Глава I: "Обломки"
В голове возникали образы и воспоминания, голоса и короткие, словно мгновение картинки, ничто из этого, что проецировалось в разуме Пауля, не было связано между собой какой-либо цепью, поэтому давать оценочное суждение его детской фантазии было бы глупо, особенно самому Паулю, который не был силён в самокопаниях. Иногда то, что видел Пауль прерывалось чёрной пустотой, от которой в ушах слышался противный писк, а иногда картинки шли с такой быстротой, что их невозможно было разобрать.
Пауль лежал на своей кровати в своей комнате и спал крепким сном. Несмотря на то,что где-то за столицей шли бои и были слышны далёкие, но отчётливые звуки бойни, жители Райниккендорфа не исключая Пауля спали крепко. Виной тому был полигон, который располагался практически впритык к району. Поэтому жители были привыкшими к шуму. Было уже светло, на часах в гостиной семейства Шлейермахеров, было около семи часов утра, но спали только дети. Старшая сестра Пауля, Доротея и его мать, Грета сидели на кухне и пили кофе тихо разговаривая, чтобы не разбудить Пауля:
-За последнюю наш квартал дважды попадал под бомбёжку и с каждым разом она становится всё сильнее, ты думаешь, что подвал выдержит?
-Доротея, я в этом не уверена но, каждый раз, спускаясь туда, нам даже не сыпалась на голову штукатурка, в отличие от подвала Монков. Вчера, я видела Вильгельма с Лизой и они сказали, что во вторник, когда квартал снова попал под обстрел, у них даже полки в подвале дрожали! А у нас такого нет, поэтому у меня есть кое-какие надежды.
-Мама, нельзя быть такой беспечной! А если вход завалит лестничным пролётом? Что тогда?
-Тогда мы сможем вылезти через вентиляцию, благо короб большой.
-А если и его завалит?
-Не думаю, что наш дом настолько хлипкий, да и если допустить твою версию, то в этом случае, бомба или снаряд должны попасть прямо в наш дом и вероятно, не в единичном количестве.
-Но риск есть! Бакалею герра Мюллера на прошлой неделе так и разбомбили!
-На мой взгляд, Доротея, ты слишком много паникуешь.
-Я осторожна, мама и я предлагаю уйти на запад. Ни сегодня, так завтра русские войдут в город и тогда не поздоровится всем. Мы же вместе читали о том, что они творят там, куда войдут!
-В чём то ты и права, дорогая, нам определенно нужно пересмотреть свои планы...
В этот момент Пауль открыл глаза. Полежав так не больше пяти секунд он хотел было опять зажмуриться, но муха, неизвестно откуда взявшаяся в комнате помешала ему снова отправиться в царство Морфея. Продрав руками свои цепкие, зелёные глаза, он тихонечко слез с кровати и подошёл к зеркалу, прикрепленному к внутренней стороне дверцы шкафа. От зеркала сверху откололся кусок, во время вторничной бомбардировки, поэтому, чтобы посмотреть на себя, приходилось нагнуться. Поморщившись, Пауль достал из комода расческу и нагнувшись начал расчесывать свои золотистые волосы. Зачесавшись на бок, он посмотрел в зеркало. На него смотрел обычный тринадцатилетний юноша, с острым подбородком и торчащими вверх ушами и россыпью веснушек на щеках. Удовлетворительно хмыкнув, испорченое зеркало перестало быть объектом внимания Пауля и он, тихо открыв дверь вышел в гостиную, через которую зашёл на кухню.
-"Доброе утро, мам, доброе утро Доротея!"- Сказал он.
-"Доброе утро." - Почти синхронно сказали мать и сестра.
Покопавшись в кухонном столе Пауль взял банку с грибами, зачерпнул некоторое количество оных и выложил в тарелку, сев за столик рядом с членами семьи.
-"Пауль, сегодня можешь не идти в школу." - Негромко сказала мать поправляя воротничок своей блузки.
В ответ на это Пауль усмехнулся и вымолвил:
-Да я как бы и не собирался. У нас ещё неделю назад отменили занятия из-за угроз обстрелов.
-"Но фрау Модроу сообщала лишь о неделе внеплановых каникул." - Сказала в ответ мать.
-"Правильно, но выйди из дома и посмотри на объявление висящее около двери, там написано, что занятия в учебных заведениях, массовые мероприятия отменяются в связи с угрозой обстрелов и бомбардировок."- Весело затараторил Пауль.
-"Тем лучше." - Ответила мать и вышла из кухни.
В последнее время, мать усиленно готовилась к бегству из столицы, пока её не взяли в кольцо, нужно было торопиться. Но в администрации то и дело не хотели давать разрешение на эвакуацию, апеллируя тем, что семья, якобы живёт в безопасном районе. А тем временем, линия фронта приближалась всё ближе к столице. Рассказы о зверствах русских, которые передавались из уст в уста будоражили воображение обывателей и вселяли в их души страх. Тем более, что у Греты была семнадцатилетняя дочь - Доротея. Что с ней могли сделать одичавшие солдаты, одному Богу известно. Поэтому, если русские начнут входить в район, то придётся уходить пешком, а пока возможно было добиться эвакуации на запад официальной, на машинах, можно было и потерпеть эти неприятные мысли, да и Грета научилась их быстро отгонять от себя.
Муж Греты, Франц был на фронте с 1942 года, до недавнего времени семья получала письма от него, но с февраля эта тенденция прекратила своё существование. Стало очень тревожно, что могло случиться с ним? Неужели убили? Неужели попал в плен? Что с ним? Что с ним?! Однако, похоронку они не получали, посему надежда, что муж жив ещё теплилась в душе бедной женщины.
За потрескавшимся и пыльным окном всё так же раздавались приглушенные и далёкие звуки боя, к которым жители столицы давно привыкли. По городу были расставлены противотанковые ежи, разложены мешки с песком и юные помощники ПВО Люфтваффе с зенитными орудиями имели место быть в каждом квартале. В начале войны, не допускалось брать на службу инородцев, даже норвежцы и датчане не подлежали призыву, с февраля 1945 года, в Берлине присутствовали отряды ПВО, состоящие даже из русских подростков, местные сильно удивлялись, почему с трибун и газетных заголовков пишется одно, а на практике в армии уже служит довольно таки внушительное количество бывших советских граждан. Вид у них был конечно не ахти, но не в плане обмундирования. А в плане их тяжёлого взгляда. Даже офицеры Вермахта не могли долго смотреть им в глаза, столько там было безысходности, боли, страданий и страха, что окунувшись в этот взгляд можно было утонуть там, лишившись разума на веки. Они ни с кем не говорили, даже друг с другом они общались односложно и нехотя. Что творилось в головах этих мальчишек, можно было только догадываться.
Шёл конец марта 1945 года, улицы заполонили люди в военной форме. Столица готовилась к обороне. К жестокой битве.