто лёгкий толчок.
Но Селин отлетела, ударившись спиной о резное изножье кровати.
— Селин!
Он бросился к ней, подхватил на руки. Она застонала, её пальцы впились в спину — там уже формировался синяк.
— Отстань! — она попыталась вырваться, но он уже рвал кимоно, обнажая её спину.
— Молчи.
Его пальцы осторожно провели по покрасневшей коже.
— Больно?
— Да! — она всхлипнула. — Всё болит! И не только спина!
Он притянул её к себе, не обращая внимания на удары её кулаков по груди.
— Прекрати.
— Нет! Ты выгнал меня! Ты всё дал понять, а теперь снова держишь меня здесь!
— Ты предала меня!
— Я пыталась спасти нас!
Она разрыдалась — безудержно, как ребёнок. Её слёзы текли по его шее, смешиваясь с запахом её шампуня, её крови, её ярости.
Дамиан не отпускал её. Даже когда её крики стихли. Даже когда её кулаки разжались.
Даже когда она, наконец, обняла его в ответ.
— Я ненавижу тебя, — прошептала она в его плечо.
Он закрыл глаза.
— Врёшь.
Тишина. Только их дыхание.
И тихий стук двух сердец — одного быстрого, человеческого, другого — медленного, вампирского.
Но бьющихся в унисон.
Три месяца.
Десять недель.
Девяносто дней без её дыхания, без её смеха, без её рук в его волосах.
И вот теперь она была здесь — в его объятиях, её тело прижималось к нему, а губы шептали что-то между «ненавижу» и «не отпускай».
— Ты бросил меня, — её голос дрожал, пальцы впивались в его плечи. — Ты оставил меня одну.
— Замолчи, — он прикрыл её рот своим, заглушая слова.
Его поцелуй был жадным — слишком долгим, слишком глубоким, как будто он пытался вдохнуть её в себя.
Она ответила с той же яростью, кусая его губы, царапая ногтями спину.
— Я тебя ненавижу!
— Врёшь, — он оторвался, его дыхание было тяжёлым.
Она хотела что-то крикнуть, но он снова заткнул её поцелуем, одной рукой прижимая её к себе, другой — заплетая пальцы в её волосах, откидывая голову назад.
— Скучал, — прошептал он в её шею, целуя пульс. — Каждый день. Каждую ночь.
Его губы скользили ниже — к ключице, к груди, к животу.
— Ты снилась мне.
Он сбросил её с колен на кровать, его руки рвали остатки кимоно, обнажая кожу.
— Я умирал без тебя.
Она пыталась говорить, но он не давал — каждое её слово тонуло в его поцелуях.
— Ты...
— Моя.
Он прижал её запястья к матрасу, его зубы скользнули по внутренней стороне бедра.
— Только моя.
Она выгнулась, но не отстранилась.
— Дамиан.
— Я здесь.
Его пальцы скользнули между её бёдер, медленно, мучительно медленно, заставляя её стонать.
— Скучала?
— Нет!
Он усмехнулся, чувствуя, как она намокает под его прикосновениями.
— Врёшь.
Его рот вернулся к её груди, язык обвил сосок, зубы слегка сжали.
— Я знаю твоё тело лучше, чем ты сама.
Она застонала, её ноги обвились вокруг его талии.
— Перестань мучить.
— Нет.
Он отпустил её запястья, схватил за бёдра и перевернул, укладывая на живот.
— Я буду мучить тебя столько, сколько захочу.
Его руки скользнули под неё, приподнимая, а губы коснулись её спины — целовали каждый синяк, каждый след его же собственной ярости.
— Прости.
Она дрожала, когда он вошёл в неё сзади, медленно, давая ей привыкнуть.
— Ты...
— Тише.
Он наклонился, его губы коснулись её уха.
— Я не отпущу тебя снова.
Их тела двигались в унисон — неспешно, как будто боялись, что это снова исчезнет.
Она кончила первой — тихо, с его именем на губах.
Он позволил себе потерять контроль только тогда, когда её ноги уже дрожали, а пальцы впились в простыни.
— Люблю.
Это было всё, что он смог прошептать, прежде чем мир распался на части.
Тепло её тела словно медленно проникало в его кожу, словно опасный яд, от которого нет спасения. Его губы скользили по её шее, груди, животу, оставляя за собой след, как будто он метил её, напоминая себе, что она принадлежит ему.
— Я хочу выпить твою кровь, — его голос был низким и хриплым от желания.
Селин замерла, отстранилась, её глаза расширились от неожиданности.
— Что?
Он повторил медленно и чётко, чтобы ни одна буква не потерялась между их губами:
— Я хочу укусить твою бедренную артерию.
Он видел, как её зрачки расширились ещё больше, а дыхание участилось.
— Если ты против, я не буду.
Она не ответила словами.
Просто раздвинула бёдра шире.
Его губы опустились ниже.
Язык скользнул по внутренней стороне бедра, чувствуя, как её кожа покрывается мурашками.
Он не торопился.
Наслаждался её дрожью, её прерывистыми вздохами, тем, как её пальцы впивались в простыни.
Затем — укус.
Лёгкий, точечный.
Капли крови выступили, как рубины на фоне её бледной кожи.
Селин даже не вскрикнула — только выгнулась, её тело напряглось от нового, доселе незнакомого удовольствия.
Он прильнул к ранке.
Не пил.
Смаковал.
Каждый глоток был горячим, сладким, словно её кровь впитала в себя все её стоны, все её страхи, всю её любовь к нему.
А его пальцы...
Они не останавливались.
Скользили, кружили, входили в неё ровно настолько, чтобы она не могла думать ни о чём, кроме этого.
Он чувствовал, как её тело сжимается вокруг него, как её ноги дрожат, как её голос рвётся на тихие, прерывистые мольбы.
Но он не ускорялся.
Продолжал пить.
Продолжал ласкать.
Пока её тело не взорвалось в оргазме, а её крик не наполнил комнату.
Только тогда он оторвался.
Поднял голову.
Его губы были окровавлены.
Селин увидела это — и что-то в ней щёлкнуло.
В следующий момент он уже лежал на спине, а она сверху, её ноги сжимали его бёдра, её руки впились в его грудь.
Она не целовала его.
Она пожирала.
Её губы слились с его в ожесточённом поцелуе, её язык вытирал его же собственную кровь с его же губ.
А потом — она начала двигаться.
Быстро.
Беспощадно.
Как будто хотела стереть всё — всю боль, все месяцы разлуки, все слёзы.
Он не останавливал её.
Только смотрел, как её грудь вздымается, как её волосы прилипают к потной спине, как её губы шепчут его имя без звука.
Его руки впились в её бёдра, помогая, направляя, утопая в ней.
Они забыли обо всём.
О том, что в доме есть другие.
О том, что стены не звуконепроницаемы.
О том, что так нельзя.
Потому что в этот момент — можно всё.
Когда она кончила второй раз, её тело обмякло, но он не отпустил.
Перевернул её, прижал к матрасу, вошёл снова.
— Моя, — прошептал он ей в ухо, и это было не вопрос, не просьба — констатация.
Она не спорила.
Только тянулась к нему, обнимала, принимала.
Утро окутало дом золотистым светом, проникая в каждую щель, словно само солнце решило подглядеть за происходящим за закрытыми, вернее, распахнутыми дверями спальни.
Селин спустилась первой, едва переступая ногами. Её тело ныло приятной усталостью, а на шее и бёдрах красовались свежие следы — синяки от пальцев и укусы. Она попыталась прикрыть их свитером, но все и так всё знали.
Робин сидел за кухонным столом, уткнувшись в тарелку с омлетом, словно его жизнь зависела от того, насколько тщательно он изучит каждую крошку. Его лицо было каменным, но кончики ушей пылали багровым.
Александра, напротив, улыбалась, помешивая кофе.
— Доброе утро, дорогая, — сказала она слишком невинно. — Хорошо спали?
Селин покраснела до корней волос.
— Александра!
Старушка только рассмеялась, пододвигая к ней чашку.
— Кофе? Или тебе нужно что-то укрепляющее?
В этот момент на кухню вошёл Дамиан.
Он выглядел довольным — слишком довольным для того, кто провёл ночь без сна. Его чёрные волосы были растрёпаны, а на губах играла дерзкая улыбка, которой он даже не пытался прикрыть свежие царапины на шее.
— Утро, семейство, — бросил он, садясь рядом с Селин и бесстыдно обнимая её за талию.
Робин закашлялся, словно подавился.
Александра подлила кофе в его чашку, не переставая улыбаться.
— Приезжайте к нам чаще, — сказала она, слишком невинно. — А то в доме стало очень тихо.
Селин аж подпрыгнула на стуле.
— Александра!
Робин закрыл лицо ладонью, будто молился о том, чтобы земля разверзлась и поглотила его.
Дамиан ухмыльнулся, как мальчишка, пойманный на шалости, но ни капли не раскаивающийся.
— Обязательно, — сказал он, целуя Селин в висок.
Прошла неделя с тех пор, как Дамиан и Селин помирились.
Неделя, в течение которой Адриан мастерски избегал любых контактов с братом.
Не отвечал на звонки.
Игнорировал сообщения.
Даже Маркус внезапно стал «невероятно занят» и «не мог встретиться».
Но Дамиан не был бы Дамианом, если бы сдался так легко.
Маркус стоял в кофейне, беззаботно выбирая круассан, когда телефон Адриана завибрировал.
Сообщение от Дамиана: фото Маркуса у витрины.
«Или мы сейчас же встречаемся, или я избиваю твоего мальчика».
Адриан позвонил через три секунды.
— Убивать будешь? — его голос был резким, но в нём слышалась паника.
— Да, — спокойно ответил Дамиан.
— Может, по телефону поговорим?
— Нет. Я хочу сделать тебе больно.
Адриан вздохнул.
— Ладно. Я приду. Только не трогай Маркуса.
Кабинет Дамиана в «Black & Sterling» был идеальным местом для разборок: звуконепроницаемый, без окон и с удобным кожаным диваном, на котором можно было бы придушить брата, если понадобится.
Адриан вошёл с нахальной ухмылкой, будто и не боялся вовсе.
— Ну что, братец, скучал?
— Как по твоей могиле, — ответил Дамиан, медленно вставая из-за стола.
Адриан распахнул руки, будто предлагая себя в жертву.
— Вы же помирились! Что ты так кипятишься? Мне пришлось вас столкнуть, а то так и разошлись бы.
Дамиан не улыбнулся.
— Я всё равно побью Маркуса. Немного.
Адриан закатил глаза.
— Давай договоримся.
— Хорошо.
Дамиан скрестил руки на груди.
— Иди и поцелуй секретаршу.
Адриан аж подпрыгнул.
— Какой ты подлец! Она и так сохнет по нам, а тут такое!
— Тогда Маркус пострадает.
Адриан замер, потом громко выругался и вышел из кабинета.
Кейт, секретарша, сидела за своим столом, уткнувшись в монитор.
Она даже не успела понять, что происходит, когда Адриан схватил её за талию, прижал к себе и впился в её губы так страстно, будто они были последней парой на тонущем «Титанике».
Через три секунды он её отпустил.
Кейт стояла как громом поражённая, губы распухли, щёки пылали.
Адриан уже был в дверях кабинета.
— Всё? — крикнул он Дамиану.
Тот рассмеялся — впервые за эту неделю искренне.
— Всё.
Адриан плюхнулся на диван, вытер рот тыльной стороной ладони.
— Ненавижу тебя.
— Врёшь, — сказал Дамиан, бросая ему бутылку виски.
Адриан поймал, открутил крышку и залпом хлопнул несколько глотков.
— Ладно, ладно, вы теперь счастливы, и я герой.
— Герой-идиот, — поправил Дамиан, но в его глазах уже не было злости.
Адриан ухмыльнулся.
— А Селин знает, что ты такой мстительный ублюдок?
— Она скоро узнает.
Братья переглянулись. И рассмеялись.
Селин стояла в центре спальни, освещённой лишь тусклым светом ночника. Воздух был насыщен запахом их кожи, смешанным с ароматом догорающей на тумбочке свечи. Дамиан подошёл к ней сзади, обнял её, прижался губами к её плечу, ощущая, как она вздрагивает от его прикосновения.
— Ты дрожишь, — прошептал он, проводя языком по её шее.
— Потому что ты не спешишь, — она повернулась к нему, глаза её горели.
Он улыбнулся — медленно, хищно — и опустился перед ней на колени.
Его пальцы скользнули по её бёдрам, раздвигая их, а губы прижались к тонкой коже внутренней стороны бедра. Он чувствовал, как под ней пульсирует артерия, как кровь бежит по венам, горячая и живая, словно сама суть её существования.
— Ты уверена? — спросил он, уже зная ответ.
Она лишь провела пальцами по его волосам, вцепилась в них и прошептала:
— Пей.
Укус был точным, почти хирургическим — не боль, а лишь резкий укол, за которым последовало волнами накатывающее тепло. Она откинула голову назад, её тело выгнулось, пальцы впились в его плечи. Он не торопился, смаковал каждый глоток, чувствуя, как её кровь растекается по его горлу, как её сердце бьётся в унисон с его собственным.
А его пальцы, они не забывали о ней.
Один — глубоко внутри, два — кружащие, растягивающие, доводящие до предела.
Она достигла пика с его именем на губах, а он, наконец, оторвался от её кожи, облизал ранку, запечатал её поцелуем.
— Ты прекрасна, — прошептал он, поднимаясь и целуя её в губы, давая ей попробовать вкус её же собственной крови.
Она ответила с той же страстью, кусая его нижнюю губу, царапая ногтями спину.
Позже, когда их тела немного остыли, они лежали на диване, завёрнутые в одно одеяло, полупросматривая какой-то старый фильм. Её голова покоилась на его груди, а его пальцы медленно перебирали её волосы.
— Мне нужна твоя помощь, — вдруг сказал он.
Она приподняла голову, удивлённо нахмурив брови.
— В чём?
Он не ответил. Взял её за руку и поднял с дивана, повёл за собой в ванную.
Там, под холодным светом зеркальных ламп, он достал из шкафа ножницы и протянул ей.
— Отрежь мои волосы.
Она замерла.
— Что?
— Отрежь их.
— Нет. Зачем? Я не буду.
Он взял её лицо в ладони, прижал лоб к её лбу.
— Я устал. Они — как цепи. Я хочу оставить прошлое. Хочу идти вперёд.
Она хотела спорить, но что-то в его глазах остановило её.
Она поцеловала его — медленно, нежно — и спросила:
— Сколько отрезать?
— Мне всё равно.
Она провела пальцами по его прядям, чёрным, как сама ночь, шелковистым, как тень.
— Может, до лопаток? А то мне слишком нравятся твои волосы.
Он улыбнулся — впервые за этот вечер по-настоящему мягко — и опустился на колени, повернувшись к ней спиной.
Первая прядь упала на мраморный пол беззвучно.
Затем вторая.
Третья.
Она старалась стричь ровно, подравнивая кончики, проводя пальцами по его шее, проверяя длину. Он не двигался. Не смотрел в зеркало. Не следил за тем, как его прошлое падает на пол.
Он доверился.
Полностью.
Безоговорочно.
Когда последний локон коснулся пола, она опустилась рядом с ним, обняла его сзади, прижалась губами к его плечу.
Он выдохнул.
Будто впервые за века.
Она не успела сказать ни слова.
Он развернулся, притянул её к себе, и их губы слились в поцелуе, который был одновременно и благодарностью, и обещанием, и новой клятвой.
Она почувствовала, как его руки скользят под её одежду, как его тело прижимает её к холодному полу ванной, к тем самым отрезанным прядям, что теперь лежали вокруг них, как чёрные змеи.
— Ты уверен? — прошептала она, когда его пальцы уже скользили между её бёдер.
— Я никогда не был так уверен ни в чём, — ответил он, входя в неё медленно, давая ей почувствовать каждый миллиметр.
Она обвила его ногами, впилась ногтями в его спину, в его новую кожу, в того Дамиана, который теперь был свободен.