счастье в тебе
В ушах звон, а перед глазами проносятся яркие вспышки на фоне кромешной темноты, словно фейерверки в ночном небе. Скулу жжет, щиплет, что-то теплое и липкое медленно течет по щеке, собираясь на подбородке. Чонгук сидит коленями на асфальте, усыпанном разбитым стеклом, что впивается в оголенную кожу. Боль не ощущается. На пыльный асфальт капают густые капли крови, сверкающие рубинами в свете яркого пламени. Чонгуку кажется, что он не дышит, а сердце в груди не бьется. Жизнь замерла, поставленная кем-то на паузу. На языке привкус гари, собственное тяжелое дыхание наконец слышится, словно сквозь толщу воды. Чьи-то нежные теплые руки касаются чонгукова лица и приподнимают вверх. Альфа заглядывает в глаза напротив, вырываясь из пучины тьмы. Тэхен... В его больших глазах, полных страха и безграничного волнения, слезы застыли. — Тэхен, — хрипло шепчет Чонгук и тянет руку к лицу омеги, оглаживает большим пальцем нежную щеку, убеждаясь в его реальности. Тэхен жив и здоров. Цел и невредим. Сидит напротив него, бегает взглядом по чонгукову лицу, растерянно и неосознанно льнет щекой к его теплой ладони. — Чонгук... Тэхен оказывается в крепких объятиях, он жмурится, тихонько всхлипнув, и расслабляется в руках альфы, обнимает в ответ, утыкаясь носом в его плечо. Чонгук прижимает омегу так, словно тот сейчас исчезнет вмиг, а в его руках останется лишь пыль. Он чувствует выравнивающееся сердцебиение своим телом и успокаивается сам, вдыхая легкий цветочный аромат, смешавшийся с проклятой гарью. — Я думал... — говорит Чонгук, сглотнув ком в горле и заглянув в глаза омеги, — что это ты там... и твоя машина... — Я в порядке, со мной все хорошо, — шепчет в ответ Тэхен, чуть отстранившись и разглядывая лицо альфы. — А вот ты... — омега быстрым движением стянул с головы бандану и, сложив ее, аккуратно коснулся кровоточащей скулы Чонгука, стирая кровь и прикрывая рану. — Это ерунда. Нам надо валить отсюда, пока копы не подъехали, — говорит Гук, поднимаясь на ноги и помогая встать Тэхену. — Но где твоя тачка? — Там, за ней, — Тэхен указал подбородком за горящую ярким пламенем галлардо. — Я успел вовремя затормозить, когда увидел... Чонгук чуть отошел в сторону и прищурился, только сейчас замечая тэхенов авентадор, стоящий без единой царапины в нескольких метрах от галлардо. Он вздохнул и прикрыл глаза, запустив пальцы в свои волосы и слегка сжав их у корней. Страх и паника взяли верх над разумом, жестоко подшутив. Чонгук увидел разбившуюся ламборгини и принял ее за авентадор, а пламя не позволило определить цвет авто. Разум просто отключился, не дав ни в чем разобраться. Чонгук чертовски сильно испугался. Он взял тэхенову ладонь в свою, слегка сжав, и двинулся в сторону агеры. — Чонгук, куда... — Ты едешь со мной, — говорит Гук твердо, крепче сжимая ладонь омеги, чтобы даже сопротивляться не пытался. Сегодня он точно не сможет отпустить Тэхена одного, не после того, что произошло. На замену спокойствию за жизнь омеги вернулась злость на того, кто подстроил аварию. Чонгук этой ночью уснуть не сможет, зная, что Тэхен будет совсем один, и плевать, что у себя в особняке, плевать, что в этом самом особняке охрана имеется. Не сможет. — Но моя машина, — Тэхен теряется, но послушно плетется за альфой, позволяя себя вести. Чонгук достал из кармана куртки телефон и быстро набрал номер брата. После одного гудка Хосок ответил. — Чонгук? — послышался удивленный голос старшего Чона. — Тут авария, один гонщик мертв, сейчас копы понаедут, подъезжай к четвертому километру и отгони авентадор, — быстро и четко сказал Чонгук, не давая брату и слова вставить. — Я потом все объясню, — он уже собирается бросить трубку, но старший Чон его останавливает. — Стой, Чонгук-а! — торопливо говорит Хосок. — Вы в порядке? — в голосе брата явное волнение, слышится хлопок автомобильной двери. — Да, я позже позвоню, — Чонгук завершает звонок и неохотно выпускает руку Тэхена, когда они подходят к кенигсеггу. — О тачке не беспокойся, Хосок ее заберет. Садись. Тэхен кивает и повинуется, садясь на пассажирское место. Чонгук завел автомобиль и захлопнул дверцу, нагнувшись к бардачку. Пальцы внутри открытого бардачка касаются холодного металла, сжимая рукоять. Тэхен вопросительно глянул на Чонгука и перевел взгляд вниз, замечая, как в свете приборной панели кенигсегга блеснул черный металл, напоминающий пистолет. Омега прикусил губу и отвернулся, словно ничего не заметил. Убедившись, что оружие на месте, Чон закрыл бардачок и сжал пальцами руль, давя на газ. Рык агеры разносится по округе, заглушая голоса гонщиков и треск пламени, разрушающего перевернутую ламборгини. Она срывается с места и пролетает мимо, исчезая во тьме леса. Вокруг бесконечные высотки, возвышающиеся над дорогами и освещенные светом из окон, что словно звезды на небе. Блеск неоновых вывесок отражается на черном покрытии агеры, летящей через поток машин. Городской воздух, перемешанный с выхлопными газами, вливается в салон через спущенное стекло. Чонгук высунул руку наружу, держа меж пальцев тлеющую сигарету. Никотин плавно растекается по телу, успокаивая туго натянутые нервы, принося желанное успокоение. Ему это сейчас нужно, ему это необходимо. Он выпускает густое облако дыма, растворяющееся в ночном небе, и давит на педаль, разгоняясь до двухсот пятидесяти, и плевать на ограничение скорости. Тэхен прислонился к стеклу и закусил губу, разглядывая многочисленные здания, пролетающие мимо и остающиеся где-то далеко позади. Всю дорогу Чонгук молчит. Сминает пальцами кожаный руль, упрямо глядя вперед на дорогу. Челюсть напряжена, на лице желваки играют, а брови слегка нахмуренные. Он о чем-то глубоко задумывается, и Тэхен мешать не хочет. Да и не хочется что-то говорить в принципе. После случившегося тело будто сил лишилось, а глаза начинают неконтролируемо закрываться. Тэхен ничего не говорит, когда в ноздри бьет едкий запах сигаретного дыма — Чонгуку надо. Выражение его лица заметно расслабляется. Одна выкуренная сигарета помогает мыслям хоть немного собраться в кучу. Тэхен наконец сдается и прикрывает глаза, медленно уходя в царство снов под негромкое приятное рычание кенигсегга. В руке, лежащей на колене, омега сжимает свою бандану, пропитанную чонгуковой кровью. — Я понял, — слышится негромкий хриплый голос Чонгука. Тэхен мгновенно приходит в себя и поворачивает голову к альфе. — Что? — спрашивает Тэ едва слышно. — Кто-то хочет меня запугать, — Чонгук поворачивает голову к Тэхену, заглядывая в его большие глаза, отражающие свет вывесок и фонарей. — Целью был не я. И не ты тоже, — продолжает альфа после недолгой паузы и отворачивается к дороге. — Там, на дороге ты был где-то позади, а за мной только галлардо. — Что же тогда... — Тэхен слегка хмурится и вопросительно глядит на Чона, крепче сжимая в ладони кусок окровавленной ткани. — Просто галлардо оказался для шевроле легкой добычей, — заключил Чонгук, поджав губы и пожав плечами. — Я выясню, кто все это устраивает на дорогах.
🔥🔥🔥
Теплый золотистый свет торшера рассеивает мрак просторной гостиной. На настенных часах стрелка бесшумно сдвигается, указывая на час ночи. Огни ночного города пытаются прокрасться внутрь, останавливаемые шторами. По гостиной разносится тихое мычание и прерывистое тяжелое дыхание, нарушающее тишину дома.Чонгук сидит на диване, вытянув ноги и откинувшись назад. Тэхен навис над ним, устроившись меж раздвинутых ног и обрабатывая рану на чонгуковой скуле. Альфа негромко шипит, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, и прикрывает глаза, слегка хмуря брови. — Прости, — шепотом извиняется Тэхен, стараясь причинить как можно меньше боли. — Все в порядке, — шепчет Гук, облизнув пересохшие губы.Ким разглядывает лицо альфы, пока тот сидит, прикрыв глаза. Осознание того, что случилось на дороге, начинает постепенно приходить. Чонгук вернулся за ним. Тэхен четко видел его глаза, переполненные болью и диким страхом до краев. Чонгук хотел пойти за ним в огонь. Этот чертов сумасшедший альфа действительно был готов броситься за ним в пекло, наплевав на собственную жизнь. У Тэхена мурашки по коже пробегают от воспоминаний о срывающемся голосе, кричащем его имя. О глазах, в которых отражалось оранжево-синее пламя. Омега прекращает обрабатывать рану, застыв с ватным диском, впитавшим кровь, в пальцах. Чонгук, перестав ощущать прикосновения Тэхена, открыл глаза. Омега уставился на него стеклянным нечитаемым взглядом, словно превратился в статую, не моргает даже. Чонгуку показалось, что он дышать перестал. — Ты чего? — хрипло шепчет Чон, чуть подавшись вперед.Тэхен прислонился лбом к его лбу и зажмурился до боли в глазах, не давая подступившим слезам вырваться наружу. По позвоночнику прошлась легкая дрожь, когда чонгуковы пальцы коснулись затылка, плавно спускаясь вниз, поглаживая спину. Его теплое дыхание так близко, что губы щекочет. Омега прикусывает свою нижнюю губу и кладет одну руку на плечо Гука, пытаясь удержаться. Чонгук прикрыл глаза и коснулся своим кончиком носа тэхенова, вслушиваясь в едва различимое дыхание, от которого губы покалывают. Гук словно уже ощущает вкус тэхеновых губ на своих, их тепло, их мягкость. Одно маленькое движение, и они соприкоснутся. Так близко, но так далеко. — Нет... ничего, все нормально, — наконец выдыхает Тэхен, резко отстранившись и качая головой. Он начал копошиться в рядом лежащей аптечке, выискивая пластырь, словно ничего и не было секундой ранее.Чонгук проследил за омегой взглядом и вздохнул, откинув голову на спинку дивана. — Твои колени еще... — говорит Тэхен, аккуратно наклеив пластырь на скуле Чонгука.Чон поднял голову и посмотрел на свои колени с запекшимися следами крови на оголенной коже. А боли не чувствуется. — Прямо как в детстве, когда на ногах устоять толком не мог, — улыбается альфа, посмотрев на Тэхена. Омега едва заметно улыбнулся уголком губ и присел на мягкий ковер перед Чоном. — Сейчас разберусь с этим и поеду, — шепчет Тэхен, ставя рядом с собой аптечку. — Поздно уже... — Тэ, — позвал Чонгук, и Тэхен поднял голову, вопросительно посмотрев на альфу. Имя омеги из уст Чона звучит так нежно и красиво, с заботой, которую он так ясно ощутил. Она и во взгляде у него, в этих темных спокойных глазах. У Тэхена по позвоночнику мурашки пробежали, а кончики ушей отчего-то вспыхнули жаром. — Оставайся здесь, — говорит Чонгук, не сводя взгляда. — Со мной, — чуть слышно.Тэхен опустил голову и закусил губу, беря новый ватный диск. Чонгук не отводит взгляда, внимательно наблюдая за тем, как омега с особой осторожностью касается мелких ранок, что усыпали собою крепкое колено. Тэхен так и не отвечает, но Чонгук понимает, что омега никуда этой ночью не денется от него.Сна ни в одном глазу. После того, как с обработкой ран было покончено, Чонгук предложил что-нибудь посмотреть по телеку, который на деле не включал уже очень давно, чтобы немного развеяться, отвлечься от неприятных мыслей, оставшихся после прошедшего дня.Тэхен принял душ и сидел на диване в одолженной у Чонгука белой футболке, доходящей ему до бедер, и держа в ладонях стакан с теплым лимонным чаем, приготовленным Чоном. Он забрался на диван с ногами и подогнул их под себя. Рядом сидит Чонгук со стаканом остывающего кофе. Оба с особым интересом наблюдают за развернувшейся на экране сценой. Тэхен, кажется, сумел немного отвлечься, а Чонгук отвлекается на Тэхена, то и дело разглядывая идеальный профиль с чуть нахмуренными бровями и закушенной губой. — Фильмы про будущее довольно интересны, — задумчиво говорит Тэхен, глотнув чаю и не сводя взгляд с экрана. — Любопытно посмотреть на варианты того, что будет через много лет. Кроме апокалипсиса, — омега слегка морщится, даже не замечая на себе пристальный взгляд Чонгука. — Там все слишком отстойно и мрачно. Все погибают, ни намека на хорошую жизнь. — Но ведь и такой вариант будущего возможен, — подает голос Чонгук, наконец отведя взгляд от Тэхена. — Да, но все равно это ужасно, я буду верить в лучшее, — Тэхен улыбается, кидая короткий взгляд на Гука и вновь отворачиваясь к большому экрану перед собой. — Как у них, — он указывает подбородком на главных героев фильма.Чонгук ухмыляется и пожимает плечами, отхлебнув кофе.Фильм, наконец, подходит к концу, а на часах уже половина четвертого утра. Тэхен сидит с прикрытыми глазами, прижав к груди колени. Его голова накренилась набок, упав на плечо Чонгука. Альфа оторвал взгляд от экрана и посмотрел на давно уже мирно спящего Тэхена, утомленного тяжелым днем. Его губы приоткрыты, а длинные ресницы, чуть подрагивая, отбрасывают тени на скулу. Куда-то делась тэхенова золотая маска, под которой оказался невинный ребенок, на удивление не выглядящий даже на свои восемнадцать. Такой беззащитный, верящий в лучшее. Где та светская львица? Где та недоступная стерва, которая изводила Чонгука своими безумными играми на выдержку? А сейчас, кажется, Гук видит настоящего Тэхена, и это что-то волшебное.Чонгук прижимает к себе спящее тело, неся в свою спальню. Тэхен тихонько посапывает, уткнувшись прохладным носом в шею альфы и ни разу не проснувшись. Цветочный аромат идеально сплетается с чонгуковым, которым пропитана футболка, что на Тэхене; напоминает лес по утру, тот самый, который за городом, скрывающий в себе опасные извилистые дороги и неизведанные тайны, спрятанные глубоко от лишних глаз.Тэхен пахнет Чонгуком.Альфа аккуратно уложил омегу на свою постель и бережно укрыл мягким одеялом. Чон несколько минут сидит на кресле рядом, разглядывая в полумраке тэхеново лицо, вслушиваясь в тихое ровное дыхание и тихий шорох от движений во сне, затем встает и выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь.Сон все не идет, и, кажется, дело не в кофе. Чонгук стянул с себя футболку и пошел на кухню. Ночные огни медленно потухают, через открытое окно доносится шум изредка проезжающих машин и щебет ранних птиц. Чон достал сигарету из пачки и зажал меж губ. Огонек вспыхнул с щелчком зажигалки и мгновенно потух. Чонгук встал у окна, выглядывая наружу, и затянулся, прикрывая глаза. Он выпустил сизый дым, уплывающий вверх, к темно-серому утреннему небу, готовящемуся встретить рассвет, и развернулся, замечая на кухонном столе тэхенову бандану, на которой белые узоры алыми стали.
🔥🔥🔥
Джин распахнул глаза, быстро и тяжело дыша. Омега весь в поту, им пропитались простыни и подушка. Кима окутал жар, прошибаемый неприятным холодом. Знобит, все тело мелко дрожит. Джин приподнял голову, и перед глазами все завертелось, как на сумасшедшей карусели. Омега болезненно промычал и на секунду зажмурился, пытаясь остановить головокружение. Он тяжело вздохнул и открыл глаза. В заднем проходе неприятный зуд и тяжесть, словно вниз утягивающая. Джин закусил губу и приподнялся на локтях, натыкаясь взглядом на свой колом стоящий член, выделяющий обильную смазку, которой белье и простыни уже полностью пропитались. — Блять, нет, — шепчет он, обессилено откинувшись обратно на подушку и жмуря глаза.По телу мурашками возбуждение пробегает, щекоча нервы. Джин облизывает пересохшие губы и медленно приседает. Из губ вырывается тихий стон, а в голове уже ярко вырисован образ одного человека, от которого терпеть эту пытку все тяжелее. За окном уже светает, поэтому нашарить на рядом стоящей тумбе телефон намного легче. Омега притягивает его к себе и ложится обратно, тяжело дыша. Яркий свет вспыхнувшего экрана режет глаза, и омега жмурится. На часах уже половина шестого утра. Джин, пытаясь привыкнуть к яркости дисплея, не без труда находит нужный контакт и жмет на вызов, облегченно прикрыв глаза и приложив телефон к уху. — Джин-и? — слышится на том конце после нескольких гудков хриплый сонный голос. — Что-то случилось?Омега тяжело дышит, сглатывая вязкую слюну и крепче сдавливает в пальцах телефон. Этот голос вызывает в его теле бурную реакцию, и свободная рука уже бесконтрольно тянется к члену. На том конце терпеливо молчат, и Джин, давя в себе новый стон, хрипит в ответ: — У м-меня... — он шумно выдыхает и вновь облизывает губы, увлажняя их слюной, — у меня течка. — Через десять минут буду, — голос в трубке внезапно твердеет, от сонной хрипоты не остается и следа.Джин отшвыривает куда-то телефон и сворачивается клубочком, цепляясь пальцами за свои плечи. Он скоро придет, заберет боль и подарит наслаждение. Нужно лишь немного потерпеть. Но время словно назло растягивается, мучает и изводит. Омега мечется по постели, задыхается от переполняющего его возбуждения, сплетенного с болью, сил все меньше, как и терпения. Джин стянул с себя мешающие боксеры и облегченно вздохнул, избавляясь хоть от одной проблемы. Член набухший и истекает смазкой, требуя к себе внимания, и омега больше не в состоянии сдерживаться. Он прикусил губу и повалился на подушку, чуть выгибая спину и касаясь пальцами чувствительной головки члена. В этот момент в дверь неожиданно постучали, отчего Джин вздрогнул и резко убрал руку, словно его застал кто-то.Это он.Омега, кажется, уже из комнаты ощущает его безумно притягивающий запах, выбивающий остатки разума. Джин, едва стоя на дрожащих подкашивающихся ногах, даже не укрывшись ничем, поплелся открывать дверь, опираясь ладонью о стену. Зачем что-то надевать, если все равно разденут. Чем ближе любимый аромат, тем тяжелее устоять на ногах, сознание все сильнее затуманивается.Щелчок замка, и дверь распахнулась. А на пороге Намджун стоит взъерошенный. В его черных глазах дикое пламя. Учуявший яркий аромат течного омеги альфа уже начинает потихоньку терять голову. Тяжелое дыхание, крепкая грудь заметно вздымается, четко выделяясь через одну лишь серую футболку. Длинная челка спадает на лицо, придавая альфе еще более дикий вид, который Джина только сильнее заводит. Намджун оглядел омегу, цепляющегося за дверную ручку, дабы устоять на ногах, и шагнул внутрь, захлопнув за собой дверь.Не колеблясь ни секунды, он легко подхватил Джина, сразу же вжимая его в стену и вгрызаясь в пухлые влажные губы неконтролируемым жадным поцелуем. Омега реагирует сразу же, сцепляя ноги на пояснице альфы и прижимаясь к нему плотно. Он откидывает голову и прикрывает глаза, позволяя Намджуну впиться зубами в фарфоровую кожу на длинной шее. Его окончательно накрывает рядом с любимым альфой; существуют только он и Намджун, ничего и никого больше.Намджунова футболка уже оказывается где-то на полу. Он нетерпеливо зажимает Джина на всех поверхностях по пути к спальне, вырывая из омеги стоны и довольное мычание. Что-то с грохотом падает на пол, но остается незамеченным. Намджун кидает омегу на кровать и нависает сверху, расстегивая ремень и ширинку на джинсах. Возбуждение накрыло с головой, оставляя лишь дикие животные инстинкты. Джин тяжело дышит, лежа под альфой и жадно наблюдая за каждым его движением, затем приподнимается и помогает раздеться, вставая перед ним на колени и выпячивая попку. Когда Намджун высвобождает свой член из боксеров, омега облизывается голодным котенком и обхватывает толстый ствол пальчиками, прижимаясь язычком к набухшей головке, выделяющей предэякулят. Намджун сдавленно рычит и сжимает в кулаке волосы омеги, подаваясь чуть навстречу. Джин не медлит, не тратит время на игры, сразу берет головку в рот и старательно обсасывает, вбирая глубже. Альфа двигается вперед, вгоняя член во всю длину. Джин жмурится и расслабляет горло, заглатывая почти полностью. Он двигает головой, помогая себе языком, вылизывающим тонкую кожу, увитую сетью чуть выпирающих венок. Еще несколько движений, и омега отстраняется, довольно облизываясь. Намджун вновь притянул его к себе, садясь коленями на кровати и усаживая к себе Джина. Раскрасневшиеся сладкие губы вновь оказываются в плену губ альфы. Омега запустил пальцы в его волосы и чуть сжал, в нетерпении ерзая задницей на возбужденном органе. — Намджун... — дрожащим голосом шепчет омега в губы Кима, тяжело дыша и прикрыв глаза. — Я хочу тебя, хочу в себе...Намджун посмотрел на омегу и мягко поцеловал, чуть отстраняясь. — Сейчас, детка, потерпи немного, — прошептал он хрипло и поднял с пола свои джинсы, достав из заднего кармана презерватив и разрывая его упаковку зубами.Джин утыкается лицом в изгиб его шеи и прикрывает глаза, пока альфа возится с презервативом. Конечно, так нужно, так безопаснее, потому что без этого им нельзя. Джин это понимает, но внутри что-то ковыряет, будя неприятные чувства, которые тут же рассеиваются, когда альфа касается своими губами плеча и укладывает на кровать.Его вновь окутывает возбуждение, которое никуда вовсе не делось, все лишние мысли отбрасываются в дальние уголки сознания. Джин широко раздвинул ноги и потянул на себя альфу. Намджун одним глубоким толчком наполнил омежье тело, вырывая у Джина громкий стон долгожданного наслаждения. Не медля, альфа начал набирать темп, ускоряя свои движения. Джин сцепил ноги за его спиной и откинул голову, выгибаясь по-кошачьи, подставляясь ласкам, что дарит Намджун. Он двигается навстречу, болезненно кусая губы. Температура в комнате словно на несколько градусов повысилась. Звук хлюпающей смазки наполняет помещение, разбавляясь стонами и тяжелым дыханием.Альфа срывается на грубые размашистые толчки, не имея больше сил сдерживаться. Внутри словно лава бурлит, желая скорее извергнуться. Звонкие сладкие стоны омеги ласкают уши и только подталкивают на то, чтобы быть грубее. Джину нравится, когда так. Контроль теряется. Намджун жадно втягивает в себя сладковатый аромат омеги, как новую дозу тяжелого наркотика, к которому не привыкнуть — каждый раз, как первый, от него кайф крышесносный, к такому не подготовиться. Он выцеловывает каждый сантиметр гладкого влажного тела, оставляя свои следы, резко контрастирующие с белоснежной кожей. Он — свои, а Джин — свои; алые, почти кровавые следы от ногтей на широкой крепкой спине. Посильнее, побольнее, чтобы надолго, чтобы Намджун помнил о них в следующий раз, играя в обычного друга перед близкими друзьями, перед всем миром и перед самим собой. В друга, который просто помогает облегчить тяжелые моменты в жизни Джина, приходя и трахая дни и ночи напролет, пока чуточку лучше не станет.В друга, в которого Джин влюблен безмерно.И за это ненавидит себя, потому что глупо это, чертовски глупо.Но сейчас он прогибается под Намджуном, стонет в голос, не стыдясь самого себя, своей сознательной стороны, забившейся в угол и наблюдающей оттуда с упреком; не стыдясь соседей, которые наверняка теперь уже не спят и все прекрасно слышат. Плевать как-то, потому что он сейчас с ним, в нем; наполняет целиком, съедает и выпивает, как что-то самое вкусное и самое сладкое в этом мире. Не насытиться.Джин жадно хватает воздух ртом и подмахивает бедрами навстречу, глубже насаживаясь на член. Намджун двигается в нем резкими и грубыми толчками, попадая точно по простате, отчего омега стонет громче и слаще, выкрикивая его имя и прося еще. Джин сжимается на момент и изливается себе на живот, так и не прикоснувшись к собственному члену. Что-то, отдаленно напоминающее облегчение, накрывает слегка, дыхание немного выравнивается, а глаза сами собой закрываются. Но это ненадолго, совсем скоро накроет новая волна, и так по бесконечному кругу. Спустя еще несколько глубоких толчков Намджун кончил и, тяжело дыша, покинул тело омеги, стянув резинку. Он связал ее и бросил на пол, бережно притянув к себе обмякшее тело Джина. Омега уложил свою голову на крепкую грудь альфы, прямо там, где вытатуирован красивый гордый орел, давно изученный Джином во всех деталях. Он устало прикрыл глаза и, оставив на влажной груди короткий поцелуй, прижался ближе, проваливаясь в сладкий сон.Сейчас он не будет бояться проснуться и не обнаружить рядом Намджуна, не ощущать его тепла рядом и дыхания на своей оголенной коже. Намджун его не оставит, не сейчас. Не в ближайшие несколько дней.Джин ненавидит. Но в эту секунду, находясь в родных объятиях, что-то, что люди называют счастьем, окутывает его своим приятным теплом и любимым ароматом, что уже под кожей у него давно.
🔥🔥🔥
— Юнги-я, дорогой, положи Хосоку торта, — русоволосый омега сорока лет тепло улыбается Мину, сцепив тонкие длинные пальцы на своих коленях, укрытых пледом.Обед на свежем воздухе проходит на заднем дворе маленького, но уютного дома, где родился и вырос Юнги. За небольшим круглым столом собрались только самые близкие. Хосок сидит между папой своего омеги и самим Юнги, а напротив — омега, живущий по соседству с семьей Мин, ставший уже почти что частью этой маленькой семьи.Летнее солнце не печет, а приятно греет, идеально сочетаясь с легким свежим ветерком, колышущим белоснежную скатерть, которой укрыт стол. По нежно-голубому небу плавно проплывают пушистые облака, иногда перекрывая солнце и создавая временную тень. — Благодарю, — Хосок тепло улыбается старшему омеге. Юнги положил альфе кусок шоколадного торта и мило улыбнулся, подмигнув, чтобы увидел только Чон. — Хосок-а, — старший омега поправляет плед на своих коленях и чуть поворачивается к альфе. — Ты знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты помогаешь моему сыну, ведь сам я не в том состоянии... — Не стоит, Енджун-щи, — Хосок покачал головой, чуть хмурясь и глядя на папу Юнги. — Я очень люблю вашего сына и готов сделать все, лишь бы он был в порядке. Не беспокойтесь о нем.Юнги прикусывает губу и берет стакан с апельсиновым соком, торопливо отпивая, чтобы скрыть смущение. И вот снова они о нем и о бесконечных благодарностях. Енджуну очень нравится Хосок, в его глазах он — идеал альфы, лучше не найти. И Юнги с ним согласится, потому что таких альф он никогда не встречал. Хосок смог стать не просто любимым человеком, но и другом, и даже родителем.Отец Юнги умер от инсульта семь лет назад, а спустя еще два года Енджун из-за травмы на работе больше не смог встать на ноги. Было тяжело, Юнги был слишком мал, чтобы зарабатывать, поэтому семья спасалась государственными выплатами. Гроши, но на жизнь хватало, приходилось во многом себя ограничивать. Маленький Юнги делал для своего родителя все, забывая о самом себе. Однажды, находясь в полнейшем отчаянии, когда выплаты урезали ровно на половину, а цены на необходимые лекарства взлетели до небес, Юнги решил, что должен заработать деньги любой ценой. Что мог делать двенадцатилетний ребенок, чтобы суметь обеспечить свою маленькую семью?Одной поздней ночью он вышел на улицу, с твердой уверенностью шагая в сторону ближайшего бара, по слухам полного пьяных и опасных альф. Глупый маленький омега думал, что за его работу ему заплатят. Юнги себя ненавидел, ненавидел всех и все, проклиная несправедливую жизнь, но лучшего варианта не мог придумать, чтобы спасти своего любимого и единственного родителя.Словно сама судьба привела Юнги к черной дыре с неоновой фиолетовой вывеской. Перед баром намечалась очередная гонка, повсюду разнообразные спортивные машины с различными принтами и тюнингом, громкая музыка и веселящиеся люди, делающие ставки. Омега смешался с толпой и стал зрителем невероятной гонки.Поздней ночью Юнги бежал домой, зачарованный увиденным на дорогах ночного города. На лице улыбка, не появлявшаяся уже очень давно, в груди сердце бешено бьется, а по телу адреналин разлился. И вот он уже стоит на заднем дворе своего дома, отпирая замок гаражной двери, которую не открывали после смерти отца.Юнги изучил отцовский додж челленджер, разбирая и собирая, пока не научился делать это с закрытыми глазами. Оттюнинговав додж всеми доступными и возможными способами, в тринадцать лет он впервые поехал на уличные гонки, чтобы зарабатывать деньги, а не быть простым зрителем. Он гонял и учился, обманывая папу, что раздает листовки, получая за это деньги. Вскоре тайна раскрылась, но Енджун так и не смог запретить сыну то, в чем он нашел свою жизнь. — Ты хороший молодой человек, Хосок-а, — Енджун улыбается уголками губ, чуть щурясь от лучиков солнца. — Енджун-а, ну ты совсем засмущал его, — по-доброму смеясь, говорит Сонмин. — Разве я не прав? — Енджун вопросительно вскинул брови и посмотрел на соседа, переводя взгляд на сына. Юнги пожал плечами и улыбнулся, ковыряясь вилкой в своем кусочке торта. — Мне это очень приятно, — Хосок улыбнулся и кивнул. — Вот видишь, — старший омега ухмыльнулся Сонмину и положил ладони на ручки инвалидной коляски, вновь обращая свое внимание на альфу. — Хосок-а, я знаю, что тебе приходилось посещать родительские собрания Юнги... — П-а-ап, — вымученно тянет Юнги, закатив глаза. — Серьезно? — Не перебивай, малыш, — Енджун кинул на сына строгий взгляд, и покачал головой. — Я просто хочу знать, как у тебя дела в школе, от тебя ведь не добьешься подробностей. — Оу, знаете, — начал Хосок, довольно улыбнувшись и словив на себе испепеляющий взгляд Юнги. Омега едва заметно качает головой, предупреждая этим молчать альфу. — О Юнги учителя очень хорошо отзываются, — альфа кивнул в подтверждение своих слов, строя на лице серьезность. — Он не прогуливает, — ложь. Юнги медленно прикрыл глаза, сложив руки на груди и откинувшись на спинку плетеного кресла. А Хосок забавляется, наблюдая за реакцией своего омеги. Енджун же хмурит брови и внимательно слушает, коротко кивая, удовлетворенный услышанным. — Не опаздывает никогда, — снова ложь. Юнги опаздывает, и по большей части из-за Хосока. — Учится на твердые четверки, хотя и пятерки бывают, — ложь, ложь, ложь. У Юнги за семестр ни одной пятерки, и от силы три четверки. Омега за спиной довольного своим сыном Енджуна чуть заметно хмыкает, а Хосок все не унимается: — Юнги хороший ученик, он и с экзаменами с легкостью справится, я в этом не сомневаюсь, — альфа улыбается широко, поглядывая на Юнги. Енджун посмотрел на своего сына, и Юнги пришлось выдавить из себя улыбку, согласно кивая. — Юнги-я, ты у меня умница, — говорит старший омега, погладив сына по белоснежным волосам и мягко улыбнувшись. — Я горжусь тобой. — Спасибо, пап, — промямлил Юнги, искренне улыбнувшись папе. Хосок наколол на вилку кусочек торта и отправил в рот, с наслаждением прожевывая и наблюдая за Юнги.Уютный обед под увлеченные разговоры плавно близится к вечеру, солнце опускается все ниже, словно магнитом притягиваясь к горизонту. Енджун с легкой улыбкой на лице наблюдает за беседой, наслаждаясь компанией своих близких людей. Сейчас он не чувствует себя одиноким; сейчас он полон счастья, которое видит в своем улыбающемся сыне, сидящем рядом. Счастлив Юнги — счастлив Енджун. Он мысленно благодарит каждого, кто присутствует здесь, а в тепло-карих глазах, что точно как у Юнги, бесконечная радость и доброта, любовь, которая не дает упасть в бездну, на грани которой он так много лет балансировал. Теперь все хорошо. — Может, еще чаю? — спрашивает Сонмин, изогнув бровь и уже собираясь встать, чтобы сходить на кухню. — Мне уже хватит, благодарю, — Хосок с вежливой улыбкой отказывается, покачав головой. — Юнги-я, а как насчет тебя? — Сонмин склонил голову, слабо улыбнувшись. Юнги, погруженный в какие-то свои мысли, запоздало посмотрел на старшего омегу и отрицательно помотал головой, поднимаясь со своего места. — Ну как хотите, а мы с Енджуном еще по чашке выпьем, правда? — Сонмин подмигнул старшему Мину, получая в ответ твердый кивок и улыбку. — Никогда я столько чая не пил, как с тобой, Сонмин-а, — хихикнул Енджун, подкатив коляску ближе к столу.Хосок наблюдает за тем, как Юнги идет к гаражу, перед которым стоит его порше. Омега останавливается и закусывает губу, топчась перед дверью, словно не решаясь открыть. Он вздыхает и поднимает голову к небу, на котором рассыпались золотистые лучи солнца, окрашивающие собой редкие облака. Ближе к вечеру ветерок становится прохладнее и сильнее, трепля челку Юнги и открывая лоб. Он на миг прикрыл глаза и шагнул вперед, отпирая гаражную дверь. Омега почувствовал за спиной родное тепло и повернул голову к подошедшему Хосоку, слегка улыбнувшись и поворачиваясь к доджу, стоящему во мраке гаража. Оттуда видна лишь его передняя часть, освещенная заходящим солнцем. — Почему ты не сказал папе правду? — тихо спросил Юнги, обнимая себя за плечи и разглядывая свой старый добрый додж, напоминающий груду металла, а не полноценную машину. — Я сказал ему то, что он хотел услышать, зачем его расстраивать? — Хосок пожал плечами и присел на капот порше, сложив руки на груди. — Юнги, я сделал это, чтобы ты подумал над своим поведением. Тебе нужно стать тем, о ком я говорил. Ради него, — он кивнул в сторону Енджуна и Сонмина, о чем-то беседующих негромко. — Ты такой строгий, — вздохнул Юнги, присев возле альфы и устало опустив голову на его плечо. — Я бы врезал тебе сейчас, если бы мог, — он слегка хихикнул и закусил губу. — Ты же знаешь, чем это кончится, малыш, так что даже думать не смей, — говорит с легкой улыбкой Хосок, приобнимая омегу и притягивая ближе к себе. — Слушай, почему ты додж не отдашь Намджуну? — спросил он, кивнув подбородком в сторону челленджера. — Он бы сделал из него конфетку. — Не хочу, это будет уже другая машина, не моя, не моего отца... — Юнги прикрыл глаза и обвил руками торс Хосока, прижимаясь плотнее и кутаясь в его тепле. — Хорошо, малыш, как скажешь.Хосок чмокнул омегу в макушку и зарылся носом в белоснежные волосы, вдыхая любимый запах. Юнги без Хосока нельзя, как и Хосоку без Юнги. Этот омега — его островок спокойствия и сумасшедшего буйства в одном флаконе. Он его день и его ночь, он собрал в себе все противоречия, что так сводят с ума альфу. И, кажется, Хосок этого омегу никуда из своей жизни не отпустит.Потому что любит так, как никого и никогда.