11
Не стоит думать о том, что ты потерял.
Лучше подумай о том, что у тебя осталось.
Ошибок не совершают лишь мертвые.
Локки Фредрексен
День свадьбы настал. Будильник прозвенел резко, нарушая тишину. Я не спала ночь, не в состоянии справится с ожиданием неизбежного. Еще вечером отец написал, что приехать вовремя на мою свадьбу у них не получится. Из дома к мужу меня выведет Уолтер Монтгомери.
Завтрак не лез. Ком в горле давил, живот скрутило от нервов. Роскошное платье напоминала мне похоронный саван. Я добровольно хоронила свою жизнь ради семьи. Хьюго не раз в открытую говорил мне гадости, унижал и сомневался в чистоте моих намерений. Плевать. Пусть думает, как хочет. Я прекрасно понимаю, что выхожу замуж за человека, который не любит меня. Мне нужно немного времени, чтобы понравиться ему и изменить его в лучшую сторону. Злость со временем утихнет, и он станет прежним: добрым, чутким парнем.
О семье Лайтвудов говорили много. Они словно икона идеальных отношений. Родители благотворили сына, позволяя ему наслаждаться жизнью. Хьюго рос на глазах у телекамер. Лилибет получала много наград начиная с «Лучшая мать года» и заканчивая всеми остальными существующими наградами. Хьюго хорошо образован, умен, талантлив в музыке. В интернете множество репортажей о их семейных отношениях и не одного о запятнанной репутации. Даже молодость Хьюго прошла без громких заголовков. Ни алкоголя и драк, ни измен или скандалов со звездами.
Лилибет Лайтвуд потеряла дочь. Малышке перерезали горло в раннем детстве. Семья справилась с горем без помощи таблеток, врачей или терапии. Их любовь способна на многое. Так говорили и в это верили.
Оливер Лайтвуд был строг к сыну, но безгранично щедр к жене. Любое ее «хочу» превращалось в реальность. Лилибет стала первой королевой – консорт, которая посещала собрание Совета Министров и имела полноправный голос «вето».
Репутация много значит в мире политики. Лайтвуды использовали это как силу. Мои же родители придерживались другого мнения. «Право на личную жизнь» - закон, который мой отец благотворит больше, чем Библию. Он ненавидит социальные сети, прессу и показушные выходки на публику. Про Воустеров ходят много негативных слухов, но отец игнорирует их. Мама поддерживает его, не позволяя выделяться из сверстников. Порой это жесткое правило семьи, портило веселье. Я выпадала из вечеринок, показ мод и прочих мест, где мои сверстники строили репутацию. Пока они тратили семейные деньги на золотую молодость, я училась словно проклятая.
В нашей семье существовали весьма странные правила. Если ты Воустер, ты обязан знать все и обо всем. Хотя бы поверхностно.
Первое правило – язык. В Фландрии три официальных языка: французский, немецкий, нидерландский. На них мы обязаны говорить в совершенстве и без акцента. Дополнением идет английский и романшский. В детстве я не понимала, зачем учить романшский. На нем практически никто не говорит. Шестой, итальянский, добавился в старшей школе. Его я знаю хуже всего. Отец любит повторять, что язык предает уверенность в новой среде.
Второе – политика. Спроси у любого моего одноклассника про новости, и они процитируют событие вечеринок и поездок, матчи футбольных клубов или громкие сплетни знаменитостей. Спроси у Воустера о новостях, и мы расскажем главные изменения в Европе. С двенадцати лет отец возит меня с собой на встречи: дипломаты, послы, адвокаты, экономисты, министры, спортсмены... Пока подруги обсуждают нашумевший скандал, я молча вспоминаю о встречи на которой решалась судьба того или иного человека или компании. СМИ не источник информации, а способ диктовать свои решения. Мне не нравилось знать такие подробности. Хотелось верить в сказку. Мама же неустанно повторяет «Телевизор смотрят глупцы, которыми легко управлять». У нас нет дома телевизора. Есть огромная библиотека. Единственный плюс этих поездок – знакомства. Отец знакомил меня с разными людьми. Кого-то я видела однажды, кого-то чаще. Но все они были полезными связями. Личные знакомства упрощали решение некоторых вопросов.
Третье – деньги. В нашей семье были деньги. Достаточно, чтобы кутить на полную, не задумываясь о будущем. Нам не запрещалось тратить деньги, но мы были обязаны уметь их зарабатывать. И я сейчас не о продаже печенья на школьной ярмарке. В шестнадцать каждому доверяли настоящий серьезный проект. Мы сами решали, чем будем заниматься, но это должно нести пользу и окупаться финансово. Использовать свое имя нельзя. За это я до сих пор обижаюсь на родителей. Хьюго работает моделью, продавая свое лицо с десяти лет. Когда я попросила о чем-то похожем, отец запретил:
- Если хочешь, можешь продавать картины, но под псевдонимом и своими силами. У тебя есть ежемесячный лимит на карте. Этих денег хватит на то, чтобы начать.
- Пап, мы оба понимаем, что никто не купит картины неизвестного подростка. Если нельзя подписываться Воустер, то позволь выставить их в национальной галерее искусств. Там скоро аукцион.
- Хочешь продавать свои картины на ровне с признанными художниками королевства? Хорошо, но после того, как добьешься хоть каких-то результатов. Начни с малого.
- Пап...
- Чем ты отличаешься от остальных? Почему мы должны отказать таланту ради тебя? – отец одобрительно улыбнулся, подбадривающе кивая, - добейся хоть каких-то значимых результатов, и я помогу. До тех пор разговор окончен.
Так было во всем. Порой мне кажется, что нет вещей, в которых я не разбираюсь хотя-бы поверхностно. Отец часто разговаривал с каждым из нас. Стоило ему понять, что нам нечего ответить в поддержку диалога, устраивал совместные учебные вечера. Объяснял основу вопроса, рассказывал какие-то тонкости. Не слушать было нельзя. Нам давали задание: дополни рассказ. Отец выдавал список книг или фильмов, которые нужно было прочитать и рассказать ему. Так было всегда. С момента, когда я начала говорить. Теперь всегда находится пару фраз поддержать разговор, будь это политика, экономика или спорт. Родители перегибали с нашим общим развитием. Они оставляли нас посередине. Мы не могли проводить дни напролет в дорогих частный гольф клубах, но и не развлекались как бедные. Я далека от вечеринок с пластиковыми стаканчиками, ночевок у друзей и посиделок в придорожных забегаловках. Когда ты не можешь закрепиться в группе, ты сам по себе.
Четвертое, и, пожалуй, самое негативное, - мы не лучше остальных. Я училась в престижной школе. Да, она лучше многих, но не закрытый пансион для богатых детей. В школу меня возили родители. Забирал водитель. Я носила книги в рюкзаке, ела в столовой с кучей людей, из абсолютно разных социальных слоев. Тут не учились дети дипломатов или политиков. Тут учились умные, талантливые и бедные.
Я до сих пор не понимаю этого. У нас есть деньги и власть, но мы не пользуемся ими. Мы живем в хорошем доме, у нас есть прислуга. Несколько человек на огромный дом. Многие домашние дела нам приходиться делать самим. Родители следят, чтобы каждый из нас имел расширенный набор навыков выживания. Мы словно готовимся обеднеть и переехать на улицу. Зачем мне знать, как правильно отваривать мясо или разбираться в сортах ядовитых ягод. Для этого есть специальные люди. Ты платишь - они делают.
Помню, как заболел наш водитель. Отец не стал нанимать кого-то еще. Мне пришлось ездить на общественном транспорте две недели от школы в музыкальную студию. Отец всего раз объяснил, как он работает и где можно узнать расписание. Мне было десять. Помню, как ходила возле остановки, не решаясь сесть в автобус. Когда я ему позвонила, отец не бросил работу и не помчался забирать меня. «Если ты сама попытаешься решить проблему, то избежишь ненужных страданий». Еще одна фраза отца, вызывающее у меня раздражение.
У всего есть причины. Моя семья не идеальна, но старается стать лучше. Отсюда вытекло пятое, не любимое, правило – завтрак воскресным утром. Каждое воскресенье мы посещали церковь. Перед служением собирались за завтраком, в остальные дни можно не завтракать с родителями, но воскресение закон. В течении завтрака каждый должен рассказать о семи плохих поступков. Да, да. Плохих. Мама говорила, что мы учимся понимать и доверять друг другу, но часто эти завтраки заканчивались спорами, ссорами, запретами и наказаниями. Помню, как в шестнадцать мама рассказала, что нарушила мое личное пространство, обыскав портфель. Учитель из школы сообщила ей, что поймала меня за курением. Она признает ошибку и не будет обыскивать мои вещи, но сигареты я обязана положить на стол. Когда очередь дошла до меня, мне пришлось признать, что я украла пачку у отца, ради того, чтобы понравится мальчику. Нас не наказывали за честность. С нами разговаривали, объясняя последствие наших «грехов». Если диалоги не помогали, то вступали штрафные правила. Мы редко доводили ситуацию до штрафов. Из воскресенья в воскресенье научились оценивать ситуацию заранее. Скрыть что-то было невозможно. От этого становилось хуже.
В четырнадцать я списала контрольный тест и не призналась. Отец знал, но не сказал. Спросил всего раз, нужна ли помощь в учебе? Я, гордясь своим обманом заверила, что все в порядке. Через две недели об этом узнал учитель. Слышал, как я хвасталась подругам. Мне дали другой, и я провалилась. В воскресенье я вновь ничего не сказала. А в понедельник меня не допустили к экзамену и вызвали родителей в школу.
Я никогда не боялась отца. Злилась на него. Он мог решить вопрос используя свою власть, но не стал. Выслушал, успокоил и сказал то, что говорил всегда: «Я спрашивал - ты солгала. Решила сама справится с проблемой – действуй, только будь готова ответственность нести. Я могу помочь справиться с последствиями, но исправлять ошибку тебе придется самой. Они на то и нужны, чтобы учиться». Отец занимался со мной все три недели каникул. Каждый вечер я решала математические задачи, примеры и уравнения. Пока все отдыхали, я повторяла пройденный материал из раза в раз сильнее сожалея об обмане.
Главной чертой отца являлась настойчивость. Мама же отличалась прямотой. Если что-то что не так, или выходило из-под контроля, то мама на прямую об этом сообщала. Страшнее всего были моменты, когда контроль утерян вместе с хорошим настроением.
Мне было десять. Не помню, с чего все началось, но я резко стала отказываться от супа. Ела в основном какие-то закуски и недовольно отодвигала тарелку каждый раз, когда мама старалась накормить. На третий день мама сдалась, готовя мой любимый суп с красной рыбой. Признаю, я вновь отказалась из вредности, хотя мы и договорились, что я его съем. Разговор о пользе горячей жидкой пищи не помог. На мамино «надо», я запротестовала, что надо ей, а не мне. И тогда она забрала у меня суп. Все остальное тоже. На ужин мне предложили тот же разогретый суп. Я отказалась и меня выгнали из-за стола. За завтраком папа пытался заступиться, но мама непреклонно ставила тарелку с супом. Сверху образовалась пленка из масла, и выглядел он не аппетитно. Сдалась я к вечеру. Плакала тихо, стараясь побыстрее проглотить в который раз остывший суп. «София, жизнь не сказка. Иногда приходится делать вещи, которые необходимо делать. И лучше выполнить их в начале, пока они тебе хоть как-то нравятся, чем потом плакать, давиться, но все равно делать».
Вспышки гнева возникали на фоне брошенного алкоголизма. Я не помню времени, когда мама лежала на реабилитации. Это не секрет в нашей семье. До отца, она была замужем. Их брак распался в год «Великого пожара». Мама сбежала от своего первого мужа, прихватив меня. Я совсем не помню того мужчину, не помню мест, где мы останавливались.
Помню, как мама отдала меня в приют. Она не лгала мне. Мне тогда было четыре. «Я вернусь за тобой. Не скоро, но вернусь. Будь послушным ребенком». Мама уходила не оборачиваясь. Я сильно кричала, вырываясь. Звала ее долго. На всегда запомню старую строгую воспитательницу. Она сжала свои толстые пальцы на моих плечах и держала. От нее пахло сыростью и мочой. Едкий запах, заставляющий отворачиваться. Когда дверь закрылась, толстая женщина потянула меня за собой. Мне было четыре. Я плакала и вырывалась. Звала маму... воспитательница отпустила после укуса. Мои зубы больно впились в ее пальцы. До сих пор помню вкус гнилой тряпки и лука... Мне было четыре. Я бежала за мамой по коридору. Потом меня ударили, и я упала. Палка попала по коленям. В будущем, мне часто доставалось. Воспитательница догнала быстро. «Будишь убегать, орать или плакать – буду бить! Бросила она тебя. Нет у тебя мамы!». А потом снова ударила, но по лицу. За укус. Мне было четыре.
Сейчас мне восемнадцать, и я не позволю никому меня тащить. Хьюго Лайтвуд парень мечты. У него идеальная семья, высокий статус и высокие требования. Он прав, я не дотягиваю до его лиги. Стараться я умею и буду до тех пор, пока не начну соответствовать. Мне необходимо это сделать ради семьи и ради себя. Долгожданный мир позволит решить ряд проблем и укрепить власть нашей династии. Брак позволит мне укрепиться в истории ни как приемная дочь, а жена. Горькая правда в том, что я родная дочь отца. Анализы потвердели это. У отца нет способа раскрыть правду, не навредив всей семьи. Ведь я родилась, когда оба моих родителя были в первом браке. Именно поэтому я готова мирится с тяжелым характером Хьюго. Моя семья слишком важна для меня и ради нее я готова жертвовать свей любовью и жить по договору. Может мне повезет, и я влюблюсь в Хьюго.
Из размышлений вывел скрип двери. Вивьен отошла за церемониальными перчатками. Свадьба вот-вот начнется, а я готова рыдать от нахлынувшего чувства утраты. Я словно предаю себя четырехлетнюю. Ту себя, которая обещала вырасти и стать счастливой. Надеюсь, родители скоро приедут. Отец одними объятьями способен предотвратить мою панику.
– Ты нашла перчатки так быстро? – голос передавал волнение и покорность – меня окружают так много людей, четко знающих свои обязанности. Я же просто стаю, сижу, потом снова стаю. Боги, Вив! Разве можно чувствовать себя на собственной свадьбе настолько одиноко и подавленно?
Развернувшись, увидела троих мужчин: Уолтера, Оливера и Локки. Они обеспокоенно переглянулись и двинулись в мою сторону. Захотелось сбежать, но я лишь дернулась, коря себя за неосторожность. Руки сильнее вцепились в букет. Плечи непроизвольно дернулись вниз, а губы сомкнулись, позволяя увидеть дрожь на лице.
– Опиши свои ощущения? – Локки налил воду в стакан – ты завтракала?
Локки пугал больше всего. Он рассматривал меня молча или задавал кучу не связанных между собой вопросов. Его присутствие рядом создавало сильный дискомфорт. Мне хотелось, чтобы на свадьбе он был среди общей массы гостей. Оказалось, что он в числе приглашенных членов семьи.
– Все в порядке – я села, дабы не упасть от нахлынувших эмоций – не ожидала вас увидеть. Хьюго тоже здесь?
– Церемония не начнется, пока ты не будешь к ней готова – Оливер сел напротив меня и постарался заглянуть в ее глаза – волнение естественно. Не нужно его пытаться скрыть. Мы все понимаем.
За столь короткое знакомство Оливер подтверждал все, что о нем говорили. Милое, открытое общение располагало. Не хотелось огорчать мужчин или создавать повод сомневаться в своей репутации.
– Все в порядке.
Голос дрогнул. Слезы подступили к глазам. Я быстро и часто заморгала, не позволяя себе заплакать. Шумно вдохнув воздух, мне удалось улыбнуться. Уолтер присел рядом, притягивая меня в объятья. Мне не нравился Сойер, но может стоит дать шанс Уолтеру. Они часть семьи Хьюго и мне придётся им нравится, чтобы облегчить себе жизнь.
– Ты не одинока. Сейчас у тебя могут быть разнообразные мысли, и ты имеешь на них полное право. Главное помни – замужество не лишает тебя семьи и друзей. Теперь ты член нашей семьи. Мы осознаем, что поменять дом, фамилию и образ жизни – достаточно серьезный шаг в жизни. Поэтому мы здесь. Мы никуда не уйдем и поможем тебе с этим справится. Каким бы тебе не казалось будущее, скоро ты освоишься и почувствуешь себя счастливой и любимой – я уперлась головой в его плечи, чувствуя приятный аромат хвои. Уверенность и спокойствие, исходящее от мужчины, медленно передавались. Дрожь отступала – Через пару минут вернуться твои родители. Вы спуститесь вниз, и отец передаст твою руку Хьюго. Он сможет о тебе позаботится. Вы произнесете клятвы перед Богом и хорошенько повеселитесь после. Не думай об остальном. Это все не важно.
– благодарю вас за поддержку – странно, что он не знает о договоренности. Уточнять я не стала. – Нам пора начинать церемонию. Я спущусь через пару минут.
– мы дождемся твоих родителей. Хотелось бы встретиться с Робертом до начала церемонии. – Оливер располагающе улыбался – К тому же, тебе нужно чуть больше времени.
Я вновь шумно втянула воздух в легкие, но уже не смогла сдержать слез. Они предательски скатились по щекам, впитываясь в ткань платья. Быстро смахнув слезы рукой, постаралась взять себя в руки. В буквальном смысле. Пальцы с силой впились в ладони, отвлекая мозг на физическую боль. Локки присел, с другой стороны, касаясь моих рук.
– Твои родители не прилетели? Почему?
– Они прилетят. Позже. – Я уверенно вскинула свои мокрые глаза на мужчин, хотя внутренне ощутила ком, собравшийся в горле – не стоит беспокоиться. Все в порядке.
– Естественно – Локки с улыбкой протянул мне стакан воды – мы с Оливером уже уходим.
Мужчины действительно встали и направились к выходу. Оливер приблизился, целуя в лоб: «Ты прекрасна. Мы будем ждать внизу». Уолтер не сдвинулся с места.
– Я хочу кое–что тебе подарить.
Он достал небольшую коробочку из внутреннего кармана пиджака. Синий бархат украшали золотые ленты – основные цвета династии Монтгомери. Сосредоточено взяв ее, я аккуратно забрала коробку из рук Уолтера. Открыть ее при мужчине не решилась. Просто опустила на столик с остальными подаренными вещами.
– Благодарю.
– Открой – в голосе слышалось волнение – сейчас.
Внутри лежали перчатки для свадебного торжества. Белые, шелковые, вышитые золотом. Буквы гласили – Э.М. Эльмира Монтгомери. зачем он отдает мне свадебные перчатки своей покойной жены?
- Теперь это твое. Со временем, ты сможешь передать их дочери или невестке. Традиция нашей семьи.
- Я не могу принять это, - захлопывая коробку, протянула обратно, - Я не могу занять место вашей покойной дочери, пусть и выхожу за Хьюго. Вы не обязаны этого делать.
- Возьми. Я настаиваю.
Еще на первых ступеньках я заметила родителей. Они стояли совсем близко с Хьюго, неотрывно смотря на меня. Мне полегчало. Хотелось позвать отца, поднять и спуститься как полагает традиция. Однако я продолжила спускаться под руку с Уолтером. Это было частью чего-то важного, о чем я спрошу позже у родителей. Они не могли специально опоздать. Пусть мы не идеальная семья, но мы любим друг друга и всегда рядом.