Глава 18
— Так вы как Ромео и Джульетта, если я правильно помню ваши душераздирающие истории? — усмехнулась я, плюхаясь на край кровати, скрестив ноги и лениво осматривая их: Элайджа стоял у двери, как статуя из мрамора, а Кэтрин — как будто из стекла, в любой момент готовая треснуть от напряжения.
— Скорее Отелло и Дездемона, — сухо бросил Элайджа, даже не удостоив Пирс взгляда.
Я прищурилась.
— Дездемона? — переспросила я с поднятой бровью, глядя сначала на Кэтрин, потом снова на него. — Тогда души её к чёртовой матери.
— Как ты ласкова со мной, — фыркнула Кэтрин, но шутка была кислой. Она сделала аккуратный шаг в сторону от Элайджи, будто тот был гранатой без чеки. — Так что ты хочешь? Сразу скажи, чтоб без ваших любовных сцен и драмы.
Я склонила голову вбок, будто взвешивая её цену.
— Ты шпионка. Рождена для лжи, предательства и красивых платьев. Вот этим и займись — следи за Клаусом, шепчи мне все его шаги. Мне нужен каждый его взгляд, каждое движение. Чтобы я знала, когда, как и где именно воткнуть ему кол в сердце.
Кэтрин прищурилась, недоверие сочилось с её лица, как яд.
— И ты думаешь, я просто возьму и...
— Нет, — перебила я с кивком, не глядя на неё. — Поэтому...
Элайджа понял сразу, как будто мои мысли шли у него по каналу связи. Он двинулся вперёд — быстро, без шума — и прежде чем Кэтрин поняла, что происходит, его рука уже лежала у неё на затылке, как у охотника, нашедшего свою добычу.
— Ты сделаешь всё, что Кристина тебе скажет, — спокойно произнёс он, голос его был мягким, но в нём звучала сила. Та самая, от которой даже такие, как Кэтрин, не могли вывернуться. — Каждое слово, каждый приказ — её воля. Ты будешь служить ей, даже если придётся лечь под поезд.
Глаза Кэтрин помутнели — знакомый взгляд внушения. Через секунду она моргнула и выпрямилась, как кукла с отточенным выражением покорности.
— Как скажешь... — сдержанно кивнула она мне, но я заметила, как в её челюсти всё равно играла злость. Служить — она будет. Но вот любить — не обольщайтесь.
— Вот и славно, — откинулась я на кровать и потянулась. — Теперь ты официально мой шпион. Поздравляю, Кэт. Надеюсь, у тебя хорошая память. А если нет — блокнотик заведи. В клеточку.
Элайджа усмехнулся уголком губ, Кэтрин стиснула зубы, а я — почувствовала, как вся доска начала двигаться. И, черт возьми, я — не пешка.
***
— У меня всё схвачено, — отмахнулась я с такой ленцой, будто речь шла о заказанном кофе, а не о ритуале, в котором должна умереть моя сестра.
— Ты с ума сошла, — прошипел Деймон, делая угрожающий шаг вперёд, и я уже почувствовала его дыхание у самого лица. Но не успела даже скрестить руки на груди, как передо мной выросла Кэтрин. Одно лёгкое движение — и Сальваторе отлетел назад, как щенок, получивший по носу за шалость.
— Она права, — впервые за долгое время Елена заговорила чётко, твёрдо. — Если Бонни действительно способна убить Клауса в момент ритуала — я согласна. Особенно если у Элайджи есть...
— Эликсир, — кивнул первородный и достал из внутреннего кармана шкатулку, которую раскрыл как фокусник, уверенный в своем трюке. Внутри — крошечная стеклянная баночка с жидкостью цвета утреннего похмелья. Мутная, зловещая. Надежда во флаконе.
— Прервать ритуал мы всё равно не сможем, — развела я руки. — Зато можем сделать красиво: два зайца одним выстрелом. Ну... не то чтобы я считала Елену зайцем. Хотя уши у неё... — бросила косой взгляд на сестру, та закатила глаза.
— И как давно ты с ними снюхалась, а?! — вскипел Деймон, указав на Элайджу и Кэтрин, как будто я вписалась в преступную триаду. — За нашими спинами, Кристина?! Интриги, заговоры?!
— За вашими спинами я вас спасаю, идиоты, — рявкнула я, вмиг отбросив шутки. — Знаешь, это как играть в шахматы с голубями: ты расставляешь фигуры, а они просто ходят по доске и гадят.
— Ты им веришь?! — не унимался Деймон. — Ты такая же идиотка, как и мы, если думаешь, что этим двоим можно доверять!
Я не выдержала. Шагнула ближе, пальцем ткнула ему в грудь — жёстко, с нажимом.
— Елена — моя семья. Моя. — процедила я. — И если ты думаешь, что я просто так доверила бы кому-то её жизнь, ты хуже, чем идиот. Ты — полный кретин. Я сражаюсь за неё, пока ты тут ломаешь комедию. Ты хочешь, чтобы она выжила? Тогда закрой рот и слушай меня. Или вали и не мешай.
Тишина, повисшая в комнате, была такой тяжёлой, что даже воздух начал вибрировать. Элайджа слегка кивнул мне, Кэтрин усмехнулась. А Деймон... впервые за долгое время промолчал.
Деймон, с выражением смертельной обиды на лице, развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Я закатила глаза.
— Драма-квин. Неужели ему в детстве не хватило внимания? — пробормотала я, усаживаясь рядом с Еленой на диван. — Успокаивать истеричек не входит в мой список дел на вечер.
Переведя взгляд на Элайджу, начала размышлять:
— Я почему-то уверена, что Клаус уже всё подготовил и ждёт полной луны, — сказала я, перекидывая ногу на ногу и оглядывая всех. — А как раз сегодня она сияет над этим городом, будто приглашение к мясорубке.
— Он ждал этого ритуала тысячу лет, — тихо произнёс Элайджа, сцепив пальцы перед собой. — Можешь не сомневаться, у него уже есть жертвы. Вампир и оборотень.
— И я знаю кто и где, — с ленцой подняла руку Кэтрин, как будто это была какая-то школьная викторина, а не вопрос жизни и смерти.
— И? — выгнула я бровь, с тем самым фирменным «вытягивающим клещами» взглядом. — Ты хочешь, чтобы я тебе конфетку дала за сотрудничество, Пирс?
— Кэролайн и Тайлер, — пожала плечами она. — Он держит их в подвале Локвудов. Там, где семья Тайлера обычно запирала своих оборотней, чтобы те никого не сожрали в полнолуние.
— Классика жанра. Сначала тусовки и балы, потом — подвал и смерть, — усмехнулась я, но тут же посерьёзнела. — Значит, нужно вытащить их. Елену мы прикроем эликсиром, но Кэр и Тайлер... у нас нет второй и третьей дозы. А жертв для Клауса — как ключ к разблокировке его истинной природы.
— Я займусь этим, — спокойно, но твёрдо кивнул Элайджа.
Я обернулась к нему.
— Ты уверен, что справишься?
Он посмотрел на меня, и впервые за весь вечер в его взгляде мелькнуло что-то опасное.
— Я не проигрываю тем, кого воспитывал, Кристина, — ответил он спокойно. — А Клауса я воспитывал.
— О, семейная разборка с подтекстом, обожаю, — пробормотала Кэтрин, усаживаясь поудобнее. — Сделай фотку, когда его прикончишь, Элайджа. Я повешу её в рамочку.
Я вздохнула.
— Ладно. Тогда пора двигаться. Время тикает, и Клаус не будет ждать, пока мы решим, кто кого спасает первым.
И я поднялась с дивана. Сегодня ночью мы либо сломаем проклятие, либо все станем его частью.
Стоило нам выйти в коридор, как все замерли — в дверях стоял Аларик. Лицо побледневшее, глаза затравленные. Секунду — и Стефан уже прижал его к стене с такой вампирской силой, что та угрожающе треснула.
— Эт... это... я... — прохрипел Рик, задыхаясь.
— Погоди, — я положила руку на плечо Стефану, мягко, но с нажимом. — Отпусти.
Стефан неохотно, но подчинился. Аларик осел по стене вниз, тяжело дыша.
— Рик, это правда ты? — прищурилась я, сканируя его взглядом.
— Да... — прошептал он, держась за горло. — Клаус... отпустил меня.
— Что? — подалась вперёд Елена. — Почему?
Рик поднял на нас глаза. Они были полны усталости и... страха.
— Он просил передать, — хрипло произнёс он. — «Жертвоприношение состоится сегодня.»
Повисла тишина, такая гнетущая, что даже воздух словно сгустился. Я резко повернулась к Элайдже и Кэтрин — мы обменялись взглядами. Ни слов, ни жестов не требовалось. В наших глазах читалось одно:
«Игра началась.»
***
Пока я отправила Стефана и Елену, предупредить Бонни о плане, я со своей свитой пошли спасать друзей. Колдун, что охранял их, оказался смелым... но очень недальновидным. Одно движение — и голова полетела с плеч, как осенний листок. Элайджа даже не моргнул.
Тишина в подвале напоминала осколки заточенного стекла — хрупкая, острая, готовая порезать при любом неосторожном шаге. И всё же мы вошли. Я, Элайджа и Деймон — как три фигуры в смертельной шахматной партии, где белых и чёрных давно не различить.
— Уже темнеет, — недовольно поджала я губы, всматриваясь в сумерки, заползающие в проём. — Сегодня слишком быстро идёт время.
— Когда спешишь, время всегда утекает сквозь пальцы, — отстранённо произнёс Элайджа, будто на секунду провалился в свою вечность.
Я промолчала. В его воспоминания мне лезть не хотелось. По крайней мере, не сейчас. Сейчас была цель. Мы спустились в подвал. Запах пыли, крови и железа ударил в нос. И там, в самом центре — Кэролайн и Тайлер, прикованные к стенам, как две жертвы на жертвенном алтаре.
— Кэр! — я сорвалась с места и рухнула рядом, беря её лицо в ладони.
— Криси? — хриплый, затухающий голос, как огонёк, почти погасший.
— Мы вытащим тебя отсюда. Клянусь, — прошептала я и метнула взгляд на Элайджу.
Тот подошёл бесшумно. Одним движением оторвал цепь от стены, и Кэр рухнула, будто порванная кукла. Я подхватила её, прижимая к себе. Она ещё жива — и этого было достаточно, чтобы гореть дальше.
— Уходите! — с другого конца раздался рык Тайлера, глаза его сверкнули янтарным.
— Что?! — я резко обернулась. — Ты обращаешься? Сейчас?!
— Уходите, немедленно! — вновь завопил он, и в следующий миг рванулся в мою сторону, но Деймон перехватил его, заломив руки.
— Забери их отсюда! — заорал он Элайдже, с трудом удерживая звереющего Локвуда.
И всё произошло в одно движение — мир поплыл, воздух прорезала вампирская скорость, и вот уже чьи-то холодные, сильные руки сжимают мою талию. Через секунду я и Кэролайн стояли в гостиной пансиона Сальваторе.
Я обернулась, сердце колотилось.
— Спасибо, — выдохнула я, но в груди вспыхнуло беспокойство. — А как же Деймон?
— Я разберусь, — глухо сказал Элайджа, и в следующее мгновение исчез, оставив за собой лишь трепет воздуха и тихий страх, закравшийся в мою спину.
Я села рядом с Кэролайн. На минуту. Просто перевести дух. Но внутри уже бушевала тревога. Полнолуние наступило. Ритуал близко. А Клаус — ближе, чем мы думаем.
Где-то через пятнадцать минут, когда напряжение в комнате уже можно было резать ножом, Элайджа вернулся. И с ним — Деймон. Живой. Целый. Но, как я уже давно поняла, у Деймона за ухмылкой всегда прячется какая-нибудь драма. Я тут же подскочила, подлетела к нему и вцепилась ладонями в его лицо, будто проверяла — не иллюзия ли.
— Как ты? — прошептала я, заглядывая в его глаза. — Он не укусил тебя?
— Нет. Я живучий, помнишь? — усмехнулся он, но... на долю секунды отвёл взгляд. Микросекунда — но я её заметила. И уже хотела открыть рот, как он поцеловал меня. Быстро, резко, как удар. Как замок на мои слова. И, чёрт побери, это сработало.
— Вот же голубки, — раздался насмешливый голос из коридора.
Кэтрин, вся такая довольная, как будто только что продала всех нас за хороший ужин, вошла в комнату. Она встретилась взглядом с Элайджей. Что-то молча передали друг другу — щелчок связи, что был не на словах, а на уровне хищных животных. Меня передёрнуло.
— Так. Пора выдвигаться, — я отстранилась от Деймона, собирая голосом всю сталь, что осталась внутри. — Кэролайн, ты остаёшься здесь.
— Почему? Я тоже хочу помочь! — вспыхнула она.
Я медленно перевела на неё взгляд. Тот, от которого замолкают даже вампиры. И, как по щелчку, она осеклась. Я обвела взглядом остальных.
— По плану, Клаус должен забрать Елену с минуты на минуту. После — место жертвоприношения. И когда он будет в разгаре процесса, когда защита будет минимальна... Бонни его ударит магией. Со всей силы. Без жалости.
Я посмотрела на самых старых вампиров.
— А затем, — я указала пальцем на Элайджу, — ты и ты, — теперь на Кэтрин, — добиваете его. Без пафоса. Без речей. Просто вырвав сердце. Быстро.
— А ты что будешь делать? — скептически спросила Пирс, приподнимая бровь.
— Я заберу мёртвое тело своей сестры, — ядовито отрезала я. — Думаю, с этим я справлюсь без вашей помощи.
Кэтрин помолчала, сжав губы. Видимо, поняла: лучше не нарываться.
— А я? — прорезался Деймон.
— Ты — подстраховка. На случай, если что-то пойдёт не по плану. А оно обязательно пойдёт не по плану, — добавила я с мрачной усмешкой. — И, надеюсь, ты на этот раз не решишь снова меня заткнуть.
И, хлопнув в ладони, я окинула их последним взглядом.
— Что ж... по машинам. Ад сам себя не устроит.
***
Я проверила каждую пулю. Аконит — против оборотней. Вербена — для вампиров. Один выстрел — и ты либо лежишь, либо мечтаешь лечь. Щёлк. Магазин встал на место. Я засунула пистолет в кобуру на поясе и захлопнула багажник, металлический грохот разрезал тишину.
— У меня плохое предчувствие, — пробормотала я, продолжая нервно перебирать содержимое сумки. Руки дрожали. Это бесило.
— Мда, с чего бы? — усмехнулась Кэтрин, лениво прислонившись к машине. — Всего лишь твоя сестра сейчас собирается умереть ради одного гибридного ублюдка. Совсем мелочь, правда?
— Заткнись, — процедила я, шагнув к ней.
Осторожно, без лишних движений — вытащила маленький, остро заточенный кол и приставила к её груди.
— Если ты что-то знаешь — говори. Но по делу, Кэт. Ни слова больше. Ни язвы. Ни театра.
Она не испугалась. Конечно же, нет. Только чуть приподняла бровь, уголки губ изогнулись в почти невинной ухмылке.
— Я только что была на поляне. Там, где ритуал уже начался, — пожала плечами, будто речь шла о пикнике. — Оборотень — волчица, приезжая. Кажется, злилась на весь город. Двойник — твоя сестрёнка. А вот вампир... Хочешь угадать?
Я сильнее надавила на кол, настолько, что подушечка пальца побелела.
— Говори, — прошипела я. — Сейчас же.
— Твоя любимая тётушка, — прошептала Кэтрин, и её голос стал льдом. — Дженна.
Кол выскользнул из пальцев. Просто выпал.
— Что? — голос сорвался, и я даже не пыталась это скрыть.
«Она же... она же в кампусе. Она же...»
— Криси? — тихо позвал Деймон, и его рука легла мне на плечо. Но даже его голос звучал отдалённо. Как сквозь воду.
— Дженна... — прошептала я, — она...
И страх пришёл. Ледяной, парализующий. За Дженну. За Елену. А потом, как по щелчку, всё обрушилось в огонь. Гнев. Жгучий, как вербена на коже вампира. Всё сжигал.
Я резко вскинула голову.
— Я убью его, — шипела я, глаза пылали. — Я не просто убью его, я сожру его гибридское сердце с улыбкой на губах.
Кэтрин, впервые за долгое время, отступила на шаг. В её взгляде проскользнуло нечто, похожее на... замешательство. Может быть, даже страх.
— Он тронул мою семью. Теперь я трону всё, что дорого ему, — прохрипела я и подняла с земли выпавший кол. — Поехали. У нас кровь на вечернем расписании.
Телефон в кармане зазвенел, как назойливая муха, и я даже не взглянула на экран — он звонил весь день. Опять папа. Он чувствовал, что что-то не так. Но я не могла впутывать его в это. Кто-то один в этой чёртовой истории должен остаться живым.
— Время, — раздался знакомый, тихий, но непреклонный голос у меня за спиной.
Я вздрогнула. Элайджа. Будто вырос из тени — беззвучный, собранный, как всегда. Я только кивнула. Он подошёл ко мне, обвил за талию, и за долю секунды всё закружилось. Мир дернулся, распался — и вновь сложился, но уже совершенно в другом месте.
Огонь жадно облизывал границы поляны, пламя отражалось в моих глазах, будто сама преисподняя выбралась на поверхность. Воздух был наэлектризован, натянутый, как струна перед разрывом.
Я увидела их. Две фигуры на алтаре. Елена и Дженна. Лежали бок о бок, как будто спят. Только вот дыхания — нет. Их глаза были открыты, но в них не было света. Ни тепла, ни жизни. Только пустота. Я отвернулась — на секунду. И этого едва хватило, чтобы не закричать. Но гнев быстро вытеснил в боль. Он всегда вытесняет.
Я резко обернулась. Не могла разглядеть его лица, но была уверена, это был Клаус, он стоял в центре поляны, его тело судорожно дергалось — кости ломались, он превращался. Хрипел и рычал, захлёбываясь собственной силой. Прекрасный момент, чтобы испортить вечер.
Я выхватила пистолет, прицел — и без предупреждения начала стрелять. Одна. Другая. Третья. Пули впивались в его грудь, одну за другой. Каждая — коктейль из вербены и аконита, привет от меня. Клаус отшатнулся, завопил, и, наконец, рухнул на колени. Даже первородные чувствуют боль.
И вот она — Бонни. Ветер завывал вместе с её голосом. Она шептала древние слова, срывая их с уст, будто клинки. Клаус заорал. Громко. Пронзительно. Он горел изнутри, корчился в агонии. Гибрид, созданный нарушить баланс — и теперь его поглощала собственная сила.
Я бросилась к алтарю, к мертвым. Стефан и Деймон — сразу за мной. Ведьма, удерживавшая заклинание — упала от удара Стефана. Просто исчезла, будто её не было. Стефан подхватил Елену, осторожно, будто боялся её сломать. Деймон взял Дженну — и на секунду его взгляд встретился с моим. В нем было всё: ярость, печаль... и решимость.
— Уходите... — прохрипела я, почти беззвучно.
Но они стояли. Ни один не сдвинулся.
— Прочь, я сказала! — взорвалась я, голос дрогнул от боли.
Они не ответили. Просто... исчезли. Расстворились в ночи, как тени.
Повернувшись, я увидела, как Элайджа занёс руку над грудью Клауса. Его пальцы дрожали, готовые вырвать сердце. Кэтрин, изловчившись, заломила Клаусу руки, не давая ему даже дернуться.
И вот оно — мгновение, где решается всё.
— Я не похоронил их в океане! — взвыл Клаус, изогнувшись под захватом Кэтрин, кровь хлестала из ран, глаза горели яростью и страхом. — Они живы! Их тела в сохранности!
Рука Элайджи замерла в воздухе. Ещё секунда — и его пальцы вонзятся в грудь брата, вырвут сердце, и всё закончится.
Но он не двинулся. Только мельком глянул на меня.
Я стояла как вкопанная. Все внутри меня металось — ярость, предательство, ужас. И только одна мысль ударом молнии пронзила голову: он говорит правду.
— Если ты убьёшь меня, — сипел Клаус, — ты потеряешь их навсегда.
— Элайджа! — закричала я, голос сорвался. — Если ты посмеешь... Я. Тебя. УБЬЮ!
Он посмотрел на меня. Глубоко. Слишком долго. В этом взгляде было всё: вина, слабость, любовь к семье... и предательство.
— Кэтрин! — выдохнула я, но она уже поняла.
Прыгнула — как пантера — сзади, вцепившись в Элайджу, но тот, не глядя, резко ударил её локтем, с такой силой, что вампирша отлетела в сторону и с глухим стуком врезалась в дерево.
И тут же — удар. Элайджа и Клаус исчезли. Просто... исчезли.
— НЕТ! — мой крик прорезал ночь, будто выстрел.
Ноги подкосились, и я рухнула на колени. Руки дрожали. В груди дыра — не от пули, не от когтей, а от бессилия. Он предал меня. Он выбрал брата. А чего я ещё ожидала?
Я смотрела в пламя, окружавшее поляну. Дым щипал глаза, но я знала — это не от дыма. Это всё — слёзы. Те, которые я так долго не позволяла себе пролить.
— Ты заплатишь за это, Клаус... — прошептала я. — И ты тоже, Элайджа.
Где-то рядом застонала Кэтрин, приходя в себя. Но я даже не повернулась.
Огонь окончательно угас, оставив после себя только пепел, обугленные ветки и горький запах предательства. Я сидела в самом центре этой выжженной сцены — одна. Все ушли. Все... кроме Кэтрин.
Я даже не заметила, как она приблизилась, пока не услышала:
— Вставай. Я отнесу тебя в пансион, — голос её был каким-то... пустым. Без язвительности, без обычной насмешки. Тяжёлый, как и эта ночь.
— Отвали сейчас, — выдохнула я сквозь зубы. Кричать не хватило сил. Они сгорели вместе с остатками доверия на этой проклятой поляне.
Кэтрин не ответила. Просто села рядом. Не по вампирски быстро, а медленно, по-человечески. И тоже уставилась вперёд. В пустоту.
— Даже завидую Елене, — неожиданно сказала она.
Я повернула к ней голову, выгнув бровь.
— Чему? Что она мертва? — прошипела я ядом.
— Нет... тому, что у неё есть ты, — выдохнула Кэтрин. Без фальши. Без фокусов. — У меня такой сестры не было. Вообще никого не было. Мать и отец отреклись от меня, когда я родила внебрачного ребёнка. Они просто... выгнали. И всё.
Я долго молчала. Проглотить подобное было трудно. Она — стерва, враг, манипулятор. Но в этой секунде, в этой тишине, Кэтрин была просто разбитой душой, как и я.
— Мне жаль, — вырвалось.
Глупо. Но искренне. Может, боль утраты стерла границы. Может, ночь слишком длинная. Но я сказала это.
Кэтрин удивлённо вскинула брови, будто не поверила, что услышала такое от меня. Но больше не сказала ни слова. И я — тоже. Мы просто сидели. Две уставшие женщины в сердце руин.
Минут через десять Кэтрин встала. И без слов подняла меня на руки. Я не сопротивлялась. Сил не было. Только веяло ледяным безразличием и прожжённой пустотой внутри.
Но вместо пансиона она перенесла меня в старый, полусгнивший дом. Доски скрипели, пыль висела в воздухе туманом, и каждый угол будто дышал призраками прошлого.
— Это... точно не пансион, — пробормотала я, прищурившись.
— Я знаю, — прошептала Кэтрин.
Стоило мне сделать шаг к порогу заброшенного дома, как в проёме вдруг показалась фигура... знакомая до боли.
— Папа? — остановилась я как вкопанная, сердце пропустило удар. — Что ты здесь делаешь?
Он подошёл ближе, лицо его было напряжено, голос — холоден и резок:
— Ты не брала трубку. Я переживал. А потом... сам всё выяснил. Узнал, что моя дочь втянулась в авантюру, по убийству первородного.
— Она не втянулась. Она это организовала, — хмыкнула Кэтрин позади, сложив руки на груди. За это она тут же удостоилась моего убийственного взгляда, но, как всегда, только самодовольно повела бровью.
— Ты с ума сошла? — прошипел отец. — Чем ты вообще думала?
— Чем?! — зло выдохнула я, шагнув к нему. — Наверное, ничем! Потому что в моей голове осталась только боль, папа! Я не ради фокусов всё это устроила! Думаешь, мне было легко?
— Не кричи, — процедил он, грозно вскинув палец. Его глаза потемнели.
— Где Елена?! — крикнула я и попыталась пройти мимо, но за спиной раздался глухой, тяжёлый грохот.
Я резко обернулась — и сердце рухнуло в пятки.
— Папа?!
Он лежал на земле. Без движения. Даже Кэтрин, которую мало чем можно было удивить, испуганно распахнула глаза.
— Он сам... — начала она, подняв руки в жесте невиновности, — он просто упал...
— Папа! — я бросилась к нему на колени, трясущимися руками перевернула его на спину, коснулась шеи, там, где должен был быть пульс...
Ничего.
— Нет... Нет! НЕТ! — закричала я, хватая его за рубашку, будто могла вытрясти из него жизнь обратно. — Только не ты... Только не ты, прошу...
Слёзы срывались с ресниц, падали на его лицо, смешивались с пылью на его одежде. Мой голос дрожал, срывался на истеричный хрип. Кэтрин подошла ближе, положила руку мне на плечо.
— Криси... он мёртв.
Я с яростью отшвырнула её руку.
— Нет! Этого не может быть! — слёзы текли градом, захлёстывая, разрывая грудь. — Дженна... Елена... теперь он... Все уходят! ВСЕ! Это не честно! Я не заслужила этого!
Кэтрин сжала губы в тонкую линию. Молча. Ни сарказма, ни язвительности — только взгляд. Такой... узнающий. В нём читалась боль, которую она когда-то давно уже пережила. Такая же утрата, такая же пустота. Клаус забрал у неё всё, пятьсот лет назад. Сегодня — у меня.
И в этой жуткой тишине, среди пепла и слёз, две изломанные души смотрели на одно и то же: на цену войны с чудовищем.
Дверь за моей спиной со скрипом отворилась, и в полумраке появился силуэт. Шаг. Второй. Я подняла голову.
Деймон.
Он остановился, и в его взгляде не было привычной насмешки, ни того дерзкого огонька. Только тихое, тяжёлое понимание. Он посмотрел на меня, потом перевёл взгляд на неподвижное тело моего отца, и снова — на меня.
— Деймон... — сорвалось у меня с губ шёпотом. Не крик, не рыдание. Просто оголённая боль в одном слове.
Он не сказал ничего. Ни одного лишнего звука. Просто оказался рядом быстрее, чем я моргнула, и заключил меня в объятия.
Я вжалась в его грудь, как будто только там был воздух, и выплеснула наружу всё, что сдерживала всё это время. Разрыдалась. Не тихо, не благородно — а по-настоящему. Судорожно, с рыданиями, что сотрясали грудную клетку, со сжатыми кулаками, вцепившимися в его рубашку, будто в спасательный круг. Его пальцы медленно, почти невесомо, гладили мои волосы. И даже если он что-то говорил, я не слышала. Только биение его сердца. Только ощущение, что я ещё жива.
И среди ночи, среди пепла и тишины, я плакала. Плакала за отца. За Дженну. За Елену. За всех, кого не смогла спасти.
А Деймон молча держал меня. И в его молчании было больше поддержки, чем в тысяче слов.
***
Два дня прошли, будто сквозь мутное стекло. Всё было как во сне — будто кто-то накинул на реальность серую вуаль. Мы хоронили Дженну и папу. Медленно, молча, с каменными лицами и разбитыми сердцами. Солнечный день казался издевкой. Птицы пели, дети где-то смеялись, а мы стояли у двух свежих могил, и мир вокруг был слишком живым для такой боли.
Елена стояла рядом, всё ещё бледная, словно смерть всё ещё тенью держалась за её плечо. Но она жила. Жива. Потому что он умер. Потому что папа...
А потом я развернула письмо. Его последнее «я люблю тебя». Пожелтевшая бумага дрожала в пальцах, а строки прыгали перед глазами:
«Иси, моя малышка Иси...
Я, наверное, был худшим отцом из всех возможных. Холодный. Отстранённый. Строгий до жестокости. Ты росла в доме, где оружие знало тебя лучше, чем мои объятия. Где я учил тебя убивать раньше, чем жить. И, возможно, ты никогда не простишь мне того, что я лишил тебя нормального детства. Да и не прошу.
Но... я хочу, чтобы ты знала одно: я любил тебя всегда. Не так, как ты того заслуживала. Не так, как нужно. Но по-своему, молча, упрямо, глубоко.
И если ты сейчас читаешь это письмо — значит, я умер. Добровольно. Я сделал выбор. Между собой и вами. И я бы сделал его снова. Без колебаний.
Не вини Елену. Не позволяй своей боли превратиться в ненависть. Это был мой путь. Моя ответственность. Я ушёл, потому что иначе бы не смог жить, зная, что кто-то из вас мог пострадать.
Ты, конечно, сейчас злишься. Я даже уверен, что мы успели поссориться — как всегда. Мы не умели по-другому. Мы были слишком похожи.
Но в этой последней ссоре была любовь, даже если ты её не услышала. Ты — моё самое большое достижение и самый глубокий провал. Ты — моё отражение и моя гордость.
Береги себя, Кристина. Не теряй себя в ненависти. Ты сильная. Слишком сильная, чтобы позволить боли сломать тебя.
С любовью, твой отец.»
Пальцы крепко сжали письмо. Слёзы катились по щекам, но я не выла. Просто дышала, потому что это всё, что оставалось. Я положила на его могилу белую гвоздику — он не любил пафоса.
«Джон Гилберт»
Имя, которое я кричала в детстве, злилась в юности и которое теперь стало эхом.
— Я люблю тебя, — прошептала я.
И в этот момент Елена подошла, не говоря ни слова, просто обняла меня за плечи. Я повернулась, уткнулась лбом ей в шею и обняла крепко, как в последний раз.
— Я отомщу ему, Елена, — прошептала я, голос хрипел от сдержанной ярости. — Клаус не получит покоя. Клянусь тебе. За Дженну. За папу. За всех.
И в сердце моём в этот миг не было страха. Только цель.