Часть 13
Фёдор приоткрыл дверь комнаты управления, где располагались с десяток мониторов.
- Вот ты где, - сказал он, заметив светловолосого мужчину, сидевшего за одним из них.
- Дазай снова куда-то свалил, - обронил тот, поднимая глаза на Достоевского.
- Да и пусть. Пойдём, Николай, - сказал Фёдор, слегка улыбнувшись. Гоголь молча поднялся из-за стола и направился к выходу. Достоевский открыл дверь и вышел в коридор, а Николай последовал за ним.
Пару минут они шли по узкому, мрачному коридору, затем Достоевский остановился возле какой-то комнаты и открыл дверь, пропуская Николая вперёд. Едва войдя внутрь, он тут же прикрыл за собой дверь и притянул Николая к себе, накрывая его губы своими. Дыхание обоих тут же участилось, как и сердцебиение. Фёдор всё более углублял поцелуй, который становился всё требовательнее. Руки Достоевского заскользили по спине Николая и проникли под его одежду, оглаживая кожу, покрывшуюся мурашками. Поцелуй был долгим и страстным, а потом в лёгких у любовников закончился воздух, и они разорвали его, глядя друг другу в глаза расфокусированным взглядом. Фёдор принялся освобождать Николая от одежды, вновь накрывая его губы своими, проникая в его рот языком, целуя шею и грудь, спускаясь поцелуями всё ниже. Оторвавшись от губ Гоголя, Фёдор окинул его обнажённое тело взглядом, заметив на предплечьях, бёдрах и ногах багровые пятна от пальцев и глубокие царапины на груди, покрывшиеся свежей коркой. Нахмурившись, Фёдор произнёс:
- Ваши игры не закончатся ничем хорошим. Я запретил ему приближаться к тебе и тебя предупреждаю о том же.
- А что так? Иногда мне нравится грубый секс и против БДСМ я ничего не имею против. Тем более, что с Дазаем мы можем меняться ролями и мне это тоже нравится.
- Он порой слишком увлекается и перестаёт себя контролировать. Я не говорил раньше, но мне трижды приходилось откатывать время назад, чтобы спасти тебя. Он убивал тебя три раза, ты этого не помнишь, потому что я возвращался во времени к тому моменту, когда этого ещё не произошло.
- Вот даже как? - удивился Николай. - А я всё думал, чего это ты к нам врываешься и обламываешь весь кайф. Дазай говорил, что ты ревнуешь. Для меня это звучит странно, ведь у нас всегда были свободные отношения. Вот же мудак. И как это происходило, ты знаешь?
- Конечно. Он плохо контролирует свою жажду, а в такие моменты - тем более. Он разрывал тебе горло когтями и наслаждался вкусом твоей крови, пока ты бился в конвульсиях, умирая. Правда он следил за тем, чтобы в тебя не попала его ДНК и ты не обратился в вампира. Возможно, он делал это вовсе не из-за плохого самоконтроля, а потому что хотел отомстить.
- Мне? - удивлённо спросил Николай.
- Ты помнишь, как всё началось? Я имею в виду - с ним.
- Конечно, но мне казалось, что ему нравится.
- Видимо, не особо. Он тоже ничего не забыл. Вообще, будь с ним поаккуратнее. Не доверяй ему и не поворачивайся спиной.
- Если ты сам ему не доверяешь, Фёдор, зачем держишь при себе столько лет и не избавишься от него? - спросил, Николай, утягивая Достоевского к кровати. - Ты назначил его своей правой рукой, дал полномочия и власть, да ещё и в вампира обратил. Для чего?
- Я считал, что он нам нужен и считаю так до сих пор. Дазай находится на своём месте, а обратил я его по двум причинам: во-первых, я хотел удостовериться в том, что он потерял свой дар, как и все остальные эсперы; во-вторых, вирус вампиризма позволит держать мне его под контролем, ведь в любой момент я могу лишить его воли и сделать своей послушной марионеткой.
- Почему бы не сделать этого сейчас?
- Потому что я ещё не наигрался. А как только я полностью потеряю к нему интерес и пойму, что он бесполезен, я это сделаю, не сомневайся, - сказал Фёдор, хотя Николаю показалось, что его слова звучат не слишком убедительно. Фёдор привёл Дазая в организацию одиннадцать лет назад и почти сразу вступил с ним в любовную связь. Узнав об этом, Николай был удивлён, так как не думал, что у его любовника имеются подобные наклонности, однако вскоре Достоевский приобщил этому и Николая, который не подозревал, что подобные наклонности есть у него самого. Шло время, Дазай взрослел и всё чаще проявлял свой характер, порой делая что-либо наперекор Фёдору намеренно, из-за чего организация в той или иной степени могла нести убытки. По-началу Фёдор пытался его наказывать за непокорность, однако вскоре плюнул на это дело, видимо считая, что это бессмысленно. Дазай оказался упрямым и своевольным и даже, если казалось, что он покорился, вскоре выяснялось, что это не так. Как правило, он выкидывал что-то такое, что могло навредить организации или самому Фёдору лично, и последний часто грозился избавиться от мальчишки, но не сделал этого до сих пор. Наверное, Фёдору на подсознательном уровне уровне нравились именно такие отношения, когда нельзя быть уверенным со своим партнёром в завтрашнем дне, когда не знаешь наверняка, что он не перережет тебе горло во сне или во время любовных игр. Николай знал, что в последние несколько лет у них не бывало секса без мордобоя. Они порой дрались до изнеможения, а потом трахались, как одержимые, после того как Фёдор получил дар Брэма, обманом заставив вампира его убить, и обратил в вампира Дазая, то и вовсе наносили друг другу такие раны, от которых ни один обычный человек или эспер не смог бы оправиться, однако обоим это нравилось. У Николая с Дазаем было почти так же, но не всегда, порой, они обходились без избиения друг друга и БДСМских штучек прежде, чем заняться сексом. Но после того, как Дазай стал вампиром, их игры временами действительно принимали опасный оборот и могли иметь серьёзные последствия для Николая, ведь он не был вампиром. Фёдор не стал его обращать, а Николай к этому и не стремился.
Достоевский приобнял Гоголя, притягивая его к себе и целуя в губы, оглаживая плечи руками, затем сдавил их чуть сильнее и толкнул любовника на кровать. Быстро освободившись от одежды, Фёдор устроился между ног Николая, сжав в руке возбуждённый орган и двигая ладонью вдоль ствола. Николай толкнулся в тёплую руку, и с его губ сорвался слабый стон, затем сжал бёдра Фёдора пальцами, слегка двинув его на себя, ощутив, как член партнёра упирается между ягодиц. Обычно Фёдор не любил долгие прелюдии. В постели он часто проявлял нетерпение и действовал довольно грубо, однако сейчас, когда Николай поёрзал задницей, будто дразня, слегка приподнявшись на локтях, Фёдор надавил ему на грудь пальцами, заставляя упасть на спину и склонился над ним, целуя в шею. Осыпая кожу поцелуями, Достоевский продолжал надрачивать Николаю, лаская второй рукой его грудь и живот. Гоголь обхватил его ногами за талию, а руками за шею, часто дыша в его плечо и целуя в доступные участки тела. Неожиданно Фёдор сильно сжал его бедро, причиняя небольшую боль, затем убрал руку с члена и посмотрел в глаза, своими фиолетовыми, в которых полыхало пламя страсти. Достоевский немного отстранился от Николая, и в его руках появилась баночка лубриканта. Открутив крышку, он быстро нанёс смазку на анальный проход партнёра и натянул на член презерватив, продолжая смотреть Гоголю в глаза, притянул его ближе к своим бёдрам. Николай ощутил приятное давление на дырку. Сгорая от желания и нетерпения, он сам двинул задницей вперёд, отчего член любовника проник в него примерно на четверть. Николай не смог сдержать стона, когда Фёдор, прижав его бёдра к кровати, резко толкнулся внутрь, входя до упора. Низ живота Николая обожгло приятным теплом, и он тут же двинулся навстречу Достоевскому, принимая его в себя без остатка. Фёдор, не разрывая зрительного контакта, наблюдал за эмоциями Николая, отражавшимися на его лице при каждом новом толчке, а потом Гоголь прикрыл глаза, не в силах держать их открытыми. Фёдор резко ускорился, толкаясь в любовника всё быстрее и резче, каждый раз проникая в него без остатка, срывая своими движениями с его губ всё более громкие стоны. В такие моменты Фёдору трудно было себя сдержать, чтобы не вгрызться в его шею зубами, это с Дазаем он мог позволить себе всё, но Николая обращать не желал. Навалившись на него всем весом, Достоевский уткнулся носом в свою руку, которой удерживал того за плечо и с хриплыми стонами толкался в разгорячённое тело, ощущая, что уже на пределе. Николай резко двигал задницей ему навстречу, самостоятельно насаживаясь на член, обхватив бёдра любовника своими ногами, постанывая и вскрикивая, чувствуя, что внизу живота полыхает настоящий пожар. Каждый толчок Фёдора распалял это пламя только сильнее, поднимая Николая на вершину блаженства, и ему казалось, что он парит где-то высоко в небе над облаками. Низ живота Николая будто опалило обжигающим жаром и пронзило до безумия приятным разрядом, волны оргазма накатывали одна за другой заставляя тело дрожать и изгибаться под Фёдором. Гоголь с криком впился ногтями в плечи партнёра, кончая на свой и его живот. Движения Достоевского замедлились, но стали более проникающими, прерывисто дыша, он с рыком кончил в презерватив, впиваясь зубами в свою руку, а затем обессиленно свалился на любовника сверху.